— Ваша страна маленькая, поэтому я никогда не слышал о таком царе.

— Стыдно, господин атаман. Моя страна не такая уж и маленькая. Во всем виноват самаркандский эмир Тамерлан. Три века назад он вторгся в Грузию и предал мою прекрасную страну огню и мечу. Грузия распалась на три царства: Карталинское, Имеретинское и Кахетинское, но распад этот преходящий, Грузия вновь станет большой страной. Вы разве не знаете, что совсем недавно ваш император Петр Первый готовил вместе с моим отцом поход на нашего извечного врага Персию и хотел наше Кахетинское царство воссоединить с двумя остальными?

Каин усмехнулся.

— Я что, член государственного Сената? Где уж нам лапотным мужикам, лихим разбойничкам, о державных делах смекать.

— Простите, я забыла, с кем разговариваю. Но только знайте, господин разбойничек, что Московия очень дружна с Грузией. Мой отец говорит, что настанет время, и Грузия неизбежно войдет в состав России[116]. Думаю, что регент Бирон не случайно пригласил царственную семью в Петербург. Возможно, он намеревается породниться с Вахтангом Шестым, а вы сорвали судьбоносный акт.

— Ха! Видел татарин во сне кисель да не было ложки. Вот что, милая девушка, Бог не по годам наградил тебя не детским умом, но еще раз скажу: твой отец скверно знает Бирона. Это не тот человек, с которым следует заводить родство. Он погубит тебя, как погубил уже многих княжеских дочерей.

— Я не верю вам. Вы далеки от межгосударственных дел, а поэтому настоятельно прошу вас отпустить меня и дать надежное сопровождение до столицы, иначе регент Бирон накажет вас.

Каин не просто рассмеялся, а звучно расхохотался.

— Развеселила-таки ты меня, царевна. Я дам тебе сопровождение, человек эдак пятнадцать, но через час тебе и ад покажется раем.

— Не говорите загадками, господин атаман.

— Как прикажешь, ваше высочество. Тебя скопом изнасилуют, а затем выбросят в Волгу на корм рыбам. Благодари Бога, что оказалась в моей каюте, а не в трюме вместе с крысами.

— Вы… вы грубый человек, и все ваши люди заслуживают виселицы.

— Твоя правда, царевна. Виселицы нам не избежать, а перед этим ноздри щипцами вырвут, на щеке каленым железом выжгут слово «вор», а на дыбе кости переломают.

— Вы говорите жуткие вещи. Зачем же вы разбоем занялись? Уж лучше бы занимались земледелием.

— Под ярмом бар? Кнут, голод, за малейшую провинность вся та же дыба? Шутить изволите, ваше высочество. Уж лучше недолгая воля, чем под барином с голоду пухнуть. И давай закончим никчемный разговор.

— Закончим… Но скажите, господин атаман. Что вы собираетесь со мной делать?

Каин поднялся с лавки, близко ступил к озабоченной царевне и, посмотрев ей прямо в глаза, спросил?

— О Стеньке Разине слышала?

— Слышала. В моей Кахетии знают о больших русских государственных преступниках.

— Ай да Разин! На весь мир прогремел. Молодец, Степан Тимофеевич.

— К чему вы вспомнили известного преступника?

— Ошибаешься, царевна. Разин — не преступник, а защитник обездоленного люда. Впрочем, тебе царевна, этого не понять… Что же касается тебя, то поступим как с персидской княжной.

Глаза Каина при последних словах были насмешливы.

— Что вы имеете в виду, господин атаман?

— Поступлю, как Степан Разин. Весной он приплыл на восточный берег Хвалынского моря, погромил трухменские улусы[117] и встал на Свином острове. Летом на струги Разина напал персидский флот, но потерпел полное поражение.

Начальник флота Менеды-хан едва спасся, а вот его сын и красавица дочь попались в плен; последняя стала наложницей атамана. Разин с огромной добычей вернулся на Волгу. На радостях Разин пировал, устраивал празднества и катался по Волге. Во время одного из таких катаний разгоряченный вином Степан Тимофеевич стал на край струга, схватил свою любовницу-персиянку и бросил ее в Волгу со словами: "Возьми Волга-матушка! Много ты мне дала злата и серебра, и всякого добра, наделила честью и славою, а я тебя еще ничем не поблагодарил!"[118]. Ситуация повторяется, милая пленница. Не хочешь быть обесчещенной ватагой, станешь моей полюбовницей.

Лейла отшатнулась от Каина.

— Не забывайтесь, господин атаман! Я дочь кахетинского царя Вахтанга Шестого. Вы и пальцем не посмеете ко мне прикоснуться.

— Это разбойник-то? — рассмеялся в лицо царевны Каин. — Будешь брыкаться, силой возьму.

— Дикарь! Порождение шакала!

— Ишь, как заговорила, горная козочка. Закрой свой прекрасный рот, иначе в него болт[119] вобью!

Иван сорвался. Эта узница корчит из себя великосветскую даму, он же — ничтожный человек, дикарь.

Распахнул дверь каюты, гаркнул:

— Кувай! Вина атаману!

Есаул принес жбан вина, две серебряных чарки и закуску.

— Полагаю, царевна голодна. Может, что-то принести по ее просьбе?

— Мне ничего не нужно, — сухо отозвалась Лейла.

По ее рассерженному лицу Кувай понял, что царевна чем-то недовольна, да и вид атамана продолжал оставаться весьма мрачным. Что произойдет дальше, нетрудно было догадаться. Всего скорее Каин надругается над своей пленницей: не зря же он взял царевну на струг. Так думают все повольники, Каин своего не упустит.

Атаман налил в чарки вина и протянул одну царевне.

— Дикарь угощает.

— И не подумаю!

— Вино слабое, из виноградников твоего отца. Выпей и окажи честь своему тятеньке.

— Вам ли понимать о чести? — ядовитая усмешка пробежала по алым губам царевны.

— Будешь хорохориться? Советую не лезть на рожон, иначе…

Каин не договорил, чувствуя, как им начинает овладевать бешенство. Он выхватил из ножен шашку, сорвал с головы царевны кисейную чалму и круглую шапочку, усеянную мельчайшим жемчугом.

По плечам пленницы рассыпались густые, шелковистые, темно-русые волосы, что сделало лицо царевны еще прекрасней.

Каин захватил волосы в горсть и прикоснулся к ним острым лезвием шашки. Царевна, что было сил рванулась от атамана, но она не сдвинулась и с места от железной руки.

— Решай, девка, иначе красу и честь твою вмиг порушу. И не дерзи! Еще одно твое злое слово — и лишишься головы.

— Лучше убей меня! Убей!

Каин скрипнул зубами, а затем вложил шашку в ножны, вышел из каюты, а затем прошел к кормчему.

— Слышь, Митрич, далече ближняя пристань?

— В двух верстах, атаман. Лысково.

— Что за город?

— Сам по себе городишко невелик, стоит на крутояре. Народишко незначительным промыслом занимается: отливкой почтовых колокольчиков, деланием крестьянских пуговиц, запонок, наперстков и прочей мелочью.

— Кто шишкой в городе?

— Городовой приказчик.

— Причаливай.

Митрич пожал крутыми плечами.

— Прости, атаман. Артель в крепком подпитии, да и брать в Лыскове особо нечего.

— Причаливай! — прикрикнул Каин.

Через полчаса струг стоял у пристани, на которой оказался судовой смотритель в синем мундире.

Каин, отстегнув шашку, сошел по сходням к чиновнику, представился:

— Купец первой гильдии Степан Тимофеев. Спешно покличь, господин смотритель, городового приказчика.

— Это невозможно. Господин Чурилин сверх меры занят. Если у вас, господин Тимофеев, есть какое-то безотлагательное дело, вы должны сами обратиться к Городовому приказчику.

— Дело государственной важности, господин смотритель. На моем суде находится царевна грузинского царя Вахтанга Шестого.

— Как, каким образом? — оторопел чиновник.

— Долго сказывать. Сообщу лишь одно, что нам удалось захватить царевну у лихих людей. Все подробности — приказчику. Поспешите!

— Но…

— Промедление может стоить вашей головы.

Смотритель торопливо начал подниматься по крутой лестнице, выходящей на берег, а Каин вернулся в каюту.