Не зря американцы в теории управления вывели периоды пребывания на определенной должности. Шесть лет — раньше, как говорится, так долго вообще не жили. Я пришел во власть в 1990 году из вузовской науки и вполне адаптировался. Был не самым плохим администратором, мне кажется, я работал достаточно ответственно, старался выкладываться. Работа по семь дней в неделю несколько лет в очень сложных ситуациях… У меня и сейчас перед глазами и стояние перед забастовщиками и перед казаками, и вертолеты с детьми…[12] Накапливается психологическая усталость, когда надо ответить себе на вопрос: ты можешь продолжать по-прежнему работать или нет? Бывают моменты, когда человек должен принимать такое решение. Ну что же, мы должны провожать человека, когда уже надо от него любыми путями избавляться? Это же ненормально. Если бы я начал себя уговаривать, я бы начал, извините, халявить, сидеть, что называется, в кресле. Этого я не хочу. Это же будет видно людям. А я не хотел бы, чтобы говорили, что Емельянов начинает цепляться за кресло.

Психологически решение было тяжело принимать. Даже многие знакомые говорили: «Ну что, мол, двинули тебя оттуда…» Ну, и определенная степень социального обеспечения, льгот, благ, связанных с руководящей должностью, — к ним тоже привыкаешь.

Кроме того, я считаю, структуры власти должны обновляться. Надо развязать руки губернатору для формирования новой команды, новых принципов управления. Та команда, в которой я работал, была сформирована в 1991-м году. Тогда в управлении существовали понятия лимитов, капвложений, поставщиков, оптовых цен — это был совершенно другой мир, основанный на социалистических принципах управления. Сегодня мы живем в другом государстве, должна быть другая структура управления, другие формы и методы. Владимиру Федоровичу предстоит серьезным образом перелопатить и поменять внутреннее содержание управления. Я не говорю, что надо менять людей, хотя и об этом надо думать. Мне кажется, что он лучше меня это понимает и исподволь к этому готовился. Просто надо по-новому подойти ко многим вещам.

Для меня интересна работа в статистике. Я сталкивался с ней как один из руководителей области, чувствовал, что здесь еще со многим надо разобраться, потому что информация о мире, который так стремительно меняется, не успевает за переменами.

Ну, и уход с поста вице-губернатора не означает, что я ухожу из политики. Чересчур большой кусок жизни уже этому отдан. Я буду заниматься недавно созданным движением «За социально-экономический прогресс и гражданское согласие». Думаю, и с администрацией мы продолжим сотрудничество, потому что власть нуждается в общественной поддержке. Если мы не будем формировать в общественном сознании идеологию общественного развития, то это сделают наши оппоненты.

Михаил Емельянов: — В последний год как-то не было времени подумать о переменах, происходящих во мне. Самые сильные личные впечатления — самолет. Став депутатом Госдумы, я каждую неделю летаю туда-сюда и еще по командировкам. В детстве я мечтал стать летчиком гражданской авиации, в школе — политиком. Избравшись в Думу, осуществил сразу две детские мечты — занимаюсь политикой и подолгу нахожусь в самолетах.

Если серьезно, то работа в Думе расширяет кругозор. Появляется не провинциальный, а государственный взгляд на вещи. Даже когда смотришь телевизор, воспринимаешь все события как их участник, понимаешь, что тебе предстоит выступать или голосовать по поводу этих событий. Это другой уровень восприятия происходящих в стране перемен.

Для нашей ростовской организации «Яблоко» самым динамичным был прошлый, 1995 год. В этом году неудачной была полоса перед президентскими выборами. Лето и осень мы потратили на то, чтобы вернуть доверие избирателей, подорванное московскими стратегами. С этой точки зрения очень важным было участие «Яблока» в кампаниях губернатора и мэра. В 1996 году ростовское «Яблоко» работало на качественный рост, мы укрепили структуру, кадры, материально-техническую базу.

Михаил Емельянов: — Да, стереотипы восприятия жителей Дона существуют. Но что касается зажиточности, то здесь мы уже утратили пальму первенства. Те регионы, где развиты добывающая промышленность и металлургия, даже те, которые мы считали отсталыми, живут сегодня лучше нас — Красноярск, Челябинск, Тюмень.

Что касается ростовского консерватизма, то у нас это скорее такой здоровый прагматизм. Я занимаюсь политикой с конца восьмидесятых, когда по всей стране была бешеная митинговая активность. И помню, как тяжело было собрать митинг в Ростове. Практически невозможно. Зато на голосовании мы давали очень большие проценты. Потому что люди прагматичные: зачем митинг? Что, надо проголосовать? Куда прийти? Ага, опустил бюллетень, как надо, и пошел по своим делам. Люди на Дону более прагматичные, более конкретные, быстрее соображают. Когда бываешь на Урале, или в Сибири, или в Поволжье, просто удивляешься, как люди там долго думают, как они не понимают простых вещей, как не делают того, что мы сделали еще 3–4 года назад, например, в предпринимательстве.

Владимир Емельянов: — Я воспринимаю среднестатистического жителя Ростовской области как человека очень предприимчивого, думающего до принятия решения, действительно со здоровой долей консерватизма. Но человека, имеющего высокий уровень собственного достоинства, может быть, даже с завышенной самооценкой. Как техасцы в Америке. В земляках есть предприимчивость, умение крутиться. Поэтому потенциал жителей Дона более высок, чем у жителей, скажем, средней полосы, не в обиду им будет сказано. Даже в жесткое плановое время были у нас всякие цеховики. Поэтому на Дону изменения последних лет хорошо ложатся на желания и умения людей. Поэтому здесь и нет особых социальных всплесков. Значительная часть России населена такими людьми, которые в большей степени сформировались как люди социалистического типа, ждущие от государства решения своих проблем. Есть и у нас такие, кто не сумел адаптироваться к новым условиям, есть серьезные социальные проблемы. Но в целом потенциал региона благодаря особому менталитету его жителей огромен. Я вообще очень люблю свой край, своих земляков.

Когда я в первый раз попал в Одессу, все хотел понять, почему об этом городе так много говорят. Ну, Дерибасовская. Вот такая малюсенькая улочка, ничего и ней особенного нет. И я себя поймал на мысли, что для меня Одесса в особую сторону ничем не выделяется. Жители там такие же шумные и нахальные, каждый раз я чувствовал себя так, как будто нахожусь в Ростове. А Минск, например, совершенно другой народ — они приятные, интеллигентные, но немножко… засушенные, я бы сказал. Да, есть на Дону особый менталитет, очень хороший для жизни. Жизнелюбивый.

Владимир Емельянов: — Мы с Мишей Емельяновым познакомились в 1990 году зимой. Тогда были народные фронты… На стадионе «Труд» и еще в каких-то местах люди забирались на грузовики и активно выступали с речами. Я себя всегда считал демократически настроенным человеком. Но на грузовики не лазил, бог миловал. А тут ради интереса я посетил несколько таких мероприятий, посмотрел, подивился энтузиазму. Это было настолько по той нашей жизни необычное явление, что оно не могло не затронуть. Как раз были выборы в областей Совет, в Верховный, в городской. Стали собираться демократически настроенные люди, молодые. Тогда я и познакомился с Михаилом. Увидел, что это очень умный, энергичный человек. Впоследствии убедился, что он сильный юрист. Когда я уже работал в администрации, то пытался создавать ряд общественных движений вокруг администрации. В общественно-политическом совете при главе администрации мы активно сотрудничали с Михаилом.

Потом мы по жизни стали чаще пересекаться. Были даже проблемы, когда я приезжаю в район, встречаюсь с людьми, а они говорят: «А мы за вас в Думу голосовали». Было и наоборот, когда Мише говорили: «Ну вы же там в администрации, ну решите этот вопрос». <…>