– Нет, – вскричал Виктор. – Мы молчим, и он это знает. Ему незачем ни видеть нас, ни “устраивать проверку”.

– Вы встречаетесь, – повторил Адамберг, повысив голос. – И тебе известно, кто это. Допускаю, что его фамилию ты так и не выяснил, но уж в лицо-то ты точно его знаешь. Опиши его, помоги мне его найти.

– Нет. Я не знаю.

– В опасности находишься не ты один, Виктор. Амадей тоже. Он же теперь в курсе дела.

– Я оберегаю его. Амадей не заговорит.

– Нет, – лихорадочно подтвердил Амадей, ему явно было не по себе.

– А остальные? Тебе на них наплевать?

– Да.

– Потому что они употребили в пищу твою мать?

– Да.

Адамберг сделал знак своим помощникам. Им пора было ехать.

– Виктор, взвесь все последствия своего молчания.

– Я уже все взвесил.

Они молча расстались с братьями – Амадей сидел, уронив голову на руки, Виктор держался прямо и решительно.

– Он не расколется, – сказал Вейренк, когда они сели в машину.

– Амадей не выдержит, – сказала Ретанкур.

– Амадей не знает убийцу в лицо.

Дождь со всей силы хлестал по ветровому стеклу.

– Хорошо, что ты не показал кости Амадею, – сказал Вейренк.

– Еще чего не хватало.

Адамберг поежился. Виной тому был либо промокший пиджак, либо на мгновение возникший образ мужской руки, которая протянула бы ему кости его съеденной матери.

– Я подброшу вас до комиссариата, – сказал он. – Но внутрь не пойду.

– Умываете руки? – спросила Ретанкур, отфыркиваясь.

– Зачем их провоцировать? Неудача изматывает, поражение напрягает. А что скажете о Дангларе? – добавил он, улыбаясь. – Как по-вашему, он мечтает сесть на мое место?

– Данглар не в своей тарелке, – убежденно сказал Вейренк. – Что-то не дает ему покоя.

– Видимо, Робеспьер, – сказал Адамберг.

Кромс умел передвигаться бесшумно. Его отец заснул еще до ужина, положив ноги на каминную решетку. Он знал, что произошло в Исландии, и оберегал его сон. Знал, что Виолетта спасла его от афтурганги, как в свое время спасла голубя[12], и его восхищение ею стало еще сильнее. Телефонный звонок, раздавшийся в 22.10, рассердил его.

Адамберг открыл глаза и взял трубку.

– Комиссар, – сказала Фруасси, – у нас новая жертва.

Адамберг встал и окончательно проснулся.

– Где? Когда? – спросил он, хватая блокнот.

– В Валлон-де-Курселе, в восьми километрах от Дижона. Он не умер, чудом спасся.

– Кто нам сообщил?

– Жандармерия Дижона. Мужчина сам объявился в центре скорой помощи, сейчас он в больнице. Убийца повесил его, но ему удалось высвободиться из скользящей петли.

– Что он говорит?

– Пока ничего. У него задета трахея, так что он останется на искусственном дыхании до тех пор, пока не рассосется отек. Но с ним все в порядке, он поправится. Он объясняется жестами и пишет, пока очень мало. Жандармы отправились на место преступления. Это произошло в гараже, куда наш убийца силой затащил свою жертву.

– Почему наш убийца? И почему не самоубийство?

– Потому что они нашли знак, нарисованный фломастером на канистре с бензином. На этот раз он красного цвета.

– Синий, белый, красный, Революция. Этот мерзавец еще и развлекается.

– Да. Жандармы говорят, что пострадавший, здоровенный мужик, ухватился за свисавшую с потолка цепь. Они нашли у него следы на ладони. Подтянувшись, он ослабил веревку, потом оперся правой ногой о стенную полку и скинул петлю.

– Как его зовут?

– Венсан Берье. Сорок четыре года, женат, двое детей, компьютерщик. Сейчас пошлю вам его фотографию. Он лежит с трубкой в трахее, то есть мало похож на себя в жизни. Но общее впечатление составить можно.

Адамберг открыл снимок на мобильном телефоне. Берье мог бы в принципе подойти под туманное описание “велосипедиста”, сделанное Блондином. Квадратная голова, правильные черты лица, недурен собой, хотя какой-то блеклый, с пустыми карими глазами, что, впрочем, объяснимо после такого потрясения. Он воспользовался телефонным номером, который Франсуа Шато дал ему на экстренный случай – “И не пытайтесь его отследить, комиссар, он записан на другое имя”, – и послал ему снимок с просьбой немедленно переслать его Блондину и Брюнету, даже если они спят.

Кромс тем временем разогрел ужин, накрыл на стол и налил два бокала вина. Адамберг кивком поблагодарил его, набирая одновременно жандармерию Дижона. Его переключили на старшего бригадира Облата, которому поручили это дело.

– Я ждал вашего звонка, комиссар. Я только что закончил допрашивать Берье, – сказал Облат с сильным бургундским акцентом. – Мы пытаемся объясняться знаками, и он немного пишет. На него действительно напали, около семи часов вечера, и затащили в гараж, где уже были приготовлены стул и веревка.

– Двери гаража взломаны?

– Он не закрывается. Там лежат только какие-то инструменты, гвозди и всякие мелочи.

– Он узнал нападавшего?

– Клянется, что нет. Говорит, это был толстяк, явно страдающий ожирением. Ростом приблизительно метр восемьдесят или чуть меньше. Он был в седом парике и в маске. Это все, что нам удалось выяснить.

– В седом парике?

– Да, а на полу, прямо под веревкой, мы подобрали прядь искусственных седых волос.

– Волосы прямые или вьющиеся? – спросил Адамберг, приступая по приглашению Кромса к омлету с картошкой, пока он не остыл.

– Я не спрашивал. Короче, толстяк, вот и вся информация. А, да. Под маской у него были очки. В общем, толстяк в очках. И в сером костюме. Ничего особенного.

– Никто не заметил неизвестную машину в… – он заглянул в блокнот, – в Валлон-де-Курселе?

– Мы расспросили местных жителей, тех, кто еще не спал. В деревне, вытащив человека из постели, вы мало чего от него добьетесь. Завтра мы разместим объявление о поиске свидетеля. При этом из тринадцати бодрствовавших никто никакой машины не заметил. Не думаю, что преступник настолько глуп, что решит припарковаться на центральной площади перед церковью. Достаточно оставить машину в стороне и войти в деревню пешком. Тут рано ужинают и рано ложатся спать, на улицах ни души.

– Толстяк в очках, пришел пешком.

– Что не упрощает дело, да, комиссар? Мы начали снимать отпечатки, но наш герой в маске и парике наверняка не забыл перчатки надеть. Предварительным следствием займемся мы, или вы заберете все себе?

– Занимайтесь на здоровье.

– Спасибо. Вообще-то Париж пытается все у нас отнять, поймите меня правильно, я ничего против вас не имею. Но вы это вы, а не Париж. Фломастер мы тоже отдаем на экспертизу?

– Не имеет смысла. А вот снимок знака пошлите мне. И фотографии с места преступления.

– Это уже ушло к вам в офис, мы же получили вашу рассылку, поэтому присматривались. Инсценировка самоубийства, подумал я, надо поискать знак. И обнаружил его на канистре. Не то чтобы скрыт от глаз, но и не слишком на виду.

– Отлично. Отправьте мне все прямо сейчас на мой личный мейл. Да, диктую. Вы обеспечили охрану пострадавшему?

– Круглосуточную, пока не поступят другие распоряжения, комиссар. Лучшая защита – это отсутствие прессы. Чтобы убийца не узнал о своей оплошности, а то еще вернется.

– Да, мы выиграем время, это правда.

– А что ваш знак обозначает? Это такая замысловатая буква H?

– Это гильотина.

– Да ну? М-да, веселого мало, надо же. Вроде той, что в Революцию была?

– Да, именно так.

– Он псих, что ли? Психованный революционер или что-то в этом роде? Или наоборот?

– Мы как раз пытаемся в этом разобраться. Ведем поиски среди членов Общества, которое занимается той эпохой. Видимо, он наведывается на их заседания и выбирает себе жертв. Но там почти семьсот членов. К тому же анонимных.

– Ну и каша, надо же! И как вы собираетесь выйти из положения?