– Ты уверен, что вывихнул ногу, когда бежал по гальке? – спросил он Вейренка.
– Уверен. Это всего лишь вывих.
– Но тебе же здорово больно, да?
– Да, – признал Вейренк.
– Ты когда упал, почувствовал острую боль? Словно в самой сердцевине кости?
– Да, через некоторое время. Наверное, я связку порвал.
Рёгнвар взял костыли и направился к Гуннлаугуру, который в одиночестве сидел перед шахматной доской.
– Знаю, чего ты хочешь, – сказал Гуннлаугур.
– Да. Позвони в аэропорт, чтобы они срочно снарядили самолет в больницу Акюрейри. Надо будет каждый час проверять его щиколотку. Если лиловое пятно вылезет за повязку, его надо сразу в самолет и туда.
– Как они взлетят в таком тумане?
– Готов поспорить, что туман не дойдет то взлетной полосы. Или не будет там таким густым. Он накрыл только Лисий остров и нас.
Гуннлаугур сделал ход пешкой и встал.
– Я позвоню им, – сказал он. – Не трогай фигуры.
Стоя за его спиной, Рёгнвар изучал шахматную доску. Потом пошел черной ладьей. Он слыл лучшим игроком на Гримсее, который, в свою очередь, является лучшим в мире шахматным островом.
Адамберг отвел Вейренка в его комнату на первом этаже, приготовленную Эггрун.
– А она? С ней что делать? – Эггрун показала на Ретанкур.
– Лучше ее не трогать, – сказал Адамберг. – Она оклемается в пять раз быстрее нас.
Эггрун взглянула на шахматный столик, как раз когда ее муж обнаружил свинский поступок Рёгнвара.
– Сейчас они сыграют ответную партию, потом еще одну, так что, – прикинула она, – мы сядем ужинать не раньше половины девятого. Можете часа три поспать.
В семь часов Рёгнвар оставил задумчивого Гуннлаугура разбираться с ловушкой, в результате которой он мог потерять ферзя, и пошел проверить щиколотку спящего Вейренка. Пока что “оно” не сильно увеличилось. Тем не менее пальцы на ноге опухли, и лиловое пятно размером в полкроны все же вылезло из-под повязки.
– Аэропорт держим в состоянии боевой готовности, – сказал он и, сев, положил костыли на пол.
Ретанкур, проснувшись полчаса назад, жестами попросила разрешения сесть рядом с ними и понаблюдать за игрой. Уголком глаза она видела, как хлопочет Эггрун, накрывая на стол. Она принесла нарезанную ломтями селедку, треску и лососину, вяленую, копченую и соленую, пиво и даже бутылку вина. Закуски всего-навсего. Этот пир горой означал, что их победоносный поход на остров афтурганги, образно выражаясь, растопил лед.
Сидя на кровати, Адамберг то и дело задремывал, но не спал. Дождавшись, когда гостиничные часы пробьют четверть девятого, он спустился в зал и помог Гуннлаугуру довести Вейренка до стола. Ретанкур присоединилась к ним, всей своей массой рухнув на стул. Выглядела она отдохнувшей. Адамберг разлил вино и поднял свой стакан.
– За Виолетту, – сказал он просто.
– За Виолетту, – повторил Вейренк.
– Ваше падение на пляже чуть нас не погубило, – сказала Ретанкур, чокнувшись с лейтенантом.
– При чем тут мое падение, Ретанкур. Меня настиг афтурганга. Рёгнвар в этом уверен. Он не отойдет от меня, пока не убедится, что гангрена мне не грозит.
– В одном он прав, – сказала Ретанкур. – На этой скале действительно нет ни души. Даже чистики не откладывают яйца на обрывах. Даже тюлени морду не высунули из воды. Я лично ни одного не видела. И не заметила никаких следов. Тем туристам очень повезло, что они сумели поймать тюленя, просто редкая удача.
Вот и подходящий момент, подумал Адамберг, все еще в ужасе от своего открытия. А с другой стороны, что, собственно, он ожидал увидеть, ковыряясь в ямках якобы в поисках следов пресловутого костра и тюленьего жира?
– Альмар мне кое-что сейчас сказал, – начал он, выкладывая на стол пять косточек, сложенных на сей раз в пустую коробку из-под пастилок от кашля. – Вот что мы обнаружили в отверстиях от колышков, – объяснил он Ретанкур, которая спала, когда Альмар пошел мыть их трофеи.
– Это кости, – сказала Ретанкур, взяв одну из них.
– Чайки, – сказал Вейренк. – Хоть что-то они нашли поесть.
– Нет, Луи, это была не чайка. А человек.
Адамберг встал в полной тишине и пошел за Альмаром в его номер. Тот только что проснулся и надевал толстый синий свитер.
– Пойдите объясните им все, Альмар. Я не помню названий, мне не поверят.
– Это ossa carpi, – сказал Альмар, показывая на свое запястье, – кости, расположенные между кистью и предплечьем. Запястье то есть. Их всего восемь. Сочленяясь между собой, они располагаются в два ряда. У вас есть листок бумаги, комиссар? Спасибо. Так вам будет понятнее, – сказал он, нарисовав на скорую руку две кости предплечья, восемь костей запястья и начало кисти. – Пястные кости, – уточнил он. – Вот верхний ряд: ладьевидная кость, полулунная, трехгранная и тоненькая гороховидная, имеющая форму расплющенной горошины.
– Красивые названия, – сказал Вейренк ровным голосом.
– В нижнем ряду трапеция, трапециевидная кость, головчатая и крючковидная.
– Вы бывший врач? – спросила Ретанкур, машинально доедая мясо.
– Я вообще-то остеопат, практикую в Лорьяне. Подрабатываю переводом. Поэтому могу утверждать, что у вас просто тяжелый вывих, – сказал он, повернувшись к Вейренку. – Вероятно, разрыв связки и ушиб плюсневой кости, но перелома нет. Это можно будет проверить, только когда немного спадет отек. Укол антикоагулянта перед вылетом и фиксирующий сапог в Рейкьявике. Об этом я позабочусь. Полтора месяца полного покоя.
Вейренк медленно кивнул, не сводя глаз с косточек, разложенных Альмаром.
– А это старые кости? – спросила Ретанкур.
– Нет. Они не могут принадлежать хозяину сушильни. Кстати, в то время в отверстиях стояли колышки. Смотрите, – сказал он, поднимая одну косточку к свету, – на ней еще заметно место прикрепления связки. На мой взгляд, им от семи до пятнадцати лет.
Ретанкур подняла светлые глаза на Адамберга:
– Я не помню, чтобы кто-то из путешественников покалечился.
– Никто и не покалечился, лейтенант.
– И что уж совсем не круто, – продолжал Альмар, – эти две кости, трехгранная и гороховидная, вставляются одна в другую. Видите? Их грани точно соответствуют друг другу. А ладьевидная, в свою очередь, идеально подходит к соседней полулунной, не оставляя зазора. Попробуйте сами.
Три косточки кочевали из рук в руки, и каждый старался собрать их воедино, словно головоломку.
Адамберг знаком попросил вторую бутылку вина. Альмар пил быстро.
– С непривычки это трудно, – сказал Альмар, забирая у них кости. – Что касается трапеции и головчатой, то они тоже друг к другу подходят. Но их верхние грани не сочетаются с нашей полулунной и трехгранной.
– Вывод? – спросил, наполняя стаканы, Адамберг, хотя уже знал его.
– Вы заказали еще вина? Тут цены зашкаливают, я же вам говорил.
– Первую бутылку Эггрун нам подарила, и я заказал вторую. Будем взаимно вежливы.
– Кстати, Брестир отдал вам пятьсот крон? Его лодка вернулась в целости и сохранности.
– Да, Альмар. Продолжайте, прошу вас. Совпадающие грани, несовпадающие грани.
– Да-да. В результате получаем два разных запястья, тут не может быть сомнений.
– Левое и правое? – спросил Вейренк.
– Нет, обе руки правые. Двух разных людей. Добавлю, – сказал он, быстро разделяя кости на две кучки, словно игровые фишки, – что это мужчина и женщина. Трехгранная, гороховидная и полулунная кости принадлежат женщине. Трапеция и головчатая – мужчине. Если они входили в ту группу, я могу вас заверить, что там произошла трагедия, и тут веселого мало.
– Что же случилось, черт возьми? – спросил Вейренк.
Альмар сделал два больших глотка.
– Ваш ход, комиссар, – сказал Альмар, подняв руки. – Я лично пас. С меня хватит.
