Он зашел на несколько минут, как раз перед обедом.

Он снова переспросил Ольвуда Честера из американского Красного Креста, и тот сказал ему, что мисс Шарп всегда была мисс Шарп, в течение всего времени, пока она работала у них, и что никто не знал ничего больше о ней.

Но если ее отец каторжник, ее мать в сумасшедшем доме, а сестра чахоточная я все-таки хочу иметь ее.

Правда ли это? Смогу ли я лицом к лицу встретить болезнь и безумие, входящие в мою семью?

Не знаю. Все, что я знаю это то, что какое бы проклятие не висело над остальными, оно не задело ее. Она олицетворенное здоровье, уравновешенность и правда. Каждое ее действие благородно и я люблю ее… люблю ее… вот!

На следующее утро она пришла, как всегда в десять, и принесла все главы книги, просмотренные и отмеченные. Так как ее отношение ко мне было холодно, насколько только возможно, то я не могу сказать, прибавилась ли к нему хоть тень презрения ко мне со времени ее последнего свидания с Сюзеттой. Может быть, Буртон сможет постепенно выяснять, что произошло между ними.

Я овладел собой и вел себя с деловой сдержанностью. У нее не было повода, чтобы обрезать меня или обеспокоиться. В двенадцать она собрала бумаги — и когда она оставила комнату, я вздохнул. В течение почти двух часов я украдкой наблюдал за нею. Ее лицо было маской, может быть, она и в самом деле сосредоточилась над работой. Ее руки заметно белеют. Думаю, их краснота была в какой то зависимости от ее брата, может быть, ей приходилось класть ему на грудь что-нибудь очень горячее. Никогда я не видел такой белой кожи, рядом с ее дешевым черным платьем она подобна перламутру. Линия ее горла напоминает мне мою очаровательную «Нимфу с раковиной», да и рот не так уж не похож на нее. Хотел бы я знать, есть ли у нее ямочка… но мне лучше не думать о таких вещах.

Теперь я решил сделать ей предложение при первом случае, когда только смогу достаточно собраться с духом для этого. Я решил даже, что я скажу. Я буду возможно деловитее и даже не скажу, что люблю ее — я чувствую, что если мне удастся обеспечить ее за собою, впоследствии у меня будет больше шансов.

Если она подумает, что я люблю ее, благодаря честности своей натуры, она может решить, что подло заключать со мной такую неравную сделку, но если она будет думать, что нужна мне только для исполнения обязанностей секретарши и игры на рояле, даже, если к моим чувствам к ней примешивается доля чего-то животного, презираемого ею, что я обещаю сдерживать, — она может почувствовать, что с ее стороны не будет ничего дурного, если она примет мое имя и деньги и не даст мне ничего взамен.

После завтрака, проведенного нами врозь, пришел Джордж Харкур и развлекал меня до четырех часов.

После длинного разговора на военные темы, мы, как обычно, перешли на Виолетту.

Она была совершенством. Она выполнила все, чего он когда-либо требовал от женщины, но все же, или, вернее, именно поэтому, она наскучила ему в то время, как новая самка без сердца и с умом кролика, страшно притягивала его.

— Как же вы поступите, Джордж?

— Конечно обману ее, Николай. Это печальная необходимость, на которую меня вынуждает мое доброе сердце.

В раздумье он курил.

Я рассмеялся.

— Видите ли, дорогой мой, нельзя быть жестокими с милыми созданиями, так что это единственный путь, ибо их ограниченная способность рассуждать не дает им возможности понять, что нет ничьей вины, когда перестаешь любить — все зависит от их собственного ослабевающего увлечения. Приходится продолжать и притворяться, пока им не наскучит самим или пока они случайно не заметят, что любовь принадлежит другой.

— Вы не думаете, что существуют некоторые, которым можно сказать правду?

— Если они и существуют, то я не встречал ни одной.

— Если бы я был женщиной, меня оскорбило бы больше, если бы мужчина счел меня настолько глупой, что меня можно обмануть, чем если бы он откровенно сказал, что не любит меня больше.

— Возможно, но женщины рассуждают не так. Вы можете доказать по всем законам логики, что это произошло потому, что они сами разочаровали вас, потому, что вы не можете контролировать свои чувства, — и все же, в конце ваших разглагольствований, вас будут обвинять в том, что вы ветреное животное и будут считать себя оскорбленной невинностью.

— Все это так трудно! — бессознательно вздохнул я.

— Что, у вас тоже какая-нибудь передряга, сынок? — сочувственно спросил Джордж. — В вашем случае с Сюзеттой деньги всегда могут все загладить — может быть, последнее время она причиняла вам неприятности?

— Я совершенно покончил с Сюзеттой. Джордж, как человек расплачивается за все свои безумства! Выходили ли вы из всех своих связей хоть когда-нибудь совершенно свободным.

Джордж откинулся в кресле, его выхоленное лицо, носящее, как правило, выражение добродушного цинизма, стало строгим и даже голос изменился.

— Николай, расплачиваться приходится каждый раз. Мужчина платит драгоценностями, деньгами, позором, сожалением или раскаянием и должен заранее рассчитать насколько то, чего он желает, стоит цены, которую нужно будет заплатить. Не рассчитывает или жалуется при расплате только безмозглый идиот. Я признаю, что для меня женщины представляют высший интерес и что общество и привязанность, покупная или иная, необходимы для моего существования. Таким образом, я покорно расплачиваюсь с долгом каждый раз.

— Как же вы расплатитесь теперь с Виолеттой, которая, по вашим словам, является безупречным ангелом?

— Я проведу несколько ужасных минут неловкости и угрызений совести и буду чувствовать себя моральным Синей Бородой. Безнаказанно я не уйду.

— А она? Ей это не поможет.

— Она слезами заплатит за то, что была достаточно слаба, чтобы полюбить меня, будет испытывать утешение мученичества — и скоро позабудет меня.

— Но не думаете ли вы, что, злоупотребляя этими вещами, навлекаешь на себя несчастье? Я думаю сейчас о Сюзетте, мне причиняет сейчас неприятности не какое-либо действие, которое она позволила себе по отношению ко мне, а можно сказать, ее тень, отбрасываемая судьбой.

— Это тоже часть цены, мой мальчик. Вы не можете украсть что бы то ни было или преступить законы человеческие, моральные или духовные, без того, чтобы вам не надо было заплатить за них, так что нечего брыкаться перед тем или скулить после. Надо как можно раньше в жизни научиться разбираться в том, что действительно стоит этого и что вы действительно желаете прежде, чем ставить себе какие-нибудь ограничения.

— Это правда.

— Теперь давайте проанализируем ваши выгоды и убытки в деле с Сюзеттой. Давайте рассмотрим сперва выгоды. В течение нескольких месяцев боли и усталости, у вас была милая маленькая подружка, которая помогла вам пережить трудные минуты. Вы не злоупотребляли ее временем. Быть другом героев войны — это ее профессия, и вы платили ей высокую цену в твердой валюте. Вы ничем ей не обязаны. Но закон решил, что мужчина не должен иметь незаконных связей, и сила этого течения или уверенности, что бы это ни было, заставляет вас заплатить какую-то цену за то, что вы нарушили этот закон. Примите и пройдите через это, а если цена была слишком высока, обещайте себе не делать больше подобных долгов. Все неприятности произошли потому, что вы не заглядывали вперед, мой мальчик. Когда я был совсем юнцом и только что вступил в батальон с Бобби Бультилем, братом Хартльфорда, произошел случай, который может иллюстрировать то, что я хочу сказать. Он сплутовал, играя в карты. Он был кузеном моей матери, так что вся семья ужасно чувствительно отнеслась к скандалу. Конечно, его сейчас же вышибли и он был окончательно кончен, а лэди Гильда Маршал немедленно же убежала с ним, бросив мужа. Она обожала этого, обладавшего бесконечным очарованием, парня. Ну вот, этого то и не стоило делать. Слишком трудно загладить даже подозрение в шулерстве. Вы видите, что он был просто безумцем. Рискуйте, но никогда не в том случае, если весы стоят под углом в сорок пять градусов.