Литмир - Электронная Библиотека

Э. Глинн

Возрождение

Роман

Эллинор Глин[1]

«Возрождение», роман

Перевод К. А. Верховской

Издательство «Ориент», Рига

Тип. «Liepājas Burtnieks»

Рига, Вальдемарская, 37

1927

-

Возрождение - cover_engl0.jpg

Elinor Glyn "Man and Maid", 1922

Возрождение - cover_engl.jpg

Аннотация

После тяжелого ранения, полученного в конце Первой мировой войны, сэр Николай Тормонд проходит специальный курс лечения в Париже. Философ и немного циник, он проводит время в обществе «дамочек» полусвета и щедро платит им за их внимание, а задумав написать книгу, нанимает секретаршу. Миниатюрное создание, тоненькая девушка в перелицованном платье, скрывает за толстыми желтыми стеклами своих очков в роговой оправе свои глаза, ум и красоту. «Незначительная маленькая мисс Шарп», как он называет ее, принимая за ничтожество, после общение с ней начинает все больше интересовать его. Какая-то тайна скрывается за ее холодными аристократическими манерами и необходимостью зарабатывать своим трудом, и эту тайну ему хочется разгадать, как хочется снова быть сильным, защищать ее и облегчить ей жизнь; дать ей любовь и все на свете, что только она могла бы пожелать. У него достаточно денег, чтобы «купить» ее согласие на фиктивный брак с ним, но как убедить маленькую, гордую, нуждающуюся машинистку в искренности своего отношения к ней и как узнать, испытывает ли мисс Шарп к нему те чувства, на которые он так надеется!

Дневник Николая Тормонда

I.

Февраль 1918 г.

Мне опротивела жизнь. Война похитила у нее всю радость, которую мог найти в ней молодой человек.

Гляжу себе в лицо, прежде, чем снова одеть на левый глаз черную повязку, и сознаю, что с моим кривым плечом и отнятой ниже колена правой ногой ни одна женщина в этом мире не сможет больше испытать какое-либо чувство ко мне.

Да будет так — я должен быть философом.

Слава Богу, у меня нет близких родственников, слава Богу, я все еще очень богат, слава Богу, я могу покупать любовь, когда она нужна мне, — что, в настоящих обстоятельствах, случается не слишком часто.

Почему люди ведут дневники? Потому, что в человеческом характере масса эгоизма. Ни для кого нет ничего более интересного, чем он сам, а дневник не может зевнуть вам в лицо, вне зависимости от того, как бы длительно ни было выражение ваших чувств.

Чистая белая страница — это вещь полная симпатии, поджидающая, чтобы запечатлеть чужие впечатления.

Вчера вечером здесь у меня ужинала Сюзетта. После ее ухода, я почувствовал себя скотиной. Она понравилась мне в среду, а после великолепного завтрака и двух рюмок бенедиктина я смог убедить себя, что ее нежность и страсть являются неподдельными, а не результатом нескольких тысяч франков. А затем, когда она ушла, я увидел в зеркале свое лицо без повязки над пустой глазной впадиной — и мною овладела глубокая подавленность.

Может быть, я такое никудышное создание потому, что я такая смесь? Бабушка американка, мать француженка и отец англичанин. Париж — Итон — Канны. Постоянные путешествия. Несколько лет наслаждения жизнью в качестве богатого сироты. Война… сражения… даже не снившийся ранее подъем духа… бессознательность… страдания… а затем?… затем, наконец, снова Париж — для специального курса лечения.

Зачем я записываю это? Чтобы потомки могли проследить нить моего существования? К чему?

Из какого-то архитектурного чувства, которое требует начала, и даже в дневнике, предназначенном только для моих глаз, начало это должно базироваться на прочном фундаменте.

Не знаю… и не хочу знать.

Сегодня к чаю ко мне придут три очаровательных создания. От Мориса они слышали о моем одиночестве и дикости. Они горят желанием выразить мне свое сочувствие и выпить очень сладкого чая с шоколадным тортом.

В дни моей юности я задумывался над тем, из чего состоит ум женщины — в тех случаях, когда у нее есть ум. Умнейшие из них, в большинстве случаев, лишены чувства логики и редко отдают себе отчет в относительной ценности вещей, но, по той или другой причине, они являются очарованием жизни.

Когда я увижу этих трех, я проанализирую их. Разводка — военная вдова, потерявшая мужа уже два года назад — третья — с мужем на фронте.

Все, как уверял меня Морис, готовы на все и в вышей степени привлекательны. Это принесет мне очень много пользы, уверял он. Посмотрим.

Ночь.

Они пришли с Морисом и Ольвудом Честером из американского Красного Креста. При виде комнаты, они защебетали, испуская, в восхищении легкие, резкие восклицания, мешая английскую речь с французской.

— Что за чудесный уголок! Что за мебель! Английская?… ну да, конечно, английская, семнадцатого века, ведь это сразу видно! Что за серебро… и как вычищено! И все такое шикарное! А отшельник такой обольстительный с его угрюмым видом. Hein![2]

— О, да, война длится слишком долго. В первый год жертвовали своим временем, но теперь, право, все устали и, конечно, после весны должен будет быть заключен мир — и каждый должен как-то жить. — Так болтали они.

Они непрерывно курили и пожирали шоколадный торт, а затем принялись за ликеры.

Они были так хорошо одеты и гибки, в эластичных корсетах или совсем без них. Они были хорошо раскрашены. Щеки нового, абрикосового тона и яркие, густо-красные губы. Окончив еду, они снова привели себя в порядок, вытащив золотые зеркальца, губную помаду и пудру, причем, разводка, даже подмазывая губы, продолжала свои старания соблазнить меня, сладострастно полузакрывая глаза.

Они говорили о театре, последних остротах, о своих «милых приятельницах», последних связях, последних страстях. Они говорит о Габриэли — ее муж был убит на прошлой неделе. Так глупо, с его стороны, в то время, как один из «друзей» Алисы из министерства мог легко устроить его на тыловой службе. Всегда нужно помогать своим друзьям, а Алиса обожала Габриэль. Но он оставил ее хорошо обеспеченной. Габриэль пойдет траур, делать нечего — война остается войной. Что же вы хотите?

— В конце концов, будет ли хорошо, если этой весной заключат мир? Приятно будет иметь возможность открыто танцевать, пить, но что касается остального?… Могут возникнуть затруднения и осложнения. Во время войны было очень хорошо… право очень хорошо! Не правда ли, милочка? Не правда ли?

Как мне говорил Морис, любовник вдовы женат, и мог все время держать свою жену на безопасном расстоянии в их имении в Ландах, но, если заключат мир, он снова должен будет вернуться в семью и жена сможет устроить ему много неприятностей из-за его связи.

Три любовника разводки будут в Париже, в одно и то же время. К замужней окончательно вернется муж. — О да, конечно, у мира тоже есть свои невыгодные стороны. Война вознаграждала за многое. О, и как еще…

Когда они, наконец, ушли, обещая вернуться очень скоро, на этот раз, чтобы пообедать и осмотреть всю «изысканную квартиру», Буртон вошел в комнату, чтобы прибрать после чая. Его лицо было маской, когда он сметал табачный пепел, попавший на старинный английский лакированный стол, на котором стояла большая лампа. Затем он вынес серебряные, наполненные окурками, пепельницы, принес их обратно уже вычищенными и, сделав это, слегка кашлянул.

— Открыть мне окно, сэр Николай?

— Сегодня чертовски холодный вечер.

вернуться

1

В книге присутствую два написания фамилии: Глин и Глинн

вернуться

2

Hein! — Да! (франц.; в конце предложения усиливает высказывание)

1
{"b":"576678","o":1}