Декабрь 1982 Танец с тенью Тридцать первого — динь-дон! Близко к полночи — сгинь сон! Я с тобой пойду — глаз в глаз — В новогодний пляс! Размахну подол — кружева! Закружи, сокол — чуть жива! Чтобы свечки — все в одну, Чтобы душеньку — всю в струну, Чтобы горюшко — в дым, в окно… Чтоб глазам темно! А глаза-то я подвела… А под сердцем-то не игла — То ресничка упала: вынь! Да снежок смахни с головы! Шитой скатертью крыт — стол, А каемочка — вся крестом, А стаканы — дзынь — наливай полней! Глянь — хвоинка на дне… Так и пей! Я с тобой глотну Новогодний лед, Я тебя втяну В танец — напролет; Это наша ночь — динь-дон! Да исполнится. Загадай сон. 31. 12. 82 «Чтобы первого января…» Чтобы первого января — О твою щеку не кольнуться, Но осанку не потерять И конвойному улыбнуться: Не жалей меня, дурачок! Громыхай, громыхай ключом! Январь 1983 «Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)…» Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!) Все старается тонкие лапки свои посчитать. Но полученной маленькой цифре он мудро не верит И сердито бормочет: не вышло опять ни черта! Он соткал чертежи, он углы вымеряет прилежно, Он решает задачу с капустой, где волк и коза. Но не верит ответу и снова шуршит безнадежно, И вздыхает: решение ясно, а как доказать? Ах ты, чокнутый гений, распятый на координатах, Чудачок-Пифагор, полоумный тюремный пророк! Подожди уползать: я поверю твоим результатам! Пораскинь вензеля, посчитай мне, пожалуйста, срок. Январь 1983 «Я с мышами и звездами говорю…» Я с мышами и звездами говорю, Я зеленую луковку полила, Я сухарь покрошу в окно — январю, А он мне узор на форточке — два крыла — Ясным сахаром насечет: Холод-хруст! И — снежинку с мятным лучом! Какова на вкус Шестикрылая? Не горчит голубым — печаль? Первый круг — не сердцу ли вопреки? Но я знаю, что ему отвечать: — Все в порядке, мастер, — Твоей руки На устах не тает печать Филигранная, и почетней нет Белых звезд на моих плечах, Вифлеемских тех эполет Удостоена — благодарю. Что как женщине — в кружевах — Ты сковал их. Пока жива — Сберегу чистейшими, — январю Обещаю. Кричат — виват! — Воробьи, чтоб мастеру не грустить. И я пью из чаши, его резьбой Изукрашенной. Он говорит: прости, Я боялся пересластить. Бог с тобой. Январь 1983
«Что календарь? Формальность бытия!..» Что календарь? Формальность бытия! Любой февраль уже сиренью дует. И прежнюю печаль на молодую Под буйную крамолу воронья Сменяет. Но приросшая — болит! Скребут асфальта шкуру. Соль земли Разметана по влажным тротуарам. Цветные сны слоятся тонким паром, А мы отвыкли радости делить. Как женщина неловкая — пакеты, Мы их роняем всей охапкой в снег! Но все равно хватает всем на всех! О, перемен прозрачная примета! О, времени веселое весло! Промокших варежек наивное тепло Впечатается в корочку сугроба, Зашмыгают иззябшие микробы, Весенние созвездья из берлог Подымут легкий запах нафталина, И Бог, слепив дитя из мокрой глины, Остатками запрудит ручеек. Февраль 1983 «Блажен Василий петушиным храмом…» Блажен Василий петушиным храмом, Блажен солдат березовым крестом, Блаженны дети странными мечтами, А дураки — исчерканным листом. Сегодня снова голубиный вечер, И дышит снег наивно и легко. Как хорошо б лишиться дара речи И пить зимы парное молоко! И видеть свет — младенчески блаженно! Но бьет глагол в гортани, но в тисках — Дыханье, но в пылу самосожженья Обуглен рот, и пепел на висках. Обломки строк — мучительнее бритвы, Истерзан лист на тысячи ладов… И только бессловесная молитва Уймет смятенье, как на лоб — ладонь. Февраль 1983 «Ах, южане — лжецы и поэты!..» Ах, южане — лжецы и поэты! Ах, горячие головы — смоль! Сквозь печаль византийского лета Проступает приморская соль. В самой лютой Сибири узнáю: По гордыне — что слезы грешны, По ресницам — что темень сквозная, По рукам — что крыла не нужны. Февраль 1983 «…И оказалось: это просто скучно…» …И оказалось: это просто скучно — Не более того. А теснота Клетушки, загородки в зале душном — Уютная, дубовая черта Меж судьями и мною — чтоб не спутать. Глаза в глаза! Ребячье торжество! Воротятся! Боятся в зале смуты? А может, мой веселый глаз жесток По-зэковски? Чтоб и во сне — за горло? Но мой разбой уже превозмогла Чеканная прадедами гордость: Что мне за дело до холопских глаз! |