Грей заполнил в записной книжке тридцать страниц своими наблюдениями и умозаключениями. Там же были две или три грубо начертанные карты Испании и несколько небрежных набросков деревьев, он сделал их, пока мысли его где-то блуждали.

   — Мы с тем же успехом могли начать со Шпанглера, — сказал Грей. — Что бы это для вас ни значило, мы с тем же успехом могли бы начать с его слов.

   — О, я могу сказать вам, до какой степени это ценно для меня, Ники.

Но Грей опять не обратил внимания.

   — Я также сделал несколько заметок о фон Калле. В действительности Шпанглер не телеграфировал фон Калле, а фон Калле не послал ни одной телеграммы Шпанглеру. Может, и были обычные интриги между Берлином и фон Калле, но Шпанглер здесь ни при чём.

Саузерленд сделал глубокий вдох. Он согнулся пополам, поставив локти на колени.

   — Я полагаю, вы понимаете, что переданное через вторые руки свидетельство Рудольфа Шпанглера, германского шпиона, едва ли является приемлемым доказательством.

   — Он не лгал, Мартин. Он мог в своё время использовать против нас Маргарету, но он не солгал мне.

   — Даже если так, как вы можете надеяться, что суд поверит...

   — Тут уже вопрос о статусе фон Калле. Шпанглер сказал, что он даже не общается с ним, если этого можно избежать.

   — Ники, послушайте меня. Шпанглер сделал карьеру на лжи, и телеграммы...

   — Фальшивки, Мартин. Телеграммы — фальшивки.

Грей вернулся к последней из тех тридцати страниц.

Она была разделена на две колонки — дни недели записывались слева, сведения о перемещениях Зелле — справа. Тут же находились дополнительные заметки об отправлении поездов из Виго.

   — Сначала меня сбили с толку, — сказал Грей. — Действительно, текст кажется несколько нарочитым, но тем не менее там такое... агент Х-21 и всё прочее... они даже правильно указали название того чёртова корабля, и про пять тысяч франков, которые она получила в Париже.

   — Что является несомненным фактом, — вставил Саузерленд. — Вы это понимаете? Она, несомненно, приняла чек на пять тысяч франков.

   — Верно. Чек пришёл от амстердамского барона. — Грей быстро вернулся к предыдущей странице. — Она также заняла несколько песет в Мадриде, но всё это не важно. Важны даты.

Саузерленд закрыл глаза руками:

   — Это долгая дорога, Ники. Что, если вы не доберётесь до конца?

   — Я уже добрался, Мартин. Вот почему мы сидим здесь. — Затем опять, внезапно захлопывая книжку: — Слушайте меня очень внимательно. Конец первой недели декабря. Мы с Маргаретой только что высадились в Виго. Вдруг без предупреждения появляется Казо и рассказывает ей некую историю о том, что она должна вывернуть фон Калле наизнанку и восстановить своё честное имя. На следующий день она отправляется в Мадрид и прибывает в пятницу — в пятницу утром, если быть точным. В тот же день она посылает фон Калле записку, и к субботе они и вправду встречаются. Теперь, конечно...

   — Ники, я понимаю, что вы были...

   — Суббота — это шестнадцатое, Мартин. Шестнадцатое декабря. Даже если она увидела фон Калле в пятницу, это было только пятнадцатое.

Саузерленд покачал головой:

   — Я не улавливаю, что...

   — Мартин, первая телеграмма датирована тринадцатым декабря. Среда, тринадцатое декабря. Фон Калле проинформировал Шпанглера об её приезде в Мадрид тринадцатого декабря, но на самом деле она не приезжала до пятнадцатого, а фон Калле не знал этого до шестнадцатого.

   — Что ж, возможно, она предварительно телеграфировала из Виго.

   — «Агент Х-21 прибыл...»

   — Тогда, может быть, фон Калле неверно проставил даты.

   — Мартин, это подстроено, сфабриковано, и вы это знаете. Против неё не могут выстроить дело законным образом, поэтому они подтасовали улики. Только они переврали даты. Передвинули события на сорок восемь часов вперёд.

Грей и Саузерленд встали и пошли, даже не обсуждая это. Они проследовали одной из тех тенистых дорожек, которые Грей никогда не отделял от Зелле. Она тоже была частью нахлынувшей тишины и ветерка, внезапно появлявшегося ниоткуда.

   — Почему вы полагаете, что ничего такого ей не приходило в голову, когда её допрашивал Бушардон? — спросил Саузерленд.

   — А вы помните, как провели тринадцатое декабря прошлого года?

Они вошли в одну из цветущих рощиц, наполненную тюльпанами и паукообразными папоротниками. Она могла бы ждать и здесь, выглядывая из-за плюща или фигурно подстриженных кустов.

   — Если вы правы, — сказал Саузерленд, — я не говорю о том, правы вы или нет... но если вы правы, что бы вы... мы... сделали?

   — Слушайте, я знаю, в данный момент ситуация всё ещё неопределённая. У нас достаточно материалов, чтобы поставить соответствующие вопросы, но пристрастный суд всё ещё может нам не поверить. Нам необходимо больше доказательств. Неопровержимые доказательства.

   — Свидетель?

   — Если возможно. Где в эти дни Данбар устраивает приём?

   — Ему предоставили апартаменты в Сен-Жермене, но он также работает и в своём номере в отеле «Континенталь».

   — И чем именно он занимается?

   — Техническим взаимодействием.

   — С Ладу?

   — По большей части с ним.

   — Кто осуществлял перехваты?

   — Их осуществляли объединёнными усилиями. Люди Ладу отвечали за практическую часть. Люди Данбара — за дешифровку.

   — Скольких людей вы имеете в виду? То есть со стороны Данбара?

   — Десять, может быть, двенадцать.

   — Вы кому-нибудь можете доверять?

   — Не уверен.

Они вошли во вторую рощицу, более тенистую, чем первая. В тени прятались поганки и длинные ростки свежего моха.

   — Должны быть и другие, кто знает, — сказал Грей. — Кто-то в комнате дешифровщиков, переводчик, даже чёртова машинистка... Если Данбар подделывал телеграмму, тогда должен быть ещё кто-нибудь, кто знает об этом.

Саузерленд вздохнул:

   — Полагаю, я мог бы проверить расписание дежурств. Может быть, мы получим ключ и узнаем, кто стоял у пульта управления. Также мне кажется, что должна быть какая-нибудь запись, хотя бы для того, чтобы восстановить последовательность событий.

   — И прикиньте, можете ли вы разузнать о Бушардоне. Он тоже явно лжёт.

Теперь они подошли к краю пруда, заросшего лилиями, по зеркальной поверхности скользили головастики.

   — Вы действительно ненавидите его, — сказал Саузерленд.

   — Данбара? Это сложнее, чем ненависть.

   — Ей-богу, я ненавижу его. Думаю, ненавидел годами. Но предполагается, что невозможно ненавидеть своего коллегу... особенно в военное время. Вот что так чертовски огорчает в деле Маты Хари. Она всё переворачивает вверх дном. Вы встречаетесь со Шпанглером, чтобы выпить с ним по коктейлю, а я выдёргиваю коврик из-под ног парижской команды взаимодействия. Всё вверх дном.

   — Не стоит беспокоиться об этом, Мартин. Игру начал Данбар, а не мы.

   — Да... кажется, так... Послушайте, если вы по-прежнему настаиваете на том, что должны увидеть Зелле, нам, вероятно, следует поторопиться.

Не ранее пяти часов дня Саузерленду удалось устроить встречу Грея с Матой Хари, но даже и тогда им дали всего пятнадцать минут. Встреча происходила в том же заднем дворе, где Зелле виделась с Мерриком. Прохладный вечер необычайно тёплого дня, и тротуар был ясно разделён синими и чёрными тенями.

С улицы вели четыре пролёта лестницы, затем ещё одна узкая лестница поднималась к воротам двора. Зелле стояла в последнем квадратике солнечного света, пробивающегося между стен. За нею в тени курил охранник. Она надела простое платье из хлопка и шерстяные носки, плотно завернулась в одеяло. Волосы были перевязаны обрывком тесьмы, выбивалось лишь несколько завитков.

Ворота оставались закрытыми, и тут никто ничего не мог поделать, но, протянув руку между прутьями решётки, Грей всё же смог обнять её.