Поклоняясь Матери богов в Гилее, колонисты уподобили окрестности своей новой родины тем лесистым местам в Малой Азии, где чтили Кибелу (Strab. Х, 3, 12; С. 469). Лукиан в «Разговорах богов» (гл. 12) изобразил Кибелу мчащейся по поросшей лесом малоазийской горе Иде в сопровождении своих спутников корибантов, гудящих в рога и стучащих в тимпаны. Наверное, ольвиополиты устраивали подобные процессии в Гилее. При свете сосновых факелов шествия и танцы сопровождались громкими восклицаниями, ударами в тимпаны, стуком кроталов, звоном кимвалов и пронзительными звуками аулосов, исполнявших мелодии во фригийском ладе (Pind. Dithyr. 70 b, 8-14; Ovid. Fast. IV, 213-215, 341-342).

Культ Кибелы, как и Диониса, частично был общедоступным, но некоторые ритуалы и празднества могли справлять лишь посвященные в таинства богини. Свою причастность к таинствам поклонники Кибелы ощущали так же, как хор трагедии «Вакханки» Еврипида (ст. 78-82):

Перевод И. Анненского

Для прояснения вопроса о святилище на Гипполаевом мысу следует привлечь записанную Геродотом (IV, 76) в Ольвии новеллу о скифе из царского рода Анахарсисе. Ольвиополиты рассказывали, как Анахарсис, посетив многие страны и стяжав славу мудреца, возвращался на родину. Во время стоянки корабля в Кизике Анахарсис стал свидетелем празднества Матери богов; он поклялся совершить в ее честь подобное празднество, если благополучно возвратится на родину. Вернувшись в Скифию, Анахарсис исполнил свой обет: он отправился в Гилею и там произвел обряды, повесив на себя изображение Матери богов и ударяя в тимпан. Один скиф увидел это и донес царю Савлию. Тот прибыл в Гилею и, убедившись в истинности доноса, убил Анахарсиса выстрелом из лука за приверженность не отеческой религии. Так, по мнению рассказчика, скифы расправляются с теми, кто воспринимает чужие обычаи.

В новелле, как и в любом фольклорном произведении, нет определенных указаний на время ее действия. Но его можно определить по косвенным данным Геродота. Через ольвиополита Тимна, доверенного скифского царя Ариапифа, историк узнал, что Савлий приходился братом Анахарсису и отцом победителю персов Идантирсу. Таким образом, Анахарсис поклонялся Кибеле и погиб примерно в середине VI в. до н. э., потому что в последней четверти этого века Идантирс уже унаследовал власть от отца и воевал с Дарием.

Наверное, поступок Анахарсиса послужил лишь поводом для его устранения как конкурента в борьбе за власть, но внешне гнев царя, вероятно, сопровождался не только расправой с родичем, но и уничтожением греческих алтарей в Гилее[364]. Возможно, скифы не раз так поступали, и об одном из таких разрушений говорится в упомянутом выше письме жреца, близком по времени сюжету новеллы об Анахарсисе.

До сих пор не уделялось должного внимания тому, что Анахарсис дал обет поблагодарить Кибелу в случае благополучного возвращения на родину. Значит, по местным верованиям, в функции этой богини входило обеспечение безопасности плавания по морю. Анахарсис оказался в милетской колонии Кизике потому, что там останавливались все суда перед выходом в рискованное плавание по бурному Понту, где часто случались кораблекрушения. Во времена Анахарсиса Понт еще нередко называли не Евксинским, а Аксинским, то есть негостеприимным[365]. Тогда корабли, направляясь к берегам Скифии, выходили из пролива Боспор Фракийский и шли вдоль западного побережья Понта мимо весьма опасного места близ фракийского города Салмидесса, там античные суда часто тонули не только в VI в. до н. э., но и в более поздние времена (Strab. VII, 6, 1).

Итак, из новеллы об Анахарсисе становится известна ипостась Кибелы – защитницы мореплавателей. Таким образом, ее покровительство всему живому распространялось не только на сушу, но и на водные пространства. Греки приписывали также подобную функцию Кабирам, культ которых был сходен с культом Кибелы, и их зачастую почитали в одном храме, например, в известном во всем эллинском мире святилище Кабиров на острове Самофракии[366], где находилось множество благодарственных даров от спасенных на море (Cic. De nat. Deor. III, 37; Diod. Laert. VI, 59), или в их святилище в Нимфее, где найдены терракоты с изображением Кибелы[367].

Гипполаев мыс отождествляется с современным мысом Станиславским. Для греков он был словно создан самой природой для помещения на нем святилища божества, покровительствующего счастливому плаванию. Ведь мыс находится на пересечении трех водных путей при впадении в лиман Буга и Днепра. Два из них, вверх по Гипанису и Борисфену, вели вглубь Скифии, и по ним осуществлялась торговля с местными племенами. Третий путь, вниз по лиману, выводил в Понт, откуда можно плыть в черноморские порты и любые пункты Средиземноморья, в том числе и в метрополию Ольвии Милет. Само очертание острого каменистого мыса напоминало эллинам нос корабля. Это сравнение, услышанное от ольвиополитов, дважды встречается в античной литературе: в «Истории» Геродота (IV, 53) и через несколько столетий – в начале Борисфенитской речи Диона Хрисостома (XXXVI, 2). Таким образом, мыс в виде носа корабля гармонировал с храмом богини, покровительницы мореплавания.

Археологам пока не удалось найти каких-либо остатков святилища на Гипполаевом мысу. По-видимому, оно обрушилось в воду из-за интенсивного размывания прибрежной полосы[368]. По той же причине сейчас нельзя разглядеть очертаний каменистого выступа, сходного с носом корабля, входящего в воды Днепро-Бугского лимана.

Геродот назвал святилище на Гипполаевом мысу словом 'ιρόν, которым историк определял не только храм, но и священный участок без здания храма (V, 119). Поэтому в переводах его передают либо как храм[369], либо как святилище[370]. Надо думать, что сначала, в VI в. до н. э., ольвиополиты оградили на мысу священный участок с алтарем. Возможно, там Анахарсис исполнил свой обет. В V в. до н. э. на мысу, скорее всего, стоял храм, и его имеет в виду Геродот. Возвышаясь на оконечности мыса, здание служило маяком для судов. В качестве аналогии можно напомнить храм Посейдона того же времени на мысе Сунион, южной оконечности Аттики. Там афиняне, выходя в открытое море, приносили жертвы владыке морей, а возвращаясь, благодарили его за благополучное завершение плавания. На храм Посейдона ориентировались корабли, державшие путь в афинский порт Пирей.

В пользу мнения, что на Гипполаевом мысу высилось здание храма, говорит ольвийское граффито V в. до н. э., в котором Мать богов названа владычицей Гилеи[371]. Ведь владыками какого-нибудь места обычно назывались божества, имевшие храмы с принадлежавшими им землями. Напомним, что на находившемся под покровительством ольвиополитов острове Левка (о. Змеиный близ устья Дуная) стоял широко известный в древности храм Ахилла. Его греки называли владыкой острова, что нашло отражение в поэзии (Pind. Nem. IV, 49), в граффито на чернолаковом лекифе первой четверти V в. до н. э., найденном на Левке[372]. и в надписях IV-II вв. до н. э. (IPE I2. 326, 672). Начиная с V в. до н. э., храм Ахилла, построенный из мраморовидного известняка, служил маяком для мореходов, следовавших вдоль западного побережья Понта[373].