Праздники Кабиров, по-видимому, восходят к древним фракийским ритуалам. Кабиры, подобно другим богам мистериальных культов, олицетворяли плодоносящие силы природы. Кроме того, на Самофракии их почитали как могущественных защитников мореплавателей, которые в древности всегда подвергались большому риску (Apoll. Rhod. I, 916; Diod. IV, 43; V, 49; Schol. Aristoph. Pax. 278).

Культ Кабиров на Березани, в Ольвии и в Нимфее процветал уже в VI в. до н. э. В Нижнем Побужье об этом известно лишь по находкам терракот[335], в Нимфее же открыто святилище Кабиров[336]. Оно существовало в VI-IV вв. до н. э. на акрополе города, и там справлялись празднества, близкие по характеру самофракийским. Это подтверждается сходным устройством самофракийского и нимфейского святилищ, имевших апсиду, священный камень и жертвенную яму. В Нимфее во время праздничных церемоний использовалась дорогая посуда. Из лучших ее образцов уцелели мраморное блюдо и чернофигурный кратер с изображением животных на венчике и квадриги на тулове сосуда. Жители Нимфея дарили в храм Кабиров расписную и чернолаковую посуду, терракоты и печати с изображениями самих Кабиров и Кибелы. Находки терракот Кибелы напоминают о том, что эту богиню вместе с Деметрой и Корой почитали в храме Кабиров на Самофракии[337]. В эллинистический период под общим названием «самофракийские боги» наряду с Кабирами чаще всего подразумевались Плутон, Деметра и Кора[338].

В Самофракийские мистерии посвящали греков из любого полиса, в таинствах участвовали мужчины, женщины и даже дети (Schol. Apol. Rhod. I, 917); например, родители Александра Македонского Филипп и Ариадна в отроческом возрасте стали самофракийскими мистами (Plut. Alex. 2). Среди приезжих, стремившихся принять посвящение, значительную часть составляли купцы и часто плававшие по морю члены экипажей кораблей. Письменные свидетельства об этом сохранились, начиная с классического периода. Феофраст (Char. 25), характеризуя труса, писал, что чуть поднимутся волны на море, трус узнает, есть ли на судне среди его спутников не посвященные в самофракийские таинства, то есть на всех ли распространяется покровительство Кабиров, и не принесут ли несчастье непосвященные. Античные авторы писали о находившихся на Самофракии многочисленных приношениях и благодарственных надписях за спасение на море (Cic. De nat. Deor. III, 37; Diod. Laert. VI, 59).

Некоторые археологические находки указывают на то, что в число посвященных в самофракийские мистерии входили жители Северного Причерноморья. Наиболее определенно об этом говорят две ольвийские надписи. Начертанная на постаменте утраченной статуи надпись III в. до н. э. гласит: «Эвбиот, сын Аристона. Эпикрат, сын Никерата поставил статую дяди, пророчествовавшего самофракийским богам» (IPE I2. 191). Мистерии самофракийских богов совершались в Ольвии под руководством Эвбиота и других жрецов. Надо полагать, что они посещали Самофракию, были посвящены в таинства и воспроизводили их у себя на родине. Здесь приносили божествам ценные дары, среди них мраморный лутерий конца IV в. до н. э. с вырезанной на нем надписью: «Антестерий посвятил Самофракийским богам» (НО. 67). Ольвиополиты, вероятно, использовали этот дорогой сосуд для омовения во время праздничных ритуалов, поскольку омовение в мистических культах играло особенно важную роль. Граффито на донышке чернолакового килика первой половины IV в. до н. э. указывает на то, что Кабиров в Ольвии чествовали одновременно с Деметрой и Корой[339], как это было принято в то время в Самофракийском святилище. Таким образом, мистерии посвящались одновременно нескольким богам.

На Боспоре найдено немало памятников, свидетельствующих о почитании Кабиров и их праздниках. Наряду с уже упомянутыми нимфейским святилищем и терракотовыми статуэтками назовем изображения Кабиров на фанагорийских и пантикапейских монетах IV в. до н. э. На первых бородатый Кабир представлен в традиционном пилосе, украшенном лавровым венком; менее определенно можно отождествить с Кабирами некоторые изображения на пантикапейских монетах[340]. Находки на Боспоре и в Ольвии железных колец возможно рассмотреть в качестве косвенного свидетельства о присутствии в этих государствах людей, посвященных в Самофракийские мистерии. Ведь мисты получали железные кольца, обладавшие магнитным действием (Lucr. VI, 1044; Plin. NH. XXXIII, 23)[341].

Какие-то торжества в честь Кабиров справляли и в Херсонесе, о чем говорит одно посвящение в их святилище. На чернолаковом килике прочерчено граффито: «Великим богам от Афинаиды»[342]; под Великими богами подразумевались Кабиры, а имя дарительницы указывает, что в праздниках, как и на Самофракии, могли принимать участие женщины.

Почитание Кибелы заимствовано греками у их восточных соседей[343]. Эллины стали называть фригийскую богиню Кибелу также Матерью богов или Великой Матерью, вероятно, из-за слияния образа этой богини с Реей, считавшейся прародительницей всех богов. Именем Кибелы называлась гора во Фригии (Her. I, 80; Strab. XII, 5, 3; С.567), там же, в городе Пессинунте, находилось ее прославленное во всем античном мире святилище. Процессии празднеств Матери богов проходили по малоазийским горам Иде и Диндиме. Поэтому греки и римляне часто называли Мать богов Фригийской, Идейской, Диндимейской (Strab. X, 3. 12; С. 469; Ovid. Fast. IV, 183, 249-250; Plut. Them. 30). Судя по надписям, первую эпиклезу употребляли боспоряне (КБН. 21) и ольвиополиты[344], следовательно, и они помнили о малоазийском происхождении богини.

Таинства Матери богов справляли на Востоке с жестокой кровавой обрядностью. Экстаз ее поклонников доходил до состояния безумия. Они наносили друг другу раны ножами, острыми камнями и черепками; некоторые доходили до самооскопления, воспроизводя эпизод священного сказания об Аттисе, юном фригийском пастухе, возлюбленном Кибелы. По преданию, он погиб, когда решил наказать себя за измену богине и оскопил под сосной самого себя (Ovid. Fast. IV, 221-244). Сосна, наряду с тимпаном и чашей, считалась символом Кибелы, и во время ее празднеств зажигали сосновые факелы (Pind. Dithyr. 70 b, 11). Скорбя о смерти юноши, богиня воскресила его, поэтому во время мистерий разыгрывались сцены гибели и возрождения Аттиса.

Греки и римляне частично изменили и смягчили жестокие восточные ритуалы, но все же эти празднества и особенно обряды посвящения вызывали у многих содрогание. В I в. до н. э. Катулл в заключительных стихах поэмы «Аттис» писал, обращаясь к Кибеле, «госпоже Диндимейских гор»: «Пусть я пребуду в отдалении от твоих чудовищных тайн и пусть твой ужас и безумие опьяняют других». Возможно, здесь отразились не только впечатления самого Катулла, видевшего в Риме подобные празднества[345], но также чувства автора той греческой поэмы эллинистического времени, которая вдохновила римского поэта.

Греки отождествляли Кибелу с Реей, матерью большинства олимпийских богов (Strab. Х, 3, 15; С.470). Вот как обращался к ней один из ее жрецов: