В римский период Херсонес, Тира и, возможно, Ольвия вводили счисление лет по своим эрам. Херсонесская эра начиналась в 25 или 24 г. до н. э. Высказывается два предположения о событии, положившем ее начало. Согласно одной гипотезе, в 24 г. до н. э. херсонеситы победили царя Асандра, пытавшегося полностью подчинить Херсонес Боспору[997]. По другому предположению, в 25 или 24 году император Август утвердил элевтерию (статус свободного города), которая была дана херсонеситам Цезарем, а затем отменена Антонием[998].

Эра, принятая в Тире, начиналась в 56 или 57 г. н. э. Это устанавливается по двум надписям II в. с датами тирской эры и ссылкой на римских консулов тех лет (IPEI2.2,4)[999]. Тирская эра начиналась, вероятно, с года дарования Римом элевтерии. Ведь надписи и монеты показывают, что римляне в I в. включили Тиру в орбиту своего политического влияния[1000].

Относительно Ольвии трудно сказать, принималась ли там местная эра. На ольвийских монетах I в. н. э. с изображением Зевса на аверсе и орла на реверсе имеются цифровые обозначения от 6 до 9. Некоторые ученые полагают, что это – даты ольвийской эры, начинавшейся в 46 г.[1001] Другие источники об ольвийской эре пока не найдены, и это заставляет думать, что в Ольвии счет лет по ее эре либо вовсе не существовал, либо велся недолго. Сохранившиеся надписи римского времени традиционно датируются только именами эпонимов, которыми в этот период были первые архонты.

Датировки по эрам не отменили названий лет по эпонимам. В Херсонесе рядом с годом называли имя жреца Девы, в Тире – первого архонта, а на Боспоре – царя. Столь подробная датировка, нередко с перечислением ряда магистратов текущего года, характерна для официальных документов, особенно для почетных декретов. Например, гераклеец Папий в 129/130 г. н. э. получил в Херсонесе проксению «в царствование Девы в 155 году при жреце Тите Флавии Ксанфе, сыне Насона, месяца Латоя, 10-го дня». Постановление Совета и Народа Тиры об увенчании некого Коккея золотым венком и рельефным изображением в 181 г. принято «за 5 дней до майских календ в консульство императора Коммода в третий раз и Актистия Бурра, а по счету тирян в 125 году при архонте Феодоре, сыне Воифа с товарищами, месяца Артемисиона, 30-го дня». В 82 г. н. э. в Пантикапее союз почитателей Зевса и Геры поставил в честь этих богов мраморную стелу «в царствование Тиберия Юлия Рескупорида... в 379 году, месяце Перитии, 20-го» (IPE I2. 2; КБН. 76)[1002].

Боспорские надписи показывают, как развивалось стремление все более точно определять время тех или иных событий не только в официальных документах, но и в повседневной жизни. Об этом свидетельствуют указания года, месяца и часто дня в надписях I-IV вв., сообщающих о постройке частными лицами молелен, храмов, склепов (КБН. 64, 335, 734, 1115 и др.) и об установке различных памятников, главным образом надгробных (КБН. 628, 656, 675, 975 и др.). Стоит отметить, что такие датированные надписи делали не только граждане, но и неполноправные жители Боспора (КБН. 710). В целом в эпиграфике Боспора чаще, чем других областях Северного Причерноморья, встречаются надписи с указанием числа, месяца и года. К настоящему времени их найдено около сотни. Это почетные стелы, манумиссии, надгробия, надписи о строительстве и восстановлении храмов и оборонительных сооружений, постаменты статуй, документы различных союзов.

Иная картина наблюдается в Ольвии. В эллинистический период, когда в боспорских надписях постоянно указывается имя правящего царя, в ольвийских декретах часто названо лишь число без месяца и даже без эпонима года, так что вскоре забывалось время издания постановления. Большие и чрезвычайно важные с точки зрения ольвиополитов декреты в честь Протогена и Антестерия датированы только двадцатым и шестнадцатым числом. Лишь в исключительных случаях (пока их известно всего два) в ольвийских надписях эллинистического времени названы имя эпонима года, месяц и число (IPE I2. 33, 35).

В римское время, когда повсюду распространилась точная датировка официальных документов, ольвиополиты указывали число, месяц и год по архонту-эпониму лишь в постановлениях Совета и Народного собрания. В надписях же коллегий стратегов, агораномов и частных лиц упоминается только эпоним года, и то далеко не всегда. Из этого можно заключить, что, в отличие от боспорян, ольвиополиты в частной жизни редко прибегали к точным датировкам тех или иных событий.

Греческие историки издавна пытались синхронизировать события, даты которых определялись по местным календарям. Боспорские историки, наряду с местной, вероятно, пользовались афинской хронологией. На это указывают главы из «Библиотеки» Диодора Сицилийского, где деяния боспорских царей V-IV вв. до н. э. датированы по афинским архонтам-эпонимам. Таким образом, история Боспора вводилась в контекст истории Эллады. Ведь благодаря политическому и экономическому влиянию Афин в античном мире их летосчисление было широко известно и синхронизировано со многими греческими календарями. Не случайно также, что события на Боспоре, датированные по афинским архонтам, приходятся на период наивысшего расцвета боспоро-афинских связей.

Начиная с трудов Эратосфена (276-194 гг. до н. э.), греческая книжная хронология по большей части строилась на датах Олимпиад. Таким образом, сохранялась идущая с глубокой древности традиция определения дат в связи с выдающимися праздниками. Имелось немало списков Олимпиад, в которых указывались разнообразные события во всем греческом мире. Наиболее полный список сохранился в «Хронике» Евсевия. Под первым годом 34-й Олимпиады (647/46 г. до н. э.) в нем названо основание Борисфена – поселения на о. Березань. Эта дата восходит к милетским документам о выводе колоний, и ее, безусловно, всегда помнили в Ольвийском полисе. В Тире и на Боспоре также хранились ныне утраченные сведения о годах основания милетскими колонистами поселений в устье Тираса и на берегах Керченского пролива. Древние милетские даты синхронизировали с местными списками эпонимов, а позже с тирской и боспорской эрами.

Итак, счисление времени в Северном Причерноморье было тесно связано с датами религиозных праздников и шло в русле развития хронологии в греческой ойкумене. В римский период жители Боспорского царства ближе всего подошли к бытующим в наше время представлениям о точной датировке события.

На страницах этой работы перед читателем прошла череда праздников, которые составляли существенную часть жизни эллинов, поселившихся на самом северном краю греческой ойкумены. Конечно, картина получилась далеко не полная, отчасти потому что автор исследования, вероятно, не сумел извлечь все возможное из относящихся к теме источников, но главным образом потому, что уцелевшие письменные и материальные памятники в состоянии приоткрыть лишь сравнительно небольшую часть этой области античной культуры. Ведь праздник воплощался в разнообразных ритуалах, сопровождавшихся пением, танцами, устной импровизацией, а они с трудом поддавались описанию в античной литературе или воспроизведению на предметах искусства.

Что касается относящихся к праздникам изображений, то большинство из найденных в Северном Причерноморье представляют импортные предметы, и потому они характеризуют вообще греческий праздник, а не его местные особенности. В литературных и эпиграфических источниках не сохранилось ни одного описания местных праздников. Их называют в надписях обычно в связи с оглашавшимися во время торжеств награждениями, либо в каталогах победителей на местных агонах[1003]. Древние авторы говорят об интересующих нас праздниках лишь вскользь в связи с другими событиями. Геродот (IV, 76) в новелле о царе Скиле упомянул дионисийские шествия на улицах Ольвии, Павел Оросий (VI, 5,4) написал о разрушительном землетрясении на Боспоре во время праздника Деметры в 63 г. до н. э., а Диодор Сицилийский (XII, 25) рассказал о гибели боспорского царя Евмела, спешившего из Синдики на праздник в Пантикапей.