Сходная по сюжету роспись украшала краснофигурный кратер из Пантикапея. От сосуда уцелел лишь фрагмент с частично сохранившимися пятью фигурами: в центре Деметра и Кора с факелом, рядом с ними Плутос с рогом изобилия, Эрот и какой-то мужчина[299]. Наверное, рисунок на этом большом кратере по числу богов и героев не уступал пелике из Павловского кургана.
Таким образом, в Пантикапее найдены три вазы, расписанные на тему Элевсинских мистерий. Все они – дорогие изделия, явно исполненные по индивидуальному заказу, и поэтому их нельзя считать случайно попавшими на Боспор среди расписной керамики, массово поставлявшейся из Афин. Вероятно, боспорские обладатели этих ваз были элевсинскими мистами, потому что, по весьма вероятному предположению К. Клинтона, сосуды со сценами Элевсинских мистерий продавались лишь посвященным в таинства[300]. Они не расставались с такими вазами и при переходе в иной мир, потому на Боспоре и в других греческих государствах подобные вазы обнаружены в погребениях.
Вазовые росписи нельзя рассматривать как непосредственное отражение действий, совершавшихся на мистериях. Художники рисовали эпизоды мифов, связанных с праздником, и придавали своим иллюстрациям некоторые черты, заимствованные из реальных ритуалов[301]. Благодаря этому можно представить одежду и украшения жрецов и жриц, большие факелы и связки мирта, которые несли мисты. Глядя на такие изображения, греки вспоминали элевсинских богов и сакральные мифы о них, а также эпизоды драматических представлений, исполнявшихся во время таинств. Картина на пелике из Павловского кургана с наибольшей полнотой демонстрирует ряд образов, проходивших перед посвященными в Элевсинские мистерии, однако мы можем в них разглядеть значительно меньше, чем видели мисты.
В дополнение к названным вазам IV в. до н. э. следует рассмотреть еще три фрагмента сосудов из Ольвии и Пантикапея. На них представлен Триптолем, один из видных героев элевсинского цикла мифов. Рассказ о миссии Триптолема не принадлежал к числу тайных, и его знали во всем греческом мире. Поэтому вазы с эпизодами мифа о Триптолеме имели гораздо более широкое распространение, чем сосуды с другими элевсинскими сюжетами. Наиболее полный их каталог (более 100 экз.) содержится в книге Г. Шварц, но пантикапейский и ольвийские фрагменты в ней не учтены[302].
Героя Триптолема почитали в основном в Аттике и вспоминали, главным образом, во время Элевсинских мистерий. Благодаря их славе во всем античном мире, имя Триптолема стало известно эллинам, жившим в разных частях ойкумены. Образ героя вырисовывался перед ними в устных преданиях, в литературных произведениях и на памятниках изобразительного искусства, исполненных главным образом в Аттике[303]. Они расходились по многим греческим городам, и некоторые попадали в Северное Причерноморье.
Сказания о Триптолеме относятся к серии мифов о наставниках человечества, которых фольклористы называют культурными героями. Подобные мифологические персонажи встречаются в фольклоре разных народов. Такие герои добывают или впервые создают для людей огонь и орудия труда, обучают охоте, земледелию и ремеслам. У греков наиболее известным культурным героем был Прометей; из мастерской Гефеста и Афины он похитил огонь, даровал его людям и обучил их ремеслам (Aesch. Prom. 442-506; Plat. Prot. 320-321 е).
Эллины считали, что Триптолем научил всех людей земледелию. В древнейших сказаниях его назвали сыном Океана и Земли (Paus. I, 14, 3). С архаического периода деяния Триптолема неизменно связывали с мифом о пребывании Деметры в Элевсине (Hom. Hymn. V, 473477). Первый урожай пшеницы, согласно мифу, Триптолем вырастил на Рарийском поле близ Элевсина. На этом поле находился жертвенник Триптолема, и там показывали ток, на котором он обмолачивал урожай. Из зерновых, возделывавшихся на этом поле, готовили лепешки для жертвоприношений (Paus. I, 38, 6-7).
Этимологию имени Триптолема можно объяснить, как «трижды воюющий» или «трижды пашущий». Благодаря второму толкованию этот герой с конца VI в. до н. э. начал играть все более заметную роль в цикле элевсинских мифов[304]. В конце VII в. до н. э., как явствует из гомеровского гимна Деметре, Триптолем не занимал еще какого-то выдающегося места среди нескольких видных граждан Элевсина, первыми посвященных в таинства и ставших жрецами на Элевсинских мистериях (Hom. Hymn. V, 473-477). Гомер дважды выделил героя одним характерным для эпоса эпитетом «хитроумный», который сразу же напоминает Одиссея, самого знаменитого носителя подобного определения (Hom. Hymn. V, 153, 474). Может быть, в дальнейшем гомеровский эпитет сыграл определенную роль при формировании предания о том, кому Деметра поручила миссию обучения людей земледелию.
В одном из вариантов мифа говорилось, что Триптолем вместе со своим братом Эвбулеем сообщил Деметре, кто похитил ее дочь, и в благодарность за это богиня дала ему пшеницу. Затем Триптолем занял в преданиях место сына элевсинского царя Келея (в гомеровском гимне царского сына звали Демофонтом). В доме Келея Деметра нашла приют во время поисков дочери; Триптолем стал ее воспитанником, и поэтому она послала его учить людей возделывать пшеницу (Apollod. Bibl. I, 32; Hygin. Fab. 147). Исполнив возложенную на него в юности миссию, герой царствовал в Элевсине; как посвященный в таинства он после смерти удостоился блаженного существования в потустороннем мире и за свою праведность вошел в число судей в Аиде вместе с Миносом, Радамантом и Эаком (Plat. Apol. 41 а).
Немногочисленные изображения Триптолема впервые появляются на чернофигурных вазах в конце VI в. до н. э.[305] К числу таких редких росписей принадлежит рисунок на фрагменте ольпы из Ольвии[306]. Там хорошо сохранилась фигура Триптолема: он сидит на троне, поставленном на колеса с крыльями, в левой руке у него пшеничный колос. Судя по аналогиям подобных росписей, перед Триптолемом стояла Деметра (сохранилась лишь часть ее гиматия), а позади колесницы находилась Кора. Вся сцена представляла момент, когда Деметра давала своему посланцу последние наставления.
Триптолем нарисован бородатым соответственно тому, как греки представляли его в архаический период. Он предстает взрослым мужчиной во цвете лет в гомеровском гимне Деметре, в орфических гимнах, приписывавшихся Орфею и Мусею, и в трагедии «Алопа» драматурга Херила, старшего современника Эсхила (Paus. I, 14, 3). Художники и скульпторы классической эпохи начали изображать этого героя безбородым юношей, вероятно, потому, что тогда уже считали Триптолема царским сыном и воспитанником Деметры. Его колесница из трона, поставленного на колеса с крыльями, превратилась сказочную двухколесную повозку, запряженную крылатыми змеями. Такую колесницу описывал Софокл в трагедии «Триптолем» (fr. 539 Nauck) и, возможно, нечто подобное показывали на сцене афинского театра. Однако, мастера краснофигурной вазописи, которые значительно чаще своих предшественников рисовали Триптолема, зачастую снабжали его колесницу только крыльями без змей.
Именно так показана колесница героя на недавно найденном в Ольвии фрагменте краснофигурного кратера. Художник придерживался давней традиции изображать героя сидящим, но внес новшество в прежнюю композицию, смело повернув колесницу на зрителя. Мы видим оба колеса с крыльями и сидящего между ними Триптолема. Его торс нарисован почти фронтально, а лицо повернуто в профиль, как на вазах предшествующего времени. Этот сложный ракурс, по-видимому, заимствован из монументальной живописи, что характерно для вазописцев конца V-IV вв. до н. э.
