Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Военный рассвет

Тяжелые капли сидят на траве,
Как птицы на проволоке сидят:
Рядышком,
      голова к голове.
Если крикнуть,
         они взлетят.
Малые солнца купаются в них:
В каждой капле
свой личный свет.
Мне кажется, я разобрался, вник,
Что это значит — рассвет.
Это — пронзительно, как засов,
Скрипит на ветру лоза.
Но птичьих не слышится голосов —
Примолкли все голоса.
Это — солдаты усталые спят,
Крича сквозь сон
         невест имена.
Но уже едет кормить солдат
На кухне верхом
         старшина.
Рассвет.
      Два с половиной часа
Мира. И нет войны.
И каплет медленная роса —
Слезы из глаз тишины.
Рассвет. По высям облачных гор
Лезет солнце,
         все в рыжих лучах.
Тихое,
      как усталый сапер,
С тяжким грузом огня
            на плечах.
Рассвет. И видит во сне сержант:
Гитлер! Вот он, к стене прижат!
Залп. Гитлер падает у стены.
(Утром самые сладкие сны.)
Рассвет — это значит:
               раз — свет!
Два — свет!
         Три — свет!
Во имя света всей земли
По темноте — пли!
Солнце!
      Всеми лучами грянь!
Ветер!
      Суши росу!
…Ах, какая бывает рань
В прифронтовом лесу.

«Последнею усталостью устав…»

Последнею усталостью устав,
Предсмертным равнодушием охвачен,
Большие руки вяло распластав.
Лежит солдат.
Он мог лежать иначе,
Он мог лежать с женой в своей постели,
Он мог не рвать намокший кровью мох,
Он мог…
Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.
Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог?
Едва ли.
Он без повесток, он бы сам пошел.
И не за страх — за совесть и за почесть.
Лежит солдат — в крови лежит, в большой,
А жаловаться ни на что не хочет.

«Хуже всех на фронте пехоте!..»

— Хуже всех на фронте пехоте!
— Нет! Страшнее саперам.
В обороне или в походе
Хуже всем им, без спора!
— Верно, правильно! Трудно и склизко
Подползать к осторожной траншее.
Но страшней быть девчонкой-связисткой,
Вот кому на войне
            всех страшнее.
Я встречал их немало, девчонок!
Я им волосы гладил,
У хозяйственников ожесточенных
Добывал им отрезы на платье.
Не за это, а так
            отчего-то,
Не за это,
      а просто
            случайно
Мне девчонки шептали без счета
Свои тихие, бедные тайны.
Я слыхал их немало, секретов,
Что слезами политы,
Мне шептали про то и про это,
Про большие обиды!
Я не выдам вас, будьте спокойны.
Никогда. В самом деле,
Слишком тяжко даются вам войны.
Лучше б дома сидели.

Задача

— Подобрать троих для операции!
Вызвалось пятнадцать человек.
Как тут быть,
         на что тут опираться?
Ошибешься — не простят вовек.
Офицер из отделенья кадров,
До раненья ротный политрук,
Посадил охотников под карту
И не сводит глаз с дубленых рук.
Вот сидят они,
         двадцатилетние.
Теребят свои пилотки летние
В зимних,
         в обмороженных руках.
Что прочтешь в опущенных глазах?
Вот сидят они,
         благоразумные,
Тихие и смирные сверх смет,
Выбравшие
         верную, обдуманную,
Многое решающую
         смерть.
Ихние родители
         не спрошены,
Ихние пороки
         не запрошены,
Неизвестны ихние дела.
Ихние анкеты потревожены.
Вот и все. Лежат в углу стола.
Сведения.
Сведения.
Сведения —
Куцые — на краешке стола.
О наука человековедения!
Твой размах не свыше ремесла.
Как тут быть,
         на что тут опираться,
Если три часа до операции?

Итальянец

В конце войны
         в селе Кулагино
Разведчики гвардейской армии
Освободили из концлагеря
Чернявого больного парня.
Была весна и наступление.
Израненный и обмороженный.
До полного выздоровления
В походный госпиталь положенный,
Он отлежался, откормился,
С врачами за руку простился.
И началось его хождение
(Как это далее изложено).
И началось его скитание
В Рим!
   Из четвертого барака.
Гласила «Следует в Италию»
Им
   предъявляемая справка.
Через двунадесять язык,
Четырнадцать держав
Пошел он,
      эту справку сжав,
К своей груди
      прижав.
Из бдительности
            ежедневно
Его подробнейше допрашивали.
Из сердобольности
               душевной
Кормили кашею
            трехразовою.
Он шел и шел за наступлением
И ждал без всякого волнения
Допроса,
      а затем обеда,
Справку
      загодя
            показывая.
До самой итальянской родины
Дорога минами испорчена.
За каждый шаг,
      им к дому пройденный.
Сполна
      солдатской кровью
               плочено.
Он шел по танковому следу,
Прикрыт броней.
            Без остановки.
Шел от допроса до обеда
И от обеда до ночевки.
Чернявый,
      маленький,
            хорошенький.
Приятный,
         вежливый,
            ==старательный,
Весь, как воробышек, взъерошенный,
В любой работе очень тщательный:
Колол дрова для поваров,
Толкал машины — будь здоров! —
И плакал горькими слезами,
Закапывая мертвецов.
Ты помнишь их глаза,
            усталые,
Пустые,
      как пустые комнаты?
Тех глаз не забывай
               в Италии!
Ту пустоту простую
               помни ты!
Ты,
   проработавший уставы
Сельхозартели и военные.
Прослушавший на всех заставах
Политбеседы откровенные,
Твердивший буквы вечерами,
Читавший сводки с шоферами,
Ты,
   овладевший политграмотой
Раньше итальянской грамоты!
Мы требуем немного —
                  памяти.
Пускай запомнят итальянцы
И чтоб французы не забыли,
Как умирали новобранцы,
Как ветеранов хоронили,
Пока по танковому следу
Они пришли в свою победу.
42
{"b":"570873","o":1}