Иногда МГУ была гаммельнской флейтой не только в переносном смысле. На Донце взвод разведчиков переправился под музыку через Донец, около часа орудовал на том берегу, возвратился обратно. Сыграно было двадцать пластинок. Комбаты уговаривали молодых инструкторов выманить фрицев из-под земли и жестоко били в упор меломанов и мечтателей — последние ошметки моцартовской, добродушной, выдуманной Германии. Немцы заползали в блиндажи. Минометы плашмя ощупывали окрестность. В дикторской кабине все ходило ходуном от взрывной волны. Я стоял у машины и с тревожным восторгом решал: «Прекратить? Нет, поиграть еще». Стихотворения и баллады Как незасыпанный окоп В зеленом поле ржи, Среди стихов иных веков Наш тихий стих, лежи. Пускай, на звезды засмотрясь, Покой и тишь любя, Читатели иных веков Оступятся в тебя. БОРИС СЛУЦКИЙ кажется порой поэтом якобинской беспощадности. В действительности он был поэтом жалости и сочувствия… Фактичность, которую отмечают читатели поэта, является в поэзии преходящей и временной, меняются времена, меняется быт, меняется ощущение факта. Нетленность поэзии придает ее нравственный потенциал, и он с годами будет высветляться, ибо он составляет основу человеческой и поэтической цельности Слуцкого. Инвалиды 1 На Монмартре есть дом, на другие дома не похожий, Здесь живут инвалиды, по прозвищу «гнусные рожи». Это сказано резко, но довольно правдиво и точно. Их убогие лица настолько противны природе, Что приличные дамы обычно рожают досрочно При поверхностном взгляде на этих несчастных уродин! Это сказано резко, но довольно правдиво и точно. Им пришлось быть на фронте, и смерть надавала пощечин. Оскорбила их смерть и пустила по свету, как камень. И они побрели, прикрывая несчастье руками. И, чтоб лучших пейзажей не портили эти бродяги, Чтоб их жен и невест от такого позора избавить — Их толкнули сюда и расторгли законные браки — Потому что они не имеют законного права! Им тепло, и похлебка, и в праздники можно быть пьяным. Но нельзя же без женщин! Остается одна Марианна. О, пришла бы сюда эта тихая девушка в белом, Они рвали б на части продолговатое тело. Затерзали бы насмерть, но любили б не меньше. Потому что нельзя же, нельзя же без женщин. 2 В пять часов по утрам санитар умываться будил их. Он их любит, и лупит, и зовет их «мои крокодилы»! Крокодилы встают и довольны, не вспомнил покуда, Но недаром на стенах дары господина Ахуда. Этот мсье — он ученый. И вообще недурной человечек С перепутанным прошлым, с особым прищуром на вещи. Он помешан на правде. И чтоб скрытое стало открытым, Он прислал зеркала. Зеркала. Зеркала — инвалидам. Закрывайтесь, клянитесь, в ресницы глаза затушуйте! Вы посмотрите! Истина восторжествует! После дня размышлений о том, что не так уже страшно, После ночи забытья — простой человеческой ночи Вас согнут, вас сомнут, оглушат. Ошарашат. Эти темные маски. Их точность. Их тихая точность. Так недаром Париж называет вас «гнусные рожи»! Глас народа — глас Божий. Они падают ниц! Пощади, всемогущий! О, не дай нам смотреть, о, за что ты караешь невинных! Но ему все равно! Он имеет Марию и куши, И ему наплевать. Он — довольно красивый мужчина. Сороковой год
Сороковой год — Пороховой склад. У Гитлера дела идут на лад. А наши как дела? Литва — вошла, Эстония и Латвия — вошла В состав страны. Их просьбы — учтены. У пограничного столба, Где наш боец и тот — зольдат, Судьбе глядит в глаза судьба. С утра до вечера. Глядят! День начинается с газет. В них ни словечка — нет, Но все равно читаем между строк, Какая должность легкая — пророк! А между строк любой судьбу прочтет, А перспективы все определят: Сороковой год. Пороховой склад. Играют Вагнера со всех эстрад, А я ему — не рад. Из головы другое не идет: Сороковой год — Пороховой склад. Мы скинулись, собрались по рублю, Все, с кем пишу, кого люблю, И выпили, и мелем чепуху, Но Павел вдруг торжественно встает: — Давайте-ка напишем по стиху На смерть друг друга. Год — как склад Пороховой. Произведем обмен баллад На смерть друг друга. Вдруг нас всех убьет, Когда взорвет Пороховой склад Сороковой год. 21 июня Тот день в году, когда летает над всей Москвой крылатый пух и, белый словно белый снег, не тает. Тот самый длинный день в году, тот самый долгий, самый лучший, когда плохого я не жду. Тот самый синий, голубой, когда близки и достижимы успех, и дружба, и любовь. Не проходи, продлись, помедли, прости неспешные часы. Дай посмотреть твои красы, полюбоваться, насладиться. Дай мне испить твоей водицы, прозрачной, ключевой, живой. Пусть пух взлетевший — не садится. Пусть день еще, еще продлится. Пусть солнце долго не садится. Пусть не заходит над Москвой. |