— Сейчас же уйди от них! — кричал Тог. — Ты отдаешь им всю ласку, а мне ничего уж не остается.

Напрасно Нун пыталась его успокоить, напрасно говорила, что она ему верна. Тог не верил.

Дивились люди, глядя на них. Ведь Тог делал им много добра и был ласков и спокоен. Но едва появлялся ветер, как Тог начинал злиться, ворчать и спешил хоть искоркой полететь с ветром туда, где была Нун. Ему казалось, что ветер только к ней и летит. Завидев солнце, Тог тянулся вверх и кричал!

— Эй, ты! Спустись сюда! Посмотрим, кто горячей!

Когда Нун была спокойна и даже хотела с ним помириться, Тог сердито говорил:

— Ты набегалась с ветром, согрелась под солнцем, приласкалась у берегов и теперь хочешь обмануть меня, потому что ты виновата…

И тогда Нун сердилась, закипала и говорила:

— Уходи! Уходи от меня!

Но Тог не уходил, он бушевал. Он забывал тогда, что должен был делать людям добро. Как он обижал тогда всех вокруг, хотя никто не был виноват в том, что Тог и Нун были разные, слишком разные…

Тог пытался заслонить солнце дымом, наполнял воздух гарью, чтобы ветер, который очень не любит этого, чихал и кашлял. От этого страдали и люди, потому что ни дым, ни гарь никому не приносят радости. Он размахивал своей широкой красной одеждой и жег берега, красивые берега Нун, на которых так любили отдыхать и люди, и птицы, и звери. Тог не думал ни о ком.

И тогда разгневанная Нун выходила из берегов. Она мяла, заливала ледяной водой свой чудесный наряд из трав и цветов, покрывавших берега. Нун становилась серой от ярости, она бурлила, вырвавшись на свободу. Ей хотелось позвать сразу всех: и ветер, и солнце, и людей. Ей хотелось крикнуть:

— Да уймите же его, уймите!

Но гордая Нэгнэр-Нун не делала этого. Ей было стыдно. Она настигала разбушевавшего Тога и гасила его. Гасила холодной водой.

А потом, тихонько войдя в берега, Нун молчала и никому не говорила о своем горе. Мокрый Тог притихал ненадолго и только жаловался украдкой людям на неверную жену. А люди что? Одни жалели Тога, другие Нун, но кто ж разберется в чужой жизни?

Только один раз тот самый старик, что первый спросил у Тога, кто он, сказал:

— Нет, не любишь ты ее, не любишь.

— Это неправда, люблю, — возразил Тог.

Но старик покачал головой.

— Ты любишь только себя. Ты хочешь спрятать Нун в горах, лишить ее света. Ты хочешь отнять у Нун то, что она любит. Ты хочешь отнять у нее жизнь. Нун плохо с тобой, подумай…

Но Тог не понял старика.

Кто знает, что было бы дальше? Ох, как надоело это красавице Нун!

А время шло. Все реже выходила Нун танцевать с людьми, все меньше блестели ее глаза. Но с Тогом она по-прежнему не могла быть ласковой. Холодная и спокойная, плавно текла Нун в своих берегах, и никто не знал, что у нее на сердце. В ее густых волосах-деревьях любили шептаться влюбленные, приходили сюда на отдых и молодые мужья с женами. Мужчины, любовались ее красотой и сравнивали с нею своих милых. А девушки и жены говорили:

— Смотри, как она спокойна и холодна. Ее глаза, наверное, не знали ни горя, ни радости. Они слишком ясные. И разве она умеет так ласкать, как я?

— Конечно, нет, — смеясь отвечали мужчины и обнимали своих милых.

Нун слушала их и думала: «Да, видно я уже не способна на любовь и ласку. Видно, скоро придет моя старость».

А Тог, боясь, что Нун, почувствовав радость жизни, уйдет от него, все время твердил:

— Не ходи танцевать, Нун, не позорься. Ведь другие это делают гораздо лучше тебя.

Когда-то Нун умела придумывать красивые танцы. Такие, каких никто до этого не видел. Но Тог говорил:

— Смешная Нун, тебе только кажется, что это красиво. Ты самая обыкновенная река. Ты просто должна делать свое дело. Ты только Нун…

И Нун в конце концов поверила в это. Она совсем перестала танцевать и только глядела, как танцуют на ее берегах другие.

А время все шло. Выпал первый снег, и Тог стал говорить, что пора вернуться домой, в горы. Нун согласилась. Ей теперь было все равно, где жить. И, когда северный ветер, наслушавшись рассказов братьев, прилетел, чтобы посмотреть на красавицу, Нун уже не было на прежнем месте. Тог увел ее в горы.

Стоит ли говорить, как они жили там? Нун никому не жаловалась. Она научилась скрывать свои чувства. А Тог говорил всем, что Нун ничем особым не наделена, что она ни на что не способна, и, что если бы не он, пропала бы Нун совсем. Еоворил и об ее изменах.

«Пусть о ней идет дурная слава, — думал он, — так вернее».

Нун молчала, но Тог понимал это по-своему:

— Ты стала хитрее, — трещал он ей с утра до вечера, — Теперь ты прячешь свои измены. Разве иначе могла бы ты оставаться равнодушной к моей красоте?

Пришла весна. Веселые ручейки побежали с гор, стало ярче светить солнце. Нун старалась не видеть этого.

В эту зиму было особенно много снегу. Поэтому весной, когда он растаял, даже отец Нун сказал, что она должна спуститься к людям и отнести им воду. Тогу ничего не оставалось, как примириться с этим.

А сердце Нун наполнила радость. Ведь она могла немного отдохнуть от Тога.

«Я только посмотрю на все живое, — думала Нун, — я ничего себе не позволю».

Ох, как обрадовались все, когда снова увидели Нун!

— Смотрите! — кричали люди, — к нам вернулась Нэг-нэр-Нун!

Из тайги к ней пришли звери, цветы и травы дарили ей свои наряды, а ветер, узнав от солнца, что вернулась Нун, прилетел рассказать ей весенние новости.

А снег в горах все таял и таял. И Нун становилась все сильнее и сильнее. Нет, она не делала ничего недозволенного. Она только радовалась свободе.

«А что, если заглянуть немного дальше? — думала Нун, — Дальше тоже так хорошо?» — И она пробежала тайгу, миновала незнакомую поляну. Всюду была жизнь, всюду было хорошо. Нун очень хотелось потанцевать, но она тут же вспомнила, как Тог говорил, что она не умеет, и испугалась.

И вдруг Нун почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Ей почему-то стало и страшно и радостно. Она и сама не знала, почему. Это не было ни солнце, ни ветер, ни цветы… Это было все вместе и гораздо лучше.

Остановившись, Нун увидела парня. Он совсем не походил на Тога. Высокий и сильный, такой сильный, что Нун вдруг почувствовала себя совсем маленькой, — он спокойно стоял и смотрел на нее. И еще Нун заметила, что у этого парня большие и крепкие руки. Такие могут поднять и нести, нести, нести… А какая могучая была у него грудь. Наверное, в такой должно быть очень большое сердце…

Но больше всего понравились Нун его глаза: умные и смелые.

Он молча подошел и взял ее за руки. И Нун не отняла рук, не смогла. Она только спросила:

— Кто ты?

— Я Океан, — сказал он, — Я жду тебя давно.

— Почему же Я тебя не знаю? — снова спросила Нун.

— Потому что ты боялась смотреть дальше своего дома, — ответил Океан.

«Что со мной? — думала Нун, чувствуя, как она становится все шире и полноводней. — Что со мной?»

— Это радость, — сказал Океан.

— Ты узнал мои мысли, — прошептала Нун.

«Да, — хотел сказать Океан, — потому что я люблю тебя…»

Но Нун увидела это раньше, чем он сказал.

— А что такое Океан? — спросила она.

— Смотри, — улыбнулся он и разлился так широко и вольно, что у Нун захватило дыхание. Она старалась рассмотреть его берега и не могла. А потом Нун увидела большие корабли, которые плыли по широкой груди Океана.

— А я так не могу, — сказала Нун, но Океан возразил:

— Можешь. — И обнял ее так, что у Нун закружилась голова и она вдруг ощутила, как и ее грудь становится шире, а дыхание глубже и полнее. Она хотела услышать, как дышит Океан, но так и не разобрала, потому что дыхание их сливалось. И вдруг Нун увидела, как тот самый большой корабль, что плыл по широкой груди Океана, свободно и легко вошел в ее воды.

И Нун захотелось танцевать. Так захотелось, что она забыла все свои страхи. Нун поднялась, раскинула руки и закружилась в чудесном, ликующем танце. Она не могла остановиться, придумывая все новые и новые движения. Нет, не придумывая, а идя за ними, потому что это рождалось само, потому что это был танец радости…