— Что в институтах? — сказал он, пожимая плечами, — Алиев занят дождевальными установками, обещает экономить восемь процентов воды на каждом гектаре, Кравчук бурит колодцы, Львов опресняет солоноватые воды, Нигматулин ищет овощи с длинным корнем. Уважаемый Митрофан Ильич, через шесть лет, когда мы получим аму-дарьинскую воду, все наши проблемы будут решены разом.

Министр не ответил. Он все еще смотрел в окно. В ликующей синеве далекие горы таяли, как сахар в теплой воде.

— Отсюда видны горы, — сказал он неожиданно.

Глаза профессора раскрылись от недоумения, и на его лице появилась виноватая улыбка.

«Неловкий я человек, — подумал он, — говорю о том, что будет через шесть лет, а Митрофан Ильич и шести месяцев не протянет. Конечно, ему неприятно слушать».

Но Богоявленский недооценивал Рудакова и поэтому не угадал его мыслей.

«Профессор большой специалист, — думал министр, — в этом его сила и в этом его слабость. Он гидротехник и верит в каналы, а в дождевальные машины, в опреснение, в новые виды растений он не верит. Он слишком любит свой проект и не умеет признавать чужие. На его месте нужен человек с более широким кругозором. Но кто? Таких Богоявленских можно по пальцам пересчитать. В конце концов можно работать и с ним, только нужно держать его за руку и говорить: «Обрати внимание!» Иначе он пройдет мимо и не заметит, как сам Рудаков не замечал гор, пока не заболел».

— Вот, например, горы, — сказал он вслух, — у нас тридцать семь градусов в тени, а там льды. Вы, гидротехники, занимаетесь ледниками?

Профессор улыбнулся. Вопрос показался ему наивным.

— Само собой разумеется, — ответил он, — В Академии наук есть специальная ледниковая секция. Мы измеряем ледники, изучаем их движение и таяние, у нас есть каталоги. В Средней Азии более тысячи крупных ледников, среди них такие гиганты, как ледник Федченко или Иныльчек. В одном только Зеравшанском леднике 8 кубических километров льда, он дает Зеравшану 200 миллионов кубометров воды ежегодно. Один только этот ледник орошает 20 тысяч гектаров земли. Ледники — необходимое звено в круговороте воды. Солнце испаряет морскую воду, ветер гонит водяные пары, в горах они оседают в виде снега, который лежит годами и превращается в лед, лед сползает вниз по склонам гор и тает, образуя ручьи и реки, несущие свои воды в моря. Без ледников вообще не было бы Средней Азии. Нарын, Чу, Аму-Дарья, Зеравшан — все наши реки рождаются в ледниках. Но мы знаем, что большинство ледников у нас убывает, они укорачиваются, тают, используя старые запасы льда, накопленные в прошлых веках.

Рудаков терпеливо выслушал. У него была привычка всегда выслушивать до конца.

— Об этом я и говорю, — сказал он, — Этот прошлогодний снег — золотые запасы воды. Вы не думали, как привести эту воду в колхозы?

Профессор оторопело посмотрел на него.

— Что же вы хотите — пилить ледники и возить лед на поля?

Министр усмехнулся.

— Стыдитесь, профессор! Такое решение недостойно ученого. Это я, простой батрак, мог бы предложить пилить и возить (Рудаков кончил два факультета, всю жизнь учился, но все еще любил бравировать своей мнимой необразованностью). У науки должны быть более удобные способы. Вы бы еще предложили мне сплавлять лед по реке — возить воду по воде.

Самолюбивый профессор вспыхнул и закусил губу.

— В сущности, — сказал он немного погодя, — вопрос транспорта отпадает. Природа сама возит воду. Нужно, чтобы снега растаяли, и тогда ручьи сами потекут в реки и существующие каналы. Вопрос в том, как растопить. Не знаю… когда-нибудь, возможно, применят для этого атомные бомбы. Если заложить их в толщу льда…

— Атомные бомбы отпадают, — резко заметил министр, — Если поливать огороды шампанским, это обойдется дешевле вашей атомной воды. Нет, я серьезно вас спрашиваю.

Профессор задумчиво ерошил брови.

— Н-ну… н-не знаю, — тянул он, — сразу не скажешь. Может быть, ставить зеркала, направлять солнечные лучи… Но, конечно, это тоже фантастика. Надо подумать… А, вот что! Можно посыпать снег солью. Смесь снега с солью тает при температуре ниже нуля. Таким образом, это же самое солнце растопит гораздо больше снега. Вас удовлетворяет такое решение?

— А сколько понадобится соли? — деловито спросил Рудаков.

— Это нужно подсчитать. Вообще говоря, чем больше, тем лучше. Морская вода, например, содержащая около четырех процентов солей, замерзает при двух градусах холода, а двадцатипроцентный раствор соли — при тринадцати градусах.

— Отставить, — сказал Рудаков, — Вода нужна для орошения. Хлопок и рис не поливают морской водой.

— Ну, тогда не знаю, — Богоявленский махнул рукой, и голос его зазвучал веселее, как будто ему стало легче после того, как он признался в своем бессилии.

Митрофан Ильич заложил руки за голову и потянулся, глядя на потолок.

— А, помнится, в детстве, — сказал он, — мы на Клязьме посыпали лед золой, чтобы протаять проруби. Какие, собственно, соли в золе?

— Правильно, — отозвался Богоявленский, — я забыл. Есть такой способ. Но дело здесь не в солях, а в цвете. Черная зола впитывает все солнечные лучи, а белый снег отражает их, как зеркало. Именно поэтому в белой одежде прохладно, а в черной жарко. И если бы снег был черным, он таял бы в три раза быстрее.

Рудаков стремительно выпрямился.

— Как? — воскликнул он, — это значит, что в наших реках будет в три раза больше воды только оттого, что мы снег посыплем золой?

— Ну, не в три раза, скажем для осторожности — в полтора. Но, безусловно, цвет имеет большое значение. Ледники тают заметно быстрее, если они покрыты пылью. А когда на льду лежат темные камешки, под ними образуются ямки с водой, так называемые ледяные стаканы.

— И теперь я вспоминаю, — продолжал профессор, — что в 1948 году мы рассматривали проект некоего Файзлутдинова. Он был альпинистом и два года спустя провалился в трещину на хребте Академии Наук. Так этот Файзлутдинов предлагал посыпать вечные снега сажей. Он даже представил расчеты. У него получалось на гектар снега кубометр сажи. И с каждого зачерненного гектара льда он орошал гектар полей.

— Ну и почему же вы отказались?

— Ну, что вы, — профессор усмехнулся, — это просто идея, нечто в общем и целом. И тогда это было совершенно не нужно. В наших реках имелись еще огромные запасы воды. Сначала надо было отрегулировать их, чтобы не пропадали зря воды паводка, построить для половодья водохранилища.

— Хорошо. А сейчас, когда водохранилища давно построены и использованы?

— Но ведь это титанический труд! Нужно целые горы посыпать золой.

И тогда министр неожиданно закричал громко и сердито. Казалось, он долго сдерживался, чтобы разом огорошить профессора.

— Как? — кричал он, — трудно горы посыпать золой? А строить канал легче? 500 километров по пустыне, 500 миллионов кубических метров земли, 11 миллионов кубометров бетона, плотина поперек Аму-Дарьи! И все-таки мы беремся строить. Потому что нам нужна вода. Почему вы уткнулись в свой проект и ничего не хотите замечать вокруг? Вам предлагают за тонну сажи получить гектар хлопка. Даже, если за пять тонн… Почему вы не проверяете, не исследуете, не ищете?

Он остановился, чтобы перевести дух, и продолжительно позвонил. В дверях показалась румяная и усатая физиономия секретаря.

— Товарищ Исламбеков, — сказал Рудаков совершенно спокойно, как будто все его раздражение израсходовалось на звонок, — будьте добры, достаньте в шкафчике лед для компрессов. И сходите на кухню, принесите нам золы… Да, да, печной золы и побольше. Не надо поручать поварихе, принесите сами. И не бойтесь испачкать руки, потом вымоете.

— А вы, — продолжал он, когда возмущенный секретарь скрылся, — пишите: профессору Богоявленскому в недельный срок составить план научно-исследовательских работ. Общие соображения поручите написать, например, Батурину… Проектное задание — оросить в долине Зерав-шана 40 тысяч гектаров новых земель. Пожалуй, больше 40 тысяч гектаров мы не освоим за год. Затем свяжитесь с…