Приятно было отдыхать в прохладе среди папоротников, однако следовало двигаться дальше. Впереди большая дорога, которая пока пролегала между довольно многочисленными селениями, но должна была привести меня в дикие дебри Кроджингулонга.

Приближался полдень. Пора было подумать об обеде, и я собирался заняться охотой на кроликов, то и дело шнырявших по окрестным полям, но тут мое внимание привлекла довольно большая бур о-коричневая птица, спокойно сидевшая высоко на ветке и только изредка поворачивавшая свою квадратную голову.

Я выстрелил и, конечно, промахнулся. Птица не спеша перепорхнула на другую ветку и вдруг разразилась басовитым злорадным смехом. С соседнего дерева тоже послышались раскаты издевательского хохота, потом с другого, и, наконец, вся роща загрохотала адским смехом. Я остолбенел. Вот так страна — здесь дичь смеется над охотником!

Оправившись от первого смущения, я догадался в чем дело: это был знаменитый австралийский пересмешник, по-местному кокабурра, который получил очень меткое прозвище «часы поселенца». Три раза в день — утром, вечером и почти точно в полдень — эта птица разражается резким, довольно неприятным смехом. Хотя я и читал о пересмешнике раньше, но сгоряча не сразу узнал его.

Вскинув двустволку за спину, я зашагал дальше, обмениваясь приветствиями с попадавшимися навстречу фермерами. Один из них, увидев у меня ружье, вместо приветствия схватил меня за руку и, возбужденно указывая на соседнее поле, быстро прошептал:

— Смотри, вот сидят рядом три кролика. Их всех можно убить одним выстрелом.

Получив урок от пересмешника, я боялся оскандалиться вторично, но цель была уж слишком заманчивой, и я все-таки выстрелил. Троих я, понятно, не убил, но один из кроликов все же достался мне на обед.

Кролики, очевидно, успели крепко досадить фермеру.

— Вы думаете, эта страна управляется королем? — настойчиво спрашивал он меня, — Или губернатором, или парламентом? Нет! — торжественно провозгласил он, — Эта страна находится во власти кроликов!

И действительно, эти зверьки, случайно завезенные на корабле в Австралию, размножились в таком количестве, что стали настоящим бичом земледелия. Их истребляют капканами и ядом, бывает, что при массовом травлении на одном поле подбирают по нескольку тысяч трупов кроликов. И все же они нередко причиняют тяжелый урон.

Итак, мой обед обошелся без всякой экзотики: самая обыденная крольчатина. Зато на ужин мне удалось подстрелить двух опрометчивых какаду, упорно вертевшихся перед самым дулом моего далеко еще не грозного оружия.

По мере того как я продвигался вперед, дорога становилась пустыннее, возделанные поля стали попадаться реже и сменились эвкалиптовыми рощами и зарослями папоротника.

Когда стемнело, я свернул в сторону от дороги и, разложив костер, расположился на ночлег.

В Виктории путешественнику незачем заботиться о ночлеге. Как истинное дитя природы он может прилечь под любым деревом в лесу, и ему не грозит там никакая опасность. Диких зверей нет, нет и враждебных туземцев. Точнее было бы сказать, что нет никаких туземцев, настолько быстро они вымирают.

Еще в начале XX века на всю Викторию оставалось не более нескольких сотен коренных жителей Австралии. Они влачили жалкое существование, и местные власти нашли для них довольно своеобразное применение. Пользуясь близостью туземцев к природе, они стали тренировать их в качестве людей-ищеек для поимки скрывающихся в лесах преступников. В настоящее время остатки туземных племен сохранились только в малонаселенных районах материка, главным образом в центральной пустыне и в северной тропической зоне.

Единственную опасность для путешествующего по Австралии представляют змеи. По ночам змеи спят и начинают двигаться только тогда, когда уже пригревает солнце. Поэтому перед сном всегда надо убедиться, что поблизости их нет. Отсюда простое правило: смотри в оба вечером и вставай рано утром.

Утомленный дневным переходом, я крепко заснул у догорающего костра. Вокруг царила полная тишина, не нарушавшаяся даже голосами ночных птиц и зверей.

Не знаю, долго ли я спал, но через некоторое время проснулся от ощущения бьющего мне в глаза яркого света. Думая, что настало утро, я быстро приподнялся и, к своему удивлению, увидел, что кругом по-прежнему царила ночь, но мой костер, который я считал погасшим, ярко пылал, и около него, уткнув голову в колени, сидела сгорбившись долговязая фигура.

Заметив, что я проснулся, незнакомец поднял голову и сразу заговорил:

— Я увидел костер и решил пристроиться к твоему огоньку. Ничего не имеешь против?

— Очень рад, очень рад, — гостеприимно откликнулся я.

— Куда держишь путь? — последовал основной и неизбежный вопрос всех путешественников.

— На восток, — неопределенно ответил я.

— А я хотел бы пробраться в Валгаллу; выходит, что нам по дороге. Давай двинемся вместе. Я вижу у тебя ружье — это пригодится.

«Нечего сказать, жирных обедов можешь ты ожидать от моего ружья», — подумал я, вспоминая хохот кокабурры и жестких, как старая резина, какаду.

Спутника моего звали Джек, и это обыденное имя как нельзя больше подходило к его обыденной личности. Он был уроженец Австралии и много путешествовал по ней, но мог рассказать очень мало интересного о своей родине. Высокий, худощавый, со скучным голосом и маловыразительными глазами, он скитался по дорогам и селениям Австралии, стараясь по возможности утолить голод, избегая по возможности работы и оставаясь совершенно равнодушным и к интересам человеческого общества, и к красотам природы.

Обычные при первой встрече вопросы были быстро исчерпаны, и мы стали устраиваться на ночлег.

— А ружье у тебя заряжено? — с беспокойством спросил Джек.

— Заряжено.

— На ночь надо обязательно разрядить. Я знаю такой случай: двое товарищей спали в лесу. Один со сна чего-то испугался, вскочил и спросонок застрелил своего спутника. На ночь надо обязательно разряжать!

В голосе Джека было столько искренней суетливой тревоги, что я уступил его просьбе и впоследствии на каждом ночлеге всегда разряжал ружье.

Костер догорал. Сыроватые смолистые ветви эвкалипта тускло рдели, окутанные струйками белого дыма. Звездная, неизменно безоблачная летняя ночь снова охватила маленький придорожный лагерь. На смену рассеявшемуся запаху дыма пришел легкий целебный аромат эвкалиптовой листвы.

Утром, несмотря ни на какие предостережения, мы проснулись довольно поздно, и я первым делом углубился в изучение по карте дальнейшего маршрута. Выяснилось совершенно непредвиденное обстоятельство: еще через десяток километров населенные места кончались, и между нами и Валгаллой, в сердце Голубых Альп, простирался громадный заповедник, где была строго запрещена охота и рыбная ловля. А ведь у нас не было совершенно никаких запасов!

Пока я ломал себе голову в поисках выхода, Джек флегматично жевал застрявший у него в кармане огрызок жевательного табака, и я понял, что бесполезно ожидать от него совета.

В конце концов я принял следующий план: спрятав ружье в разобранном виде в мешок, мы пройдем форсированным маршем по главной тропе до центра заповедника, а оттуда резко свернем на юг и будем пробираться к поселку Фюмайна, расположенному в 18 километрах от перекрестка. Там, на пустынной тропинке, можно будет даже рискнуть поохотиться. Судя по расстоянию, на весь переход нам потребуется не более трех дней. План казался мне простым и не особенно рискованным.

Миновав последнюю ферму, мы вступили в предгорье заповедника. Здесь мы сделали неправильный поворот, и, для того чтобы выйти на нужную дорогу, нам пришлось немного вернуться обратно.

— Зря мы это делаем, — ворчал Джек. — Поверь мне, зря. Возвращение всегда приносит несчастье!

Наконец, мы вышли на главную тропу. Она довольно круто подымалась в гору, а затем снова спускалась в долину. Чем дольше мы углублялись в заповедник, тем лес становился гуще и низкорослые кривые эвкалипты сменились громадными прямыми деревьями.