«Взяли курс ваш остров. Приготовьтесь», — положил передо мной радист депешу «Алеута». Я было настолько уже успокоился, что хотел известить «Баку» и «Алеута», что нужда в их помощи миновала, но какой-то внутренний голос подсказал: «Не обнадеживайся, не торопись: мало ли еще чего может быть…»

Из-за обложивших все небо туч стемнело раньше обычного. Отправив два сторожевика в ночное дозорное крейсерство (граница есть граница!), я распорядился погрузить на третий документы, деньги и недельный запас продовольствия и пресной воды. Потом послал офицеров с матросами по жилым домам узнать, как чувствуют себя наши семьи, и перенести на корабль их вещи. Представьте себе, некоторые из женщин с ребятишками, оказывается, уже спали. Никто ведь из них до сей поры не испытал, что такое извержение вулкана.

«А не перевести ли на всякий случай женщин и детей в клуб?» — подсказал мне начштаба. С советом нельзя было не согласиться. Клуб-то ведь наш находится на мысе, почти что рядом с пирсом. Вышли мы на крыльцо. Ветер и дождь будто ошалели. И тут вдруг меня качнуло. Схватился я за перила, а они так и дрожат. Секунда не миновала, и снова меня мотануло из стороны в сторону, будто пьяного.

— Начались подземные толчки?

— Они самые.

Баулин переплел пальцы, хрустнул суставами.

— Всякое доводилось испытать в жизни, но ничего нет хуже, когда из-под ног уходит земля… Из канцелярии выбежал Полкан — пес у нас был такой, любимец всей базы, — в другое время его под дождь палкой не выгонишь, а тут сам выскочил, морду к тучам да как завоет…

— Значит, верно, будто животные чуют землетрясение?

— Шут их знает, может, и чуют! Факт тот, что Полкан всю душу своим воем вытягивал… Иу, короче говоря, с этой минуты наш остров начало трясти, как грушу. И не беззвучно, а с треском, с грохотом, да еще с каким!.. Я посмотрел на вулкан: над кратером поднялось огромное багровое зарево. Прошло каких-нибудь пять-семь минут, и послышался нарастающий беспрерывный гул, вроде бы мчатся тысячи поездов. В тучах засверкали гигантские молнии, никогда я до этого таких не видел — словом, громы небесные начали состязаться с громами подземными. А из кратера один за другим все чаще и чаще вырывались клубы не то буро-серого, не то буро-желтого пара.

Минут через сорок после того, как «Старик» снова «проснулся», мы погрузили всех женщин и детей на сторожевик.

«Где «Алеут», где «Баку»? — спрашиваю радиста. «Ничего, — отвечает, — не могу разобрать: один треск в эфире, разряды мешают».

Баулин поднялся из-за стола, зашагал по комнате.

— Знаете, что меня тогда поразило? Ни одна из наших женщин не заплакала. Детишки, те, конечно, перепугались, ревут в три ручья. Маринка моя — ее Кирьянов на «Вихрь» принес, — так она прямо зашлась от слез, а женщины— ни звука. Подходят ко мне: «Чем, — говорят, — мы вам можем помочь?..»

Я опять к радисту: «Где «Баку», где «Алеут»?» — «Не отвечают…» В океане тем временем разболтало волну баллов уже на девять. Выходить с детишками, с женщинами — рискованно! Я за сторожевики, что в дозор ушли, и то волновался.

С «Баку» мы установили связь только под утро. Оказалось, что он уже несколько часов дрейфует на траверзе Н. и ждет, когда мы начнем погрузку.

А «Коварный старик» окончательно осатанел: из кратера вместе с клубами пара и газов вылетали гигантские снопы огня. Все это утягивало куда-то вверх, к черту на кулички, и взамен обычного ливня с небес сыпался липкий горячий пепел.

Вскоре, как и предчувствовал капитан «Баку», из вулкана, будто из жерла колоссальной пушки, начали вылетать сотни огромных раскаленных камней-бомб. Одни взрывались в воздухе, разлетаясь на множество осколков, другие падали на склоны горы и, подпрыгивая, катились вниз. Зрелище, прямо скажу, жуткое!

А в океане немыслимая волна. Как при таком шторме пересадить женщин и детей со сторожевика на «Баку»?..

Размышлениям моим был положен конец, когда камни начали сыпаться на территорию базы и с шипением, оставляя клубы пара, плюхаться в воду. Один из таких «камешков» упал на крышу штаба, как раз над радиорубкой. Обрушившаяся балка ранила обоих радистов.

«Желательно оставить на Н. одного-двух наблюдателей-радистов, — вспомнил я радиограмму из отряда. Кого же я могу оставить?» — «Кирьянова», — подсказал боцман Доронин.

— Почему именно его? — невольно перебил я Баулина.

— А видите ли в чем дело, — сказал капитан третьего ранга, — с тех пор как Доронин с Алексеем прокатились с ветерком на тузике за анкерком с «Хризантемы», да особенно после того как комсомольцы сняли с него выговор, Алексей стал неузнаваем! Ни одна минута у него не пропадала зря: за короткий срок он стал отличным комендором, дальномерщиком и сигнальщиком. Хорошо овладел и радиоделом…

— И вы попросили его остаться один на один с «Коварным стариком»?

— Зачем «попросил»? Приказал! Выбирать добровольцев мне было некогда.

— А разве бомба не разбила рацию?

— Проверили на скорую руку — работает…

Баулин снова уселся за стол.

— Ну в общем мы пошли к «Баку», а Кирьянов остался на острове.

— И как же вы в такую бурю высадили на «Баку» своих пассажиров?

— Высадили… Одному Нептуну известно как, а высадили… Сейчас речь не о нас. Словом, едва мы отошли от острова мили за две, как на нашем Н. раздался чудовищной силы взрыв. Из кратера полетели не камни, а уже целые раскаленные глыбы, тучи, буквально целые тучи пепла закрыли небо — не поймешь, день или ночь. Потом мы узнали, что этот пепел донесло даже до Петропавловска-Камчатского. Вот какая невероятная силища! «Старик» выбрасывал из своего нутра такое количество камней, песка и пепла, что, не будь вокруг острова бездонных глубин, наверное, площадь его увеличилась бы раза в два, если не во все три. Новым взрывом опрокинуло в море вот этот утес, — показал Баулин на первую фотографию, — рухнул в океан, будто спичечная коробка. А эти два пика — на второй фотографии их уже нет — превратились в маленькие вулканчики. Ученые называют их вулканами-паразитами.

«Все в порядке, — радирует Кирьянов с острова, — повторяются сильные и частые подземные толчки…»

Внезапный зуммер стоявшего на письменном столе полевого телефона прервал рассказ капитана третьего ранга.

— «Пятый» слушает, — дав отбой, отозвался Баулин, — Так… Понятно… Готовьте «Вихрь»… Сам пойду…

— Неслыханно! — гневно бросил он, поспешно надевая реглан и фуражку. — Представьте себе, «американец» не пошел на СОС «Сато-Мару».

— Как не пошел?

— А вот так! Мы пойдем.

Он достал из ящика стола клеенчатую тетрадь, точь-в-точь такую же, в какую были переписаны «Сказки дяди Алеши».

— Это дневник Кирьянова. Он вел его, когда оставался на острове. Забыл, чудак, взять с собой…

Известие о том, что, пренебрегая всеми неписаными вековыми морскими законами, американское судно отказалось пойти на сигналы бедствия японских рыбаков, настолько поразило меня, что я не сразу взялся за дневник…

Записи Алексея Кирьянова почему-то начинались лишь на третьи сутки после начала землетрясения (кстати говоря, он вел их то карандашом, то чернилами, но неизменным четким почерком, даже без намека на скоропись). Привожу их дословно, опуская некоторые менее значимые подробности.

«26 октября, 10 часов. — Это уже на третьи сутки! — Извержение продолжается с неослабевающей силой. Дом трясется, будто в лихорадке. Полдень, а небо черное. Над вулканом багровое зарево. Временами вспыхивают то ярко-алые, то голубоватые огни. Измерил на дворе базы слой пепла — 50 сантиметров. Позавтракал консервами и бутербродами. Полкан от пищи отказался, скулит…

Слушал по радио последние известия. Иностранные ученые, гости Академии наук, посетили нашу, первую в мире, атомную электростанцию. Ура нашим рабочим, инженерам и ученым!.. А американцы опять испытали у атолла Бикини атомную бомбу. И что они хотят? Запугать нас войной?..

Между прочим, гриб дыма и пара над вулканом очень похож на гриб от атомного взрыва…