— Тьма, она не существует в том мире, откуда ты пришёл, да? — Вновь с губ девочки сорвалось вчерашнее словечко.

Он с трудом понимал смысл, который она вкладывала в это слово.

— Точно, — пробубнил он.

Парень посмотрел на Мелию.

Девичье лицо, скрытое капюшоном и понуро смотрящее в землю, в тусклом лунном свете казалось Муору столь красивым, словно спустилось с небес.

Глядя на неё в тот момент, Муору был не в силах твёрдо стоять на ногах, и это не имело никакого отношения к раненой ноге.

И хотя она никогда не показывала на лице этих эмоций, в глубине её спокойных глаз плескалось смятение, сотрясающее самые основы её души.

Прямо как шок, который он испытал, узнав о существовании того монстра.

Идея существования мира без того монстра так же шокировала девочку, живущую здесь так долго.

Эти двое были очень похожи, и как раз поэтому абсолютно разные. Прям как солнце и луна, которые никогда не врежутся друг в друга. Их разобщение продиктовано свыше.

Над бесчисленными надгробиями подул прохладный летний ветерок, знаменуя наступление поздней ночи.

— Мне пора идти, — сказал Муору, рывком поднявшись на ноги. — Завтра я опять буду с самого утра копать ямы.

Мелия кивнула ему в ответ.

— ...Увидимся, — сказал парень, опять ожидая лишь кивка.

Но не последовало даже его.

С какой стороны ни глянь, пение не входило в список достоинств Муору.

Размахивая лопатой, он напевал какое-то подобие песен, начиная от популярных мелодий, слышанных им по радио, до ритмов маршевых напевов. И поскольку никто не слышал его, юноша пел те слова, какие хотел; что тут сказать, пел фальшиво и порой даже выдумывал новые фразы.

Хоть голос его звучал и громко, он растворялся, не покидая безлюдное кладбище.

Пение было ему единственной отдушиной, позволяющей забыть о том, что он будет всю жизнь батрачить в компании трупов. И хотя Муору продолжал копать ямы, он оставался бодрым духом, как будто вернулся в прошлое, а если более точно — то на месяц назад.

Единственное, чего ему недоставало по сравнению с тем временем, были люди, с которыми можно спеться. И шлема.

Парень стал привыкать к своей короткой лопате и ошейнику, который не отделить от шеи, но теперь он начинал замечать лёгкость на макушке.

Что бы я ни делал, мне больше никогда не заиметь шлем.

Казалось, что на таком спокойном кладбище не может возникнуть необходимость в нем. К тому же этого явно не хватит для защиты от монстра. Но от чего-то Муору очень нравились все эти шлемы. Они навевали воспоминания о том, как он и его сослуживцы, все одного возраста и звания, впервые потрогали винтовки и принялись хвастаться будущими подвигами. Глядя на тех парней теперь, трезвым взглядом, он припоминал, как они все носили шлемы целый день и даже когда пошли спать.

С тех пор, особенно во время военных операций, он никогда не расставался с ним, даже если врага не было в радиусе нескольких десятков километров. Муору признавал странность своего поведения, но шлем, защищающий самую ценную часть человеческого тела, давал некую надежду и чувство безопасности. Став копателем могил, он разорвал на куски простыню и намотал её на голову, чтобы избежать солнечного удара. Но ткань совершенно его не удовлетворяла.

— Уважаемый Заключённый, благодарим вас за упорный труд. — Выйдя из-за спины Муору, старик прервал его песню. — Вы выглядите сносно, несмотря на увиденное.

Дарибедор окатил юношу таким взглядом, словно проверял реакцию животного на экспериментальный препарат.

Парень слегка насупился. Его правая нога была замотана с виду пожелтевшими и грязными бинтами, которые пропитались вытекающими из раны физиологическими жидкостями...

Потом он припомнил девочку, которая оказалась под ним, когда он в панике сбил её с ног.

— Наоборот, вы стали работать ещё лучше и быстрее. Это хорошо.

— Ну, не то чтобы мне не любопытно, — сказал Муору. Попытавшись затем вынудить из разговора хоть что-то, он продолжил: — Например, эти штуки... откуда они явились?

— Откуда... ещё один философский вопрос. — Рот старика дёрнулся, изобразив неприглядную улыбку. — Вы явно не задавались вопросом, откуда явились люди. А ведь эти вопросы по сути тождественны.

— Большинство из женского живота, — сострил юноша, но мистер Дарибедор нисколько не развеселился.

Даже не пытаясь скрыть недовольство, Дарибедор зашагал обратно к поместью и сказал следующее: «Что ж, я понимаю, почему вы не боитесь их. Это из-за тех людей, которые так часто посещают кладбище. Хоть звучит не очень обнадёживающе, но лучше всего ограничить ночные прогулки. Если вы умрёте после всего, что сделали, возможно, это станет проблемой для этого места.

Ворон как обычно расположился на надгробном камне. И, услышав от Муору рассказ о Дарибедоре, насмешливо захихикал.

— Этот старик ужасен. Типа, сколько ни нанимай людей рыть ямы, как только они перестают мириться с монстрами, то становятся бесполезными.

Израсходовав всё своё терпение, Муору сразу проигнорировал многозначительный косой взгляд Ворона и спросил: «Вы знаете друг друга?»

Мальчик пожал плечами и ответил: «Что ж, честно говоря, я его ненавижу. Так или иначе, если мы с тобой умрём, он позаботится о нас на этом кладбище».

— ...Ты о чём?

— Я разве не сказал? Тут могут быть похоронены в том числе и люди, которые узнали о существовании демонов.

Муору слегка заколебался, вопросы стали наваливаться один на другой.

— Стой! Здесь похоронены не только монстры?

— Ты что говоришь, братец Крот? Разве сейчас ты копаешь яму не размером с человека?

...Именно так и было.

Он выкопал кучу ям, но со времени похорон того монстра ему не приходилось копать что-то такое же большое. Зная силу больших монстров, юноша не видел смысла спрашивать, были ли мелкие их представители более миролюбивыми.

Ворон продолжил:

— С чего, по-твоему, это место называется Братской могилой? Всё просто. Оно для людей и монстров. Название происходит из того, что здесь хоронят две эти несовместимые сущности... Но что касается людей, они сюда попадают только при определённых обстоятельствах. — На лице Ворона расплылась не по-детски саркастическая улыбка.

— Тогда... что можешь сказать про могилу, на которой сидишь?

— Думаю, она принадлежит человеку.

— Слезай. Сейчас же.

— Фи... — надулся Ворон, замахав ногами, и Муору пригрозил ему лопатой.

— Да, до чего же ты хороший парень. Совсем не похож на заключённого, — сказал Ворон, наступив на землю в сопровождении глубокого вздоха.

— С чего это?

— С чего что?

— Это как-то странно. Если учесть твои слова, эти чудища — естественные враги человечества? Тогда почему твои друганы хоронят их с такими почестями?

Лишившись удобного сиденья, Ворон скрестил ноги на земле. Как и положено детям, он уселся сразу же, не желая стоять ни одной лишней секунды. Нет, не совсем так. Хотя Муору и видел много раз его детскую внешность, иногда он о ней вовсе забывал, стоило мальчику о чём-то заговорить.

— Ты помнишь, что эти штуки бессмертны?

— Ага, — кивнул Муору. Ворон точно это говорил. «Эти штуки лишены того, что мы зовём жизнью. Как предполагает название, они нежить. Даже если зарежешь их, сожжёшь или нарубишь на мелкие куски, им не составит труда вернуться к жизни»...

Постепенно парень заметил, каким неприятным чувством полнились данные слова.

Читая перемены выражения его лица, Ворон продолжил:

— Точно, это довольно странно, да? Похороны — почести, которые отдаёшь мёртвым. Но при всём этом мы хороним здесь то, что не может умереть... Разумеется, оказывая им положенные ритуальные услуги, мы вовсе не симпатизируем им.

Муору сохранял молчание.