Я решила, со всей необходимой осторожностью, удалиться, направив взгляд на дом, чтобы от меня ничего не ускользнуло, а потом, как только выйду за ворота побежать, так быстро, как смогу. Бегать я могу, если нужно, быстро. А теперь ... что это было? Снова голос Анжело, громче, чем только что, да он приближается, о небо, что мне делать? Рука обхватила развевающуюся занавесь и отодвинула в сторону. Слишком поздно. Я оказалась в ловушке.

- Чао, Бэлла, - прервал Анжело на одно короткое мгновение свой телефонный разговор и поднял в приветствие руку, прежде чем приложить телефон снова к уху и продолжить говорить, наполовину от меня отвернувшись, поза, ну прям как у Гриши: спина прямая, зад подтянут, голова гордая и всё-таки завидно беспечная. Когда я так стояла, все мои мышцы напрягались ... или всё-таки нет? Чтобы проверить, я выпрямила плечи и потянула позвонки шеи. О, хорошее ощущение. Так я намного лучше могу дышать. И ...

Дышать легче всего, когда ты жив, вернула я себя в реальность. В опасности ли я? Нужно ли мне бежать? Я напрягла слух, чтобы услышать, с кем и о чём говорит Анжело, но видимо сейчас он не договаривался с другим Маром убить кого-нибудь. Его голос звучал по-деловому, а не жестоко и с ненавистью. Но больше всего меня удивляло то, что он вообще мог разговаривать по мобильному и связь не прерывалась. Тогда он видимо очень сыт; самые лучшие условия для меня и моих исследований. Хотя сытые Мары также сильны, могут хорошо себя контролировать и скрывать, что планируют ...

Я встала рядом с роялем и положила руку на гладкое, отполированное дерево, в то время, как Анжело ходил по саду и очаровательно жестикулировал своей правой рукой. Я позволила себе одно мгновение, чтобы эта сцена произвела на меня впечатление и насладилась ей всеми чувствами ... Елизавета Штурм в усадьбе королевского ребёнка, принята и не отослана прочь, принята и замечена.

Тайком я оглядывалась. Анжело стоял теперь возле летнего душа и возился с душевой насадкой, разговаривая по телефону, повернул её вправо, а потом проверяя, влево. Несколько капель стекли на его голые руки и блестели на солнце.

Он был занят; итальянцы любят чрезмерно много говорить по телефону, это может занять несколько минут. Я скользнула взглядом по роялю. Ах, как мило, откушенная плитка детского шоколада лежала на небольшом выступе рядом с низко-звучащими клавишами и уже начала таять. Я не поддалась искушению схватить её и запихнуть в рот. Я люблю наполовину расплавленный, детский шоколад, такой мягкий, что остатки потом нужно слизывать с фольги. Вообще-то свинство, но для меня кулинарное искушение.

Рядом с детским шоколадом два карандаша, с пожёванным верхом, а на самом рояле ... листки с нотами, несколько дисков, записная книжка ... Записная книжка.

Засунуть в карман и взять с собой? Нет, это было бы подло, я не хочу обворовывать его; он заметит и сразу поймёт, кто взял. Но может можно бросить один взгляд? Коротко? Анежело присел на корточки, что-то в его разговоре казалось развеселило его, смех стал громче, потом последовало шутливое замечание и снова смех, замечательно, он отвлёкся, а я, я быстренько ... ага. Линии нотного стана, музыкальные записи, больше ничего? Только идеи для песен? Я быстро пролистала книжонку (плотная бумага ручной работы). Ноты, ещё ноты, небольшой эскиз - каракули, ничего в чём можно было бы предположить большой талант, всё совершенно нормально - номер телефона рядом с именем, вот, здесь есть кое-что на немецком! Стихотворение? Но у меня нет достаточно времени, чтобы прочитать его. Страница была почти вырвана, она могла потеряться и случайно. Я быстро выдернула её из книжонки, сложила и засунула в вырез. Дальше. Осталось всего несколько страниц, которые нужно просмотреть. Анжело сел, спиной ко мне и вытянув ноги на землю, опираясь на одну руку, всё ещё продолжая болтать. Возможно он заметил, что я здесь делю, но в воровстве стихотворения нет ничего зазорного, а он достаточно далеко, так что ясновидение - если оно у него есть, не все Мары одарены им - вполне может быть затуманенным или совсем не присутствует. Я бесшумно перелистнула последние страницы. Ноты, ноты, ноты ... не ноты. Несколько строчек на итальянском. Мысли? Своего рода запись в дневник? Мне намного легче перевести итальянский, когда он находится передо мной в письменном виде; мой французский и знания латыни помогают. Не смотря на жару и то, что я спешила, мой мозг работал надёжно.

«Она пробудила во мне любопытство ... Я знаю, что не должен, но я чувствую себя в её присутствие застенчиво. Застенчиво! Как глупо!»

О Боже мой. Я бесшумно захлопнула книгу и положила на место. Застенчиво? Анжело и застенчиво? И кого он имел в виду под «она»? Неужели меня? Существует ли причина стесняться в моём присутствие? Или я неправильно перевела слово? Означало ли оно ещё что-то другое? Во всяком случае строчки не звучали вот так: о, как вкусно, человеческая девушка, её-то я сейчас и схвачу. Если он вообще имел ввиду меня. Ещё вчера он пел для Бетти - Бетти, это должна быть женщина, а не девушка - как мне только могло прийти в голову, что он имеет ввиду меня? Всё же эти строки тронули меня. Секрет, который мы теперь разделяли, хотя он и не знал.

- Извини пожалуйста. - Анжело встал и подошёл ко мне. - Иногда в этой стране разговор по телефону занимает много времени. Здорово, что ты пришла. Хочешь чего-нибудь выпить?

- Я, э ... - С сомнением я посмотрела на него, и немного польщённая, но прежде всего с сомнением.

- Что-то не так? - спросил он, когда заметил мой изучающий взгляд.

- Ты ... хм. Ты выглядишь точно так же, как вчера вечером! У тебя нет других цветов ... ну, я имею в виду ...

- А разве они должны быть?

Нет, не должны, подумала я, прошу не надо, не хочу ничего другого, кроме этого захватывающего дух бирюзового, который прямо сейчас затеял оживлённое соревнование с водой бассейна. Но всё же, я считала это странным. Кожа, волосы и глаза казалось не изменяются при свете дня. Хотя с Фрнацёзом этого тоже не происходило ...

- Я принесу тебе что-нибудь выпить, - суверенно Анжело нашёл выход из неловкой ситуации или потому, что был слишком застенчив, чтобы выдержать мои взгляды? Я его смутила? Едва ли. Всё же мне стоит перестать так на него таращиться.

Когда он вернулся с двумя стаканами в руке - чай со льдом - я снова взяла себя в руки. Я сделала маленький глоток, чтобы смочить пересохшее от волнения горло.

- Итак, - сказала я спокойно. - Ты ... ты сказал, что знаешь, кто я такая?

Анжело кивнул и тоже сделал глоток.

- Да, знаю, по крайней мере исхожу из того, что знаю ... Эли Штурм, не так ли?

- Да. На самом деле Елизавета или Эли, иногда так же Элиза, Лизхен, Лесси ... - Я замолчала. Стоит ли мне выдавать ему это ласкательное имя? Это неправильно? Но мои подруги раньше тоже называли меня так. Я оставляла на усмотрение других людей, как меня называть. Так что у каждого были свои идеи.

- Элиза ..., - повторил Анжело задумчиво, как будто размышлял над тем, подходит мне это имя или нет.

- Да, так меня называет Джианна. Там что-то связано с Homo Фабер. В этой книге тоже есть Елизавета. Отец зовёт её Сабет, а мать Элиза ... - Я снова замолчала, потому что песочного цвета брови Анжело сошлись на переносице. Задумчиво он покачал головой, прислушиваясь к себе.

- Нет? - спросила я пытливо.

- Нет, думаю нет. Она зовёт её Элзбес.

- Элзбес! О, как ужасно ... Ты уверен?

- Вполне. Я прочитал эту книгу примерно двадцать раз, она просто грандиозная. Ну, не так важно. Элиза тоже красивое имя. А как мне называть тебя?

А я считала, что это важно. Именно Джианна, наш папа Римский по литературе, не правильно процитировала Homo Фабер. Само по себе, это можно ещё простить, хотя каким-то образом я винила её в небрежности; но что меня беспокоило, так это то, что так меня называл ещё только папа. Папа и Джианна встречались. Джианна отрицала, что у них были какие-то другие дела, кроме этой одной, профессиональной встречи на конференции, и я ей поверила. Но теперь меня снова съедали сомнения ... Были ли они обоснованными? Или она просто ошиблась?