- Вас нет.

Джианна рассерженно ударила кулаком по балюстраде. Фонарь упал на керамические плитки и, зазвенев, потух. Джианна заругалась на итальянском, это прозвучало очень грубо и неприлично. Мы ей не мешали. Лучше уж пусть ругается, чем плачет. Как только Джианна начинала плакать, с ней больше было невозможно разумно говорить. Это мне известно ещё с Гамбурга.

- Насчёт темы «безрассудно погибнуть»: как конкретно мы это сделаем? С помощью пистолета? Ножа? Яда? - Тильманн выжидательно на нас смотрел. - Какие-нибудь предложения?

- Никаких пистолетов! - воскликнула я быстро, не понимая, что заставило меня сделать это. Мои мысли не поспевали за интуицией. - От него будет много шума и всё пройдёт слишком быстро, чтобы вызвать боль. Боль открывает душу. О яде можешь забыть, на неё он не подействует. Она сама сильно ядовитая.

Джианна снова подсела к нам за стол, прижав тыльную сторону правой руки ко рту. В страшных ситуациях ей всегда становилось дурно. Я надеялась, что ужин останется внутри, и она сможет слушать дальше. Вопреки ожиданию, однако, она тут же снова вмешалась в разговор.

- Пистолет я возможно даже смогу достать, но по правде говоря ...

- Где ты хочешь достать пистолет? - Тильманн был поражён. Пауль тоже смотрел на Джианну, как будто в первый раз видит её настоящее лицо.

- У мафии. Ндрангета, самая опасная мафиозная организация в Европе - и прямо перед нашим носом. Один из них живёт вон там впереди, в доме с дубовыми колоннами в саду. Добро пожаловать в Калабрии.

- Ага. - У меня пересохло во рту. - Как успокаивает.

- Ах, не беспокойся, если мы не собираемся зарабатывать здесь деньги, они оставят нас в покое. Но если одолжим у них пистолет, это будет благоприятной возможностью предложить нам свою защиту. Так что лучше всё-таки без пистолета. Кроме того, насчёт боли я думаю, не следует понимать буквально. Здесь, скорее всего, имеется в виду также и переносное значение.

- Конечно, - слабо согласилась я. Я чувствовала себя словно нахожусь в школе. На начальном курсе немецкого. Анализ стихотворений.

- На всякий случай нам следует причинить ей физическую боль, и дополнительно столкнуть с чем-нибудь, что вызовет душевную.

- Тессе ничего не причиняет боль, - ответила я с горечью.

- Возможно, всё-таки что-то есть ..., - сказал Тильманн задумчиво. - Возможно будет достаточно боли из-за того, что в последний момент ей не удастся заполучить меня?

- Скорее это её разозлит. - Невыразимо разозлит ...

- А если мы сделаем что-то плохое с Колином? - размышлял Пауль. Да, это ему как раз на руку.

Я снова покачала головой.

– Ещё хуже, чем то, что он уже пережил? Нет, это безнадёжно.

Только Джианна знала, на что я намекала: дни Колина в концлагере. Кроме того, Тесса не воспринимала страдания других; даже находясь там, Колину пришлось позвать её, чтобы она его спасла. Страдания её не волновали, что её приводило в смятение, так это счастье других, а не их горе.

- Тесса не способна сопереживать, - сделала я вывод. - Нам придётся ограничиться физической болью. Удар ножом в сердце причинит боль, не так ли Пауль?

- Удар ножом в сердце прежде всего требует изрядной силы и острого лезвия. У Тессы вообще есть сердце? Я имею в виду, у неё есть орган под названием сердце? А у Колина оно есть?

Научный подход Пауля безусловно необходим, но его вопрос показался мне слишком интимным, таким интимным, что мне хотелось убежать, и не отвечать на него. Но я заставила себя остаться сидеть.

- Биения сердца я у него не слышала, но ... своего рода рокот в груди, как раз там, где у нас находится сердце. Он казался энергичным. Так что если воткнуть туда нож, это может сработать, хотя ... - Хотя порез заживал у Колина в течение короткого времени, не оставляя никаких шрамов. Но ему ещё никто, тот кто любил, не раздирал кожу, задумав его убить. Когда я на Тришене укусила его в плечо, я не хотела его убивать. Мне хотелось держать его возле себя вечно, чувствовать в себе, гладить кожу руками, хотя мои мысли умирали маленькой смертью, а ощущение было такое, будто я растворяюсь.

- Нам просто следует попробовать, - пролепетала я, надеясь на то, что Джианна, Пауль и Тильманн не заметят нахлынувшую на моё тело волну жара, которая на одно мгновение значительно отвлекла меня от размышлений об убийстве. - Всё равно я больше не могу думать ясно.

Джианна умоляюще посмотрела на Тильманна. - Не наделай какой-нибудь дряни малец, ладно? Не спеша подумай об этом ещё раз и, если в последний момент решишь иначе, никто не будет тебя за это упрекать. Тогда мы сядем в машину и свалим, хорошо?

- Да, мама. - Тильманн презрительно ей усмехнулся. Рука Джианны вздрогнула. Я хорошо могла её понять. Иногда просто хотелось дать ему пощёчину, даже если это не совсем соответствовало методам современного воспитания строптивых подростков.

Мы объявили нашу конференцию закрытой - временно закрытой - включили айпод Пауля, который тот подключил к двум колонкам. Он обеспечивал нас звуками чили музыки. И стали молча ждать, когда темнота подарит нам немного прохлады.

Тильманн убрался первым на свой чердак, Джианна и Пауль вскоре последовали за ним. Только я ещё сидела до поздней ночи на террасе, слушала игру белых тополей и надеялась услышать мотор тяжёлого, американского внедорожника, который заворачивает на улицу и подъезжает к дому. Но всё вокруг оставалось тихо.

 Когда звук мотора раздался в тишине ночи, я сразу же пришла в себя, мысли были ясными, и всё же, я неподвижно осталась лежать на мокрой от пота простыне. По-настоящему тихо здесь никогда не бывает: время от времени, проезжает поезд и от него такой гул, что приходится прерывать все разговоры, цикады постоянно скрипят, море шумит, белые тополя шелестят на ветру. Но как только люди ложатся спать и прекращают говорить, петь и кричать, ночью или в жаркие часы полудня, эта страна кажется мне тихой.

Поэтому я уверенна в том, что уши не обманули меня. Тарахтение автомобиля просто характерно, чтобы считать его воображением. Опять в висках начало стучать и пульсировать, но этот вариант я могу выносить лучше, чем железное давление вокруг затылка, которое образовалось сегодня после обеда и вывело меня из строя. Пауль, в какой-то момент, уговорил меня выпить сильную болеутоляющую таблетку и потом давление на череп немного утихло и в конце концов уступило место обычной пульсации в висках. Я винила в этом погоду. Солнце, хотя и светило каждый день, не ослабевая, чаще всего с безоблачного неба - по словам Паоло, нашего торговца овощами, настоящего дождя не было уже с марта - но жара скрывала в себе много граней. Сегодня почти не было волн, ветер дул со стороны суши и воздух стал душным. Даже самые закалённые местные жители спрятались под своими зонтиками и продлили сиесту до предела. Самодельное поле для волейбола на пляже осталось пустым.

Я прислушивалась к ночи, в то время как сердце гнало кровь в стучащем ритме через вены и виски. Теперь машина завернула на нашу подъездную дорогу, которую мы, на всякий случай, всегда держали свободной, и проехала мимо дома в заднюю часть сада. Потом я услышала, как открылась металлическая дверь, и застучали тяжёлые копыта по тонкому деревянному полу.

Они приехали.

Я запретила себе, вскакивать и проверять. Это слишком рискованно. Сначала я должна посмотреть, сделает ли это меня счастливой - настолько счастливой, что мы привлечём Тессу ещё прежде, чем по-настоящему поприветствуем друг друга. Надо мной на чердаке, заскрипели пружины кровати Тильманна, но шагов не послышалось, и дверь не хлопнула. В доме всё оставалось тихо. Может другие хотели уступить церемонию приветствия мне. Я, однако, не знала, как она должна выглядеть. Я не могла просто так, размахивая флажками и с приветственными напитками, пройти в сад и сказать привет или даже броситься ему на шею. Это было бы легкомысленно.