Я не знала, как моё тело ещё может производить слёзы, но оно производило, и в течение нескольких секунд лицо стало мокрым. Я прижала кулак к губам и покачала головой.

- Я не могу.

- Тогда, по крайней мере, проведай Тильманна. Он обрадуется. Он лежит наверху.

- Лежит? - спросила я писклявым голосом. Меня уже всю неделю мучил вопрос, почему Тильманн стал наркоманом, так быстро и настолько зависимым, и всегда в голове вертелся только один ответ: в этом виновата я. Во-первых, потому что слишком много позволяла ему, а во-вторых - и это было главной причиной - потому что пренебрегала им, да даже забыла. Тильманн был первым, кого я забыла, именного его, того кто всегда оставался рядом, как бы невыносимо я себя не вела. Он даже, чтобы отвлечь, переспал бы со мной перед сражением с Францёзом. - Почему он лежит?

- Потому что болеет. Иди к нему. В конце концов он направил нас к тебе в нужное время.

- Это он? - Качая головой, я закрыла лицо ладонями. Снова во мне зародились рыдания. Для меня скорее было чудом не то, что я выжила, а то, что они все пришли. Они поддержали меня, хотя я издевалась и насмехалась над ними. Я предположила, что это заслуга Морфия, но теперь знала, что это сделал мой лучший друг, человек.

Но конечно ... Я хочу, чтобы рядом были те, кого я люблю, сказала я ему, не понимая, почему эти слова выскользнули из моего рта, потому что я больше не думала и не планировала. Должно быть их вложила мне интуиция - и разве Морфий не советовал мне доверять людям, которых люблю? Эта просьба не могла навести на мой след Анжело, потому что я выразила её в контексте с превращением. Мои чувства стали приманкой для Анжело и в тоже время они сберегли меня от самого худшего. До последней секунды у Анжело не было сомнений, что я выберу его - да и как, когда их не было даже у меня самой? Когда я умоляла Тильманна сопровождать меня, я слушала только моё чутьё, только его, и моя привязанность к Тильманну была достаточно сильной, так что мне хотелось, чтобы он находился рядом, когда меня превратят. Теперь, оглядываясь назад, я удивлялась своим собственным словам. Мой мозг бескомпромиссно следовал за эмоциями.

Тильманн выполнил моё желание. Он не предположил, что я имею ввиду только его, когда сказала, что хочу, чтобы рядом были те, кого люблю. А что имею ввиду всех. И почему? Потому что слушал, в то время как мои уши давно оглохли.

Дай чувствам волю ... Дай чувствам волю, посоветовал мне Морфий. Он может читать твои мысли. О да, я дала чувствам волю, бросилась в их пучину без всяких размышлений. Но возможно эта способность спасла всех нас, даже если я продолжала её ненавидеть и хотела наказать себя за то, что вернулась к Анжело и умоляла о его близости, подобострастная и покорная. Но она меня защитила. Он не смог распознать во мне другого плана чем тот, который соответствовал его собственному, потому что моя тоска и грусть заглушили всё остальное.

- Пересиль себя, Эли, и поговорите друг с другом. Ему бы это не помешало. - Пауль ободряюще похлопал меня по плечу. Я вздрогнула от боли. Перелом ребра был не таким драматичным, всего лишь неприятным, но я никому не рассказала, как он у меня появился. Это знала только я сама.

- Пауль, ты идёшь обедать? - крикнула с улицы Джианна. - Я отнесла Тильманну одну тарелку наверх. Эли тоже хочет что-нибудь?

- Нет, - быстро решила я. - Ничего не хочу! - Я снова понизила голос, чтобы меня слышал только Пауль. - Если я сейчас не пойду к нему, то никогда этого не сделаю.

- Хорошо. Эли, хочу сказать тебе ещё кое-что. Мама держится хорошо. Папа посещал не только нас. Но и её тоже. А Морфий ... он - или она? - Он усмехнулся. Я пожала плечами.

- Думаю, это решать тебе. Он принимает и то и другое.

- Что же, не важно. Она, он, какая разница. Во всяком случае Морфий также ... хм дал кое-что и ей. Я имею ввиду не письмо. А кое-что от папы. Это утешило её. Тебе не нужно так горевать. Пожалуйста, пообещай мне.

- Но я не знаю, как мне всё исправить ... - Мои руки остановились в воздухе, потому что я не осмеливалась провести ими по волосам, как хотела. Я прикасалась к себе только тогда, когда этого нельзя было избежать. Единственное, что я пока трогала - это мои глаза, уши и щёки.

- Постепенно. В любом случае никто от тебя этого не ожидает. Начни с Тильманна. По крайней мере, ты можешь с ним поговорить. С папой я больше не смогу поговорить, а мне нужно загладить намного большую вину, чем тебе.

Он лгал, чтобы подбодрить меня, и я не стала его исправлять. Я никому ещё не могла рассказать, что причинил мне Анжело. Что он осквернил и злоупотреблял моей юностью и всеми моими мечтами. Я больше не знала, что исходит от меня лично, а что подпитывалось им. Я не осмеливалась слушать музыку из-за страха, что перед глазами появятся старые воспоминания о Грише, который, будем надеяться, стал снова самим собой. Воспоминания, которые отныне неизбежно будут напоминать мне об Анжело. Воспоминаний о Колине я, однако, тоже боялась. Мне больше нельзя мечтать о нём. Его больше нет рядом. Возможно это самое угрожающее и гнетущее во всей ситуации: что у меня больше нет ничего, о чём я могу мечтать.

- Хорошо, - сказала я хрипло. - Я пойду к нему, сейчас, как только ты выйдешь, и вы начнёте есть. - Чтобы не встречаться ни с кем из вас.

Я подождала ещё несколько минут, закрыв уши руками, после того, как Пауль сел на террасе, потом неуклюже встала и на шатких ногах зашагала вверх по лестнице.

Я заставила себя, по крайней мере, посмотреть коротко на моё туловище и ноги - всё расплывчато, как будто я сильно близорука - чтобы проверить, достаточно ли презентабельна (да достаточно, на мне была одета короткая, скромная, полосатая пижама, которая принадлежала не мне), прежде чем нерешительно постучать в дверь чердака. Изнутри не послышалось никакого звука. Я постучала немного громче, готовая развернуться и уйти, если раздастся протест. Но я не услышала ни протеста, ни приглашения войти.

Хотя мне хотелось уклонится от того, что я сейчас увижу, я открыла дверь и неловко вошла в комнату. Сначала я лишь поверхностно переводила взгляд с одной вещи на другую и этой быстрой проверки было достаточно, чтобы понять, что кто-то основательно здесь убрался. Одежда Тильманна была вновь сложена в шкаф, пол помыт, мусор убран, постельное бельё постирано. Балконная дверь открыта; лёгкий ветерок прикоснулся к моим голым лодыжкам, больше уже не такой тёплый и ласковый, как во время недель с Анжело.

Тильманн сидел прямо на своей кровати, тарелка с макаронами между ног, а его когда-то такой пламенный взгляд, в ожидание направлен на меня, в то время как он с заметным аппетитом ел. Я настроила мои глаза немного резче.

Также неряшливость в его внешнем виде исчезла. Волосы были всё ещё лохматыми, но очевидно он их помыл. Он пах так же хорошо, как и раньше, хотя был всё ещё слишком бледным, а лицо слишком худым. Он выглядел как кто-то, кто как раз возвращается к жизни, а не как кто-то, кто всеми силами пытается её покинуть. Он тоже разглядывал меня, и это меня так смутило, что я отвернулась.

- Вот это да, - в конце концов отметил он с полным ртом. - Ты выглядишь по-настоящему дерьмово. - Как правило, я избила бы его, его же собственной подушкой или дала словесный отпор, но его легкомысленное замечание глубоко меня ранило. Давление в области глаз говорило о том, что я вряд ли смогу избежать слёз, если тут же не изменю курс. Скорее всего он даже не преувеличил, а говорил правду. Это ведь его любимая игра: говорить правду, безжалостно и прямо.

- Это не совсем то, что я хотела услышать, - пробормотала я и развернулась, чтобы сбежать.

- Эй, Эли, постой, я только пытался разрядить немного обстановку простым замечанием, только и всего. Не паникуй!

- С каких пор ты придаёшь большое значение разряжению обстановке? - парировала я в нашем добром, старом стиле вести дискуссию, благодарная за то, что он готов снять напряжение. По крайней мере это было что-то новенькое.