Ночи на Сила стали холодными. Я подавила дрожь, когда мы молча шли по лесу, и Колин лишь иногда останавливался и ждал, пока я снова догоню его. Я постоянно спотыкалась и падала, как будто моё тело хотело потянуть время, даже если при этом вредило себе.

- Только ещё одно, - нарушил Колин тишину пещеры, после того, как мы спрятались в её прохладной темноте, и настоящая жизнь превратилась в расплывчатую тень. - Я хочу знать только ещё одно. Может быть это покажется тебе смешным, но я думаю, мне будет легче уйти, если я узнаю.

- Тогда спрашивай. - Мой голос был глухим из-за чистого страдания.

- Анжело и ты, вы целовались? Спали друг с другом? Я всё время задаюсь этим вопросом, даже если это мелочно и возможно не играет никакой роли. Эти мысли просто не оставляют меня в покое.

- Нет. Нет, не спали. Между нами ничего не случилось. - Глаза Колина заглянули в мою бездонную душу, но я выдержала его взгляд. Это правда.

Мы прекратили говорить, и я быстро поняла, что ночь - это потерянное время. Ничего из того, что мы сделаем и скажем, сможет изменить или остановить то, что случиться. Скорее это сделает всё ещё хуже. Всё-таки я ещё сильнее уцепилась пальцами за его спину, как будто могла таким образом навсегда удержать возле себя, в то время как он молча завязывал верёвки.

- Нет. Оставь их. - Я убрала его руки с затылка и начала развязывать узлы. - Пожалуйста...

- Лесси, это слишком опасно! Ты знаешь, что мой голод становиться всё более беспощадным.

- Да, я знаю. Но к чему ты хочешь их привязать? Здесь в пещере ничего нет, а я хочу видеть тебя свободным. Я хочу иметь другой образ перед глазами, когда буду вспоминать нашу последнюю встречу. Позволь мне только смотреть на тебя, пожалуйста.

Я заплакала, без всхлипываний, когда он снял со своего стройного, жилистого тела, чья тень выделялась чернотой на стене пещеры, рубашку, а потом брюки.

Мы сидели голые напротив и смотрели друг на друга, чтобы запомнить то, что никогда не хотели забыть, но и эти образы не удержать. Когда-нибудь они станут чужими, и он ускользнёт от меня: его чёрный взгляд, в котором я нашла саму себя, его буйные, непослушные волосы, его смех, такой неожиданно красивый и ясный, что он всегда удивлял меня. Всё это невозможно удержать ...

Сейчас я знаю от части, но тогда буду знать точно. Что это изменит, если я скажу, что люблю его? Что это изменит, если я почувствую его в себе? Что это изменит, если я его запомню, тогда как память людей так быстро начинает рисовать свои собственные образы? Что вообще настоящее и подлинное из того, что мы видим в жизни? Разве я уже давно не несу его в своём сердце?

Когда приблизилось утро, и тени стали бледнее, я как ребёнок выползла из пещеры и на четвереньках карабкалась по лесу, слишком слабая, чтобы идти прямо. Я скулила и пыхтела, как будто меня преследовал убийца.

На самом же деле я сама та, кто уничтожит себя.

- Он идёт. - Плечи Тильманна дрожали. Он не знал, куда деть руки. Не найдя ничего другого, он вцепился в меня. - Эли ... - Он плакал. - Он идёт. Теперь мне нужно идти.

- Да. Тогда иди. О Боже, Тильманн ...

Мы цеплялись друг за друга, причиняя боль.

- Он мой друг, понимаешь? Мой друг. Я так его люблю ... - Тильманн поднял нос вверх. Чувствовал ли он, что плачет, что у него текут слёзы? - Я всегда восхищался им и уважал, что со мной станет без него? Что?

- Я не знаю, - ответила я невыразительно, проводя пальцами по его разгорячённым, мокрым глазам. - Но мы обязаны сделать это. Мы в долгу перед ним. Я в долгу перед ним. Он снова и снова спасал меня, а теперь я должна спасти его. Я слышу его, тебе нужно исчезнуть ... быстрее ... Не то деля тебя будет слишком опасно.

Я отодвинула его от себя, хотя его руки снова тянулись ко мне. Я вспомнила, как они ощупывали лицо Колина, благоговейно и нежно. Да, я забирала у него его лучшего друга.

- Хорошо. - Тильманн сглотнул и попытался взять себя в руки. - Я уйду через заднюю дверь. Вот пульт дистанционного управления.

Мы отпрянули друг от друга, когда услышали, как он зовёт меня снаружи. Он кричал моё имя. Глубоко и глухо звучал его голос в тёплом вечернем воздухе.

- Елизавета! - Жужжа, летучие мыши разлетелись в стороны. Время подгоняло. Он не остановиться перед домом. Он начнёт меня преследовать.

- Нажми на зелёную кнопку, как только он зайдёт, хорошо? Зелёную кнопку. Тогда фильм сам стартует.

- Уходи, Тильманн, беги через сад, а там через железнодорожные рельсы, давай же!

Ревя и спотыкаясь, он бросился к двери. Потом я услышала, как его шаги промчались вниз по лестнице. Я распахнула навесные двери чердачной комнаты, вышла на балкон и посмотрела вниз, где Колин, лохматый и с безумием в глазах, шагал по безлюдной, пыльной улице. Его рубашка свисала лохмотьями с тела, потому что он порвал её в безнадёжном поиске, его щёки были мертвенно-бледные. Кости резко выделялись под ними тёмными тенями.

- Где моя лошадь? Где Луис? - заорал он мне, задрав голову. - Я не видел его уже два дня. Он исчез. Исчез! - Он ударил себе в лицо сжатыми в кулаки руками. - Где Луис? –

Скрестив руки на груди я смотрела вниз на горемычного страдальца.

- Елизавета, поговори со мной. Где он? - закричал Колин.

- Не здесь, - сказала я холодно. - Я не знаю где.

- Это не правда, ты лжёшь! Ты лжёшь!

Он чуть ли не сорвал калитку с крепления, когда открывал её и летящими шагами взобрался вверх на террасу. Ледяной порыв ветра дошёл до меня. Я почувствовала запах смерти. Он был таким сильным.

Я вернулась в дом, чтобы встретить его. Сначала я вязла кинжал в правую руку, потом подняла пульт дистанционного управления левой, вытянула её и нажала на зелёную кнопку. Я не имела представления, что сейчас случиться и что мы увидим. Я слепо доверилась Тильманну и засела здесь наверху с тех пор, как вернулась назад из леса, чтобы ждать. Ещё несколько минут назад он работал над ним, потом от усталости и недосыпания почти что обессилил. Но всё-таки смог закончить.

Моё сердце обливалось кровью, когда заиграли скрипки и началось пение, а Колин стучал в дверь изо всех сил. Тильманн настоял на музыке. Музыка, которая разносилась по всем комнатам, она усилит боль во много раз, если та вдруг окажется несущественной. Но она не будет несущественной.

- Где моя лошадь? – Затрещав, замок поддался. Входная дверь распахнулась и сразу же снова захлопнулась из-за силы его удара. Мы оба оказались здесь в ловушке.

Как палач, с кинжалом в руке, я шагнула на верхнюю ступеньку лестницы. Колин почти больше не мог стоять прямо. Тяжел дыша, он оглядывался по сторонам, но не было спасения от того, что мы увидели. Тени везде, на полу, стенах, потолке, чёрно-серые тени, которые разорвут его душу. И мою в придачу.

- Нет ..., - вырвалось из его горла, когда он понял, что они показывали. Луиса - Луиса, который заржав, пытался убежать и спастись от пыток, у него уже шла кровь, она лилась фонтаном из его горла и ног, потом крупным планом - его от страха распахнутые глаза, в которых светился белок. Он звал своего хозяина, почему его нет рядом, чтобы помочь? Почему он оставил его на произвол судьбы?

Снова Тильманн размахнулся широким, запачканным кровью ножом мясника, его ухмылка искажена безумной ненавистью, зрачки расширенные и остановившиеся. Безжалостно он воткнул его в мускулистую шею Луиса, хотя лошадь уже лежала на земле, отчаянно размахивая копытами и больше не в состояние встать.

Потом вставка, на которой Анжело и я, мы вместе на пляже, солнце светит на нашу кожу. Я смеюсь и восхищённо на него смотрю, вставка с разбитой головой Луиса, его глаза в агонии, рот открыт, потому что он заржал в последний раз, ржания не слышно, потому что музыка заглушала всё. Lacrimosa … dies illa … qua resurget ex favilla … iudicandus homo reus. Полный слёз, каждый день, в который человек, как подсудимый, восстаёт из пекла. Только у меня была ещё сила восстать.