Несколько мгновений меня мучила совесть, потому что я скрыла от остальных, что случилось сегодня ночью. Почти не слышное потрескивание на грубой штукатурке стены разбудило меня - потрескивание покрытых хитином ног, которые прокладывали себе путь, осторожно, но всё же неудержимо. Я не включила свет, а ждала, когда мои глаза привыкнут и начнут видеть в темноте. Когда потрескивание исчезло, время пришло. Удлинённая тень, прямо возле моего лица, которая так элегантно и полная сил, прижималась к стене, с каждой секундой её контуры становились всё чётче. Это был всего лишь маленький скорпион, не больше, чем мой большой палец, отмеченный бросающимся в глаза чёрно-жёлтом узором, но само по себе совершенное, идеальное, устрашающее творение, созданное мастером.
Я осталась тихо лежать и благодарила за то, что он пришёл, что мне было позволено увидеть его, быть рядом. Мне хотелось погладить его переполненный пузырь с ядом, внутри которого переливалась горчичного цвета сыворотка, хотелось коснуться его клешней и положить кончики пальцев на его прохладный панцирь. Но я не хотела нарушать его покой. Он не причинит мне никакого вреда, если я не причиню ему. Он всего лишь заблудился и собирался с силами, пока его инстинкты не скажут снова, куда ему идти.
Нет, скорпион ничего общего не имеет с Тессой. Джианна предупреждала нас насчёт этих зверюшек, их укус не опаснее укуса осы, и прежде всего, он вёл себя естественно, и совсем не вредоносно. Я не хотела предавать его. Я даже надеялась, что он придёт опять. Если я упомяну мою встречу с ним, то только вызову чрезмерную истерию.
И насколько я знала Пауля, он сразу же почувствует себя обязанным поиграть в уничтожителя насекомых и отравит весть дом.
- Allora (итал. значит), - вернул меня в настоящее голос Джианны. Образ скорпиона медленно померк. - Вы почувствуете это. По крайней мере хоть что-то. Но как мы её убьём?
- Может, более уместен вопрос, кто её убьёт, - возразил Тильманн.
- Не начинай опять ...
- Именно этот вопрос и является ключевым! - воскликнул Тильманн и смёл остатки картонной подставки на пол. - Именно этот. Колин её не любит и не сможет убить. Радуйся, что это так, Эли! Другого Мара мы не сможем найти. Так что только я смогу сделать это и хочу.
Несколько минут царило молчание. Я не знала, что делать. Предложение Тильманна не так сильно удивило меня, как других, но с другой стороны, моя дилемма стала болезненно-очевидной: я надеялась и в тоже время боялась, что он сделает это.
Пауль угрожающе прокашлялся.
- Собственно я думал, что самое позднее сегодня вечером мы поймём, что всё бесполезно и уедим домой, прежде чем Тесса вообще сможет приблизиться.
- Да ты с ума сошёл, - рассердилась я, хотя знала, что именно это Пауль и скажет. - Я не собираюсь сбегать. Мы сражались за твоё счастье, так что у меня есть право сражаться и за моё. И я хочу найти папу. - Против этих аргументов Пауль бессилен. Вздыхая, он откинулся назад и скрестил руки на широкой груди, но не стал спорить. Мне жаль загонять его таким образом в угол, даже очень. Потому что для него, это снова значило подчиниться решениям других и остаться пассивным. Но никакого другого способа нет.
- Я хочу сделать это, - наседая, повторил Тильманн. - Я убью её.
- Нет. Исключено. Я этого не допущу. Ты несовершеннолетний и ...
- Не начинай нести подобную чушь, Джианна! Несовершеннолетний! - Тильманн пренебрежительно рассмеялся. - Какая вообще разница? Здесь речь идёт о Марах, им тоже наплевать на дату рождения!
- Да, но мне на тебя не наплевать! Я несу за тебя ответственность! Это мой дом, ты живёшь у меня, я не хочу, чтобы твой труп лежал у меня в гостиной, capisci (итал. ясно)?
- Давай по крайней мере подумаем об этом, дорогая, - сказал Пауль спокойным голосом. Удивлённо я подняла на него взгляд. - Только подумаем. Потому что если Колину не удастся покончить с ней, и она нас атакует, то может случиться бойня. Тильманн единственный, кто её любит.
Снова на нас обрушилось ощущение, что нужно помолчать. Единственный, кто её любит. Тильманн не возразил Паулю. Значит, было так, как он утверждал: он любит её.
- Таким образом, мы выяснили только кто сделает это, - покончила я с гнетущей тишиной. - А не как.
- Боль открывает душу ..., - размышляла Джианна, заиграв ногтями по столу, словно на пианино, изнуряющий звук. Я потянулась и прижала её руку к столу, чтобы она прекратила. Этот звук мешал мне думать.
- Но ведь намного важнее подумать над тем, как уберечь Тильманна от превращения! - отвлекла я, потому что та часть формулы, которую процитировала Джианна, с самого начала озадачивала меня.
- Я уже подумал, - ответил Тильманн спокойно. - И у меня есть идея. Только я пока ещё не могу рассказать о ней.
- Тильманн, мы говорим о жизни и смерти, о какой скрытности здесь может идти речь! - Пауль склонился вперёд и предупреждающе посмотрел на Тильманна. - Если уж собираемся ввязаться в это безумие, то каждый из нас должен знать, что делает другой.
- В Гамбурге мы тоже ничего не знали. И что? Ты всё ещё жив, - ответил Тильманн холодно.
Я глубоко вздохнула. Чёрт, он прав. Мы оба не знали, что планировал Колин. Но Колин - Мар. Тильманн же, всего человек, да к тому же очень молодой. Несколько месяцев назад он ещё забрасывал в наши окна камни, с закреплёнными на них картами Таро, чтобы рассказать мне о своём видении, а ночью подстерегал в Гренцбахе Колина, думая, что тот выполняет смелое родео, а не похищает сны у рогатого скота.
- Могу я говорить откровенно? - Пауль коротко прокашлялся. Так как никто ничего не возразил, он продолжил:
- Весной я почти погиб, а моя сестра рисковала своей жизнью, чтобы спасти меня. В это же время я познакомился с моей девушкой, с которой хочу оставаться вместе так долго, как только возможно. Эти оба человека важны для меня. Важнее, чем ты Тильманн. Поэтому для меня лучше, если ты попытаешься убить её, чем если никто ничего не сделает, и Тесса отомстит одной из моих девочек, возможно даже обоим.
Это было очень смело, и наш разговор снова оборвался. Пауль избрал оружие Тильманна. Беспощадную правду. Вообще-то, Тильманн должен быть в состояние справляться с этим. Но заглянуть в свою душу он нам не позволил. Он сидел перед нами с опущенными ресницами и размышлял. Нельзя было сказать, причинили ли слова Пауля ему боль или же поощрили. Возможно, что Пауль только потому так провоцировал его, чтобы тот сдался. Но я знаю Тильманн лучше, чем он. Тильманн не сдаётся.
- Так что я за, - взял Пауль на себя ещё раз командование. - Эли? А что думаешь ты?
Я не стала долго думать. Если я поддержу его затею, то он, возможно, снова будет смотреть на меня как на друга, поделится своими размышлениями, и не будет дольше закрываться на чердаке. Я больше не знала, могу ли ему доверять, но мне очень хотелось. Если не ему, тогда кому?
- Тоже за.
- Я против, без компромиссов, - сказала Джианна. - Я не позволю семнадцатилетнему безрассудно погибнуть.
- Тогда у нас три голоса против одного и решение принято. Спасибо. - Тельманн всё ещё не позволял нам заглянуть себе в глаза, но попытка Пауля напугать его, была напрасной. Мой брат принял своё поражение, молча. Наверное, он между тем уже привык проигрывать. Джианна встала и отвернулась, опершись руками о балюстраду, она смотрела в ночь. Видимо ей требуется один момент, чтобы восстановить самообладание. Нельзя, чтобы мы потеряли сейчас над собой контроль. Пока мы выяснили только начало, а не решающие моменты. Поэтому я решила использовать моё «да» в качестве давления.
- Однако при условии, что ты скажешь нам, что именно ты планируешь и как хочешь защитить себя.
- Ещё пока не могу, но думаю, что моя идея сработает. Нет, Эли, не смотри так на меня, я не могу рассказать! Ещё пока нет! Я поделюсь с тобой, как только буду знать точно. Тебя я во всё посвящу, обещаю.
- А нас? - спросила Джианна, не поворачиваясь. - Что с нами?