- О, всё нормально, - повторила я неубедительно. - Мы ведь теперь здесь в Италии и ... - И ждём самого ужасного из всех Маров, о котором даже мама почти ничего не знает. Прекрасный отпуск.
- Да, отдыхайте там, возможно тогда всё снова на ... э, придёт в норму, так ведь? - Придёт в норму? Это не звучало так, будто он хоть немножко верил в то, что рассказала ему мама. Значит вот откуда жалость в его голосе. Я лишь ещё один человек в компании бедной, помешанной семьи Штурм. Безумная семья, один хуже другого.
- Как там мой сын? Ему тоже выпала не особо лёгкая доля из-за недостатка серотонина. Пауль хорошо приглядывает за ним? - То, как господин Шютц сказал «Пауль», я поняла, что он, по крайней мере, Паулю, аттестовал ясный рассудок. Паулю, нашему вечному скептику, который только что наточил нож, перебрал украденные медикаменты, и кое-что выбрал из них, если я правильно истолковала звуки, доносящиеся снизу.
- Елизавета, ты ещё там?
- Да.
- Что делает Тильманн? Он в порядке?
Я огляделась. Тильманн вернулся наверх с двумя напитками в руках и большим ножом для мяса под мышкой. Сейчас он запрограммирует небольшую музыкальную установку для психоделического музыкального фона нашего трипа.
- Чувствует себя прекрасно. Он как раз приготовил для нас коктейли, сегодня вечером у нас будут гости.
Тильманн вопросительно на меня посмотрел и сдержал смешок. Я пожала плечами.
- Твой отец, - сказала я одними губами. Его ухмылка стала шире. Без всякой спешки он взял у меня из рук мобильный.
- Привет, пап. Да, всё хорошо, я в порядке. Да, у нас прекрасная погода, здесь хорошо. Много солнца. Немного лучше. Ах, то что делают все, купаюсь, ем, отдыхаю. - Убиваю. - Да, я дам тебе её ещё раз ...
Я закатила глаза, но всё-таки взяла мобильный.
- Елизавета! Я только хотел тебе сказать, что я поддерживаю вас! Я на вашей стороне.
- Спасибо, господин Шютц, мне нужно заканчивать, наша гостья придёт сейчас. Тогда до скорого! Пока! - Я положила трубку и измучено посмотрела на Тильманна. - Так, теперь он думает мама, папа и я сошли с ума. Она должно быть что-то ему рассказала! Зачем она рассказала? Как она могла?
Может речь здесь шла об интимном разговоре в постели? Я вспомнила, что по отношению к Колину была очень разговорчивой, после того, как мы переспали друг с другом. Моя мать и господин Шютц в постели - нет, не буду об этом думать сейчас, может быть подожду до завтра или ещё дольше, потому что такие размышления всё испортят. Ясно было то, что он нам не верит и считает психопатами, в противном случае не говорил бы так высокомерно и напыщенно. «Я поддерживаю вас. Я на вашей стороне.» Что это значит - я навещу вас в клинике и принесу цветочки, когда придёт время и вас наконец-то запрут? Но почему он тогда допустил, чтобы сумасшедшая Елизавета проводила отпуск с его сыном? Так он мог поступить только в том случае, если исключил меня из союза сумасшедших, так же, как и Пауля. Что же, возможно даже исключил и лишь маму считал безумной. Да, так картина становилась целостной. Все остальные соображения я отложу на позже. Если это позже наступит.
- Только что ты ещё выглядела более расслабленно, Эли. - Тильманн смотрел на меня с критикой. Он запрограммировал MP3-установку - Pale Horses от Моби в бесконечном цикле, как я и приказала, и одел длинные штаны, будто хотел выглядеть для Тессы особенно красиво. На мне всё ещё был одет бикини, но времени не было, чтобы искать внизу что-то, во что можно нарядится. Без лишних слов я взяла одну из футболок Тильманна, одела её, схватила ремень с постели и обвязала им талию, образуя своего рода платье. Для Тессы мне не нужно наряжаться, но и полуголой я тоже не хочу перед ней предстать. Однако я не особо расслабилась. Она лишь едва закрывала мою попу.
Грибы что в напитках, которые Тильманн поставил между нами на пол? Я хотела встать на колени и понюхать, как внезапно через балконную дверь в комнату залетело несколько летучих мышей, щелкая и чирикая, они увернулись от стен и сразу же снова исчезли.
- Ничего себе, - пробормотал Тильманн. – Послушай, Эли, если ты не уверенна и боишься, тогда оставь это. Всё в порядке. Я сам справлюсь.
- Нет, я не боюсь. Я хочу, чтобы это случилось. Только не могу как раз сейчас расслабиться. Это своего рода ... такое чувство, как будто мне нельзя расслабляться или даже смеяться ...
- Ты должна представить себе, что трип - это твоя защитная оболочка. Твоя подводная лодка. - О, теперь он снова особенно сообразителен. - Он позволит пережить тебе всё в другом свете, более увлекательно и менее опасно, скорее всего это даже вообще не будет опасно - если ты захочешь его принять и вообще, почувствуешь себя хорошо.
Трип в качестве защитной оболочки? Увидеть Тессу в другом свете, не как в последние разы? О да, я хочу. Это привлекательная идея, перенестись в такое состояние, которое прогонит весь ужас. В котором будешь испытывать всё, как будто смотришь фильм, ничего общего не имеющий с реальностью. Я почувствовала, как меня начало сверлить любопытство. Да, чёрт, я хочу принять эти грибы. Я хочу иметь свою наркотическую, подводную лодку. Но ...
- Подожди, у меня есть идея. - Тильманн ещё раз начал возиться с MP3-установкой. - Хорошо, вот нашёл. Облокотись назад и слушай ...
Удивлённо я услышала потрескивание пластинки, которую оцифровали без каких-либо технических тонкостей. За потрескиванием сразу же последовали первые медленные такты старой душещипательной песни. Тильманн и душещипательная песня?
- Что это? Звучит как песня из пятидесятых, или что-то в этом роде, почему у тебя есть нечто подобное в сборнике?
- Это не из моего сборника, а из Джианенного.
Ага, коллекция Джианны. То, что Джианна, в моменты влюблённости, даже не брезгала шлягерами, я уже знала самое позднее с Гамбурга. Но у этого певца был глубокий, звучный голос, который казался мне немного знакомым. Где-то я его уже слышала.
- Я думаю, я его знаю ... Разве это не тот толстый американец, который уже давно умер? Почему ты слушаешь нечто подобное?
- Эли, если ты сейчас же не замолчишь, я засуну тебе в рот носок! - Я преувеличенно поджала губы, чтобы продемонстрировать Тильманну, что буду держать рот на замке.
- Большое спасибо, - вздыхая прокомментировал он. - Это Эльвис Пресли, Are You Lonesome Tonight, смешная версия. Он пел песню на концерте и при этом спонтанно изменил текст. Вместо оригинальных слов он спел «Do you gaze at your bald head and wish you had hair?» и в тот момент увидел лысого мужчину в публике и разразился приступом смеха. Ты поняла, что он сказал, не так ли?
Конечно поняла. «Уставился на свою лысину и желаешь, чтобы у тебя были волосы?» Да, очень смешно, это показывало его остроумие и креативность, но я сомневалась в том, что меня сможет развеселить только это и несколько смешков умершего образа душещипательных баллад (по словам Джианны кстати, атакованного или полукровки). Тем не менее я подчинилась. Тильманн снова включил песню.
Теперь зазвучала та часть, которую цитировал Тильманн, и Элвис начал смеяться, в то время как группа продолжала тупо играть дальше, а бэк-вокалистка пела трелью на высоких тонах и совершенно серьёзно. Элвис тоже пытался продолжить петь, но терпел неудачу при каждой новой попытке. Всё это конечно смешно и не спланировано и для публики очень забавно, но что меня глубоко тронуло и захватило (кое-что, чего я не ожидала), так это то, как он смеялся. Так искренне, самый прекрасный мужской смех, который я когда-либо слышала. По его смеху - такому открытому, спонтанному, молодому - можно было услышать, что он музыкальный, но прежде всего я слышала, что он смеялся не часто, что у него редко были причины для смеха, что он на самом деле был узником меланхолии и печали. Тем смелее он теперь проложил себе путь, как будто распознал возможность на один момент вырваться из бастиона одиночества.
Тебе просто хотелось присоединиться к нему, порадоваться вместе, подарить ему этот драгоценный момент, когда юмор всё преодолел и связал его с чужими людьми в зале сильнее, чем это случалось когда-либо в его настоящей жизни.
