— Ты угадал, именно так и было. Кроме того, даймоны перестали интересоваться звездами и вообще собственной Вселенной.
— А еще они перестали размножаться.
— Это был положительный фактор: их планета, как и Земля, страдала от перенаселения.
— Потом нашлась группа романтиков, которые решили мирв уничтожить.
— Нет. У даймонов такие номера не проходят. Они — высокосознательные существа, считаются с мнением других и потому все важные вопросы решают обсуждением, а не насилием.
— И что же они решили?
— Они решили поставить своеобразные фильтры, вентили, полностью изолирующие мирв от их реальности. Земляне пока до этого не додумались — так же как до ускорения времени.
— И удалось им это?
— Да. Теперь в мирве одни даймоны избавляются от отрицательных эмоций и комплексов неполноценности, другие обучаются ремеслам, третьи творят произведения искусства, четвертые отбывают наказание.
— Даже так? Мирв как виртуальная тюрьма?
— Которая, между прочим, не калечит даймона, а действительно вынуждает его становиться более… в терминах землян — более человечным.
— А свобода от всего, что делает даймона несвободным — диктата гравитации, императива единственности лица и тела, устаревших моральных принципов, ужасающего давления инстинкта размножения и так далее, — от этого они избавились? — бубнит Юрчик, шагая вслед за мной по тропе.
— Это — очень слабые ограничения. Их даймоны оставили, чтобы не создавать лишние проблемы в своем реальном мире. Зато они сняли ограничения на гораздо более важные вещи.
Мы медленно идем по лесной тропинке. Для второй половины августа сегодня необычно теплый день. Еще подают голоса птицы, летают бабочки, и вообще мирв прекрасен.
И как хорошо, что его существованию не угрожает семерка каких-нибудь безумцев.
— Разве может быть что-то важнее свободы?
— Ты и не представляешь, юноша, как много свобод получили даймоны в своем мирве! Например — свободу влюбляться по собственному желанию, а не исходя из интересов общества в целом. Свободу заниматься чем вздумается, а не тем, к чему у тебя наибольшие способности. Свободу дать по морде негодяю. Свободу убить врага, наконец!
— А что, в мире даймонов всего этого нельзя?
— Чем выше культура общества — тем больше ограничений оно накладывает на своих членов. Тем глубже пропасть между их руководствующимся в основном инстинктами подсознательным и воспитанным сознательным. Отсюда — неврозы, депрессии и даже суициды. На Земле тоже количество самоубийств в высокоразвитых странах гораздо больше, чем в отсталых. А ведь слаборазвита в последних не только промышленность, но прежде всего культура — то, что вы называете цивилизацией.
— И во сколько же раз в мирве время течет быстрее, чем в даймонов?
— Примерно в тысячу. За один свой месяц они могут прожить в мирве целую жизнь.
Упавшая сосна, примерно в пол-обхвата толщиной, преграждает нам путь. Приходится преодолевать препятствие. Вначале через ствол перелезаю я, потом Юрчик. И разговор, и наш маленький отряд веду я. Надеюсь, подсознательно Смирнов ощущает это.
— Ну, наверное, это чересчур — целая жизнь…
— Наоборот. После ряда проб и ошибок даймоны пришли именно к этому. Длительность каждого погружения в мирв равна продолжительности жизни виртела. Или в терминах даймонов — мирвтела.
— Не понимаю, о чем вы. Виртело ведь практически бессмертно; оно устаревает морально гораздо быстрее, чем физически…
— В мирве даймонов виртело рождается, взрослеет, живет и умирает точно так же, как в их реальном мире, только в тысячу раз быстрее. Разве почти каждый человек не хотел бы прожить не одну, а несколько жизней? Даймоны исполнили эту многовековую мечту! И заметь, наложив на свой мирв гораздо больше ограничений, чем люди наложили на вирт. Но вы еще придете к этому.
— К еще большим ограничениям?
— И к еще большему сближению вирта и реала. В конечном счете они станут почти неотличимыми. Только вирт будет свободнее, обширнее, многообразнее и быстрее, чем реал. Не нужно его разрушать. Мы тоже в свое время чуть было не сделали подобную ошибку, но вовремя опомнились.
— Вы — ЭТО КТО?
— Ты еще не понял?
— Ты — даймон?
— А наш мирв — это Земля.
Юрчик вновь непроизвольно останавливается, поворачивается и смотрит на меня, как на сумасшедшего.
— Ты давно медкомиссию проходил?
— Как и ты, два месяца назад. Ты же знаешь, работа в вирте нервная, копы проверяются на предмет психического здоровья ежегодно.
— А ты, случаем, в детстве фантастикой не увлекался?
Мой авторитет, только что завоеванный и укрепленный, рушится в ноль. Но это ненадолго. Сейчас я верну его — и сторицей.
— Нет и не может быть ничего более фантастического, чем реал. Кстати, после того как земляне создали свой вирт, мы начали, подражая вам, называть мирв реалом. Так что мы с тобой теперь говорим, можно сказать, на одном языке.
— Только живем в разных мирах.
— Да не сумасшедший я! И не фантастикой обкурился. Я — Хранитель Виртуальности, причем не только Виртуальности людей, но и реала, виртуальности даймонов.
— Покажи значок.
— Какой значок?
— У каждого винтерполовца должен быть значок, чтобы показывать своим. Ты ведь не в одиночку хранишь реал, должны быть и другие. И вам нужен способ распознавать друг друга.
— Такой способ есть, и не один. Но наши значки невидимы для людей — точно так же, как невидимы значки винтерполовцев для обычных виртлян.
— И у тебя есть код прохождения сквозь стены?
— Нет. Такие коды мы не используем — физические чудеса запрещены. Но кое-какие сверхвозможности у нас есть. Например, такие…
Мое сенсационное сообщение остановило Юрчика возле большой дикой груши, сплошь усеянной мелкими плодами.
Я протягиваю руку, удлиняю ее и срываю плод не с нижней, а со средней ветки, метрах в полутора над моей головой. Юрчик открывает рот.
— А еще? — выдыхает он, словно дошкольник, впервые в жизни попавший на выступление фокусника.
Я медленно изменяю форму и предстаю перед Юрчиком в виде Никодимова. Столь же медленно я вновь превращаюсь в Жовтяка.
— Ух ты… — верит наконец Юрчик. — Для смены одного виртела на другое тебе даже не понадобилось выходить из вирта… То есть из реала.
— Только не говори Клеопатре и водителю, вообще никому, что я — Хранитель реала. Я открыл тебе эту важную тайну только потому, что вы готовы сделать страшную ошибку — уничтожить свой вирт. А ведь планы бытия, о которых твердят ваши эзотерики, — это на самом деле вложенные виртуальности. Мы подозреваем, что наш мир, мир даймонов, — тоже чья-то виртуальность.
— Если бы я все это знал раньше! — бьет кулаком одной руки в раскрытую ладонь другой Юрчик. Бьет, немилосердно дергая мою левую руку и не обращая на нее ни малейшего внимания. Цепочка наручников жалобно звенит. — Поздно. Разрушение вирта уже нельзя остановить!
— Мы тоже — и не раз! — готовили людей к концу света. Но потом отложили уничтожение реала до неопределенных времен. Слишком многим из нас он нужен. У реала, конечно, есть недостатки, но достоинств гораздо больше. Думаю, и конец вирта, совместными усилиями, нам тоже удастся отложить.
— Боюсь, уже нет. Кропоткин и Заратустры просто проводили психологическую подготовку виртлян к предстоящему концу вирта. Но вирт рухнет не в результате перегрузки серверов — ты прав, последствия такой катастрофы удалось бы ликвидировать уже через три-четыре недели. А мы хотим разрушить вирт необратимо.
— Это невозможно. Все, что вам удастся сделать, — это вывести из строя часть стран и страниц вирта на несколько недель. Даже если вы запустите в вирт вирус, он не успеет распространиться. Каким бы сложным и скрытным он ни был, соответствующий антивирус будет разработан в течение нескольких суток. Да что я вам рассказываю, вы и сами прекрасно все знаете!
— Все серверы, все файлы вирта уже заражены стеганографическим вирусом-грибком. Два месяца он размножался в вирте, пока не покрыл каждую стену каждого здания, не пропитал все жесткие диски и поля памяти. Через шесть — нет, уже через пять с половиной часов — сработают бомбы-детонаторы, в вирт будут посланы команды на активизацию. Вирус перейдет в состояние номер два и начнет интенсивно пожирать все, до чего только сумеет дотянуться. Уже через два-три часа все несущие конструкции вирта рухнут, а потом грибок продолжит доедать остатки. Никакой антивирус за это время разработать невозможно!
