— Моя. Но тебе придется подождать: теперешний начальник вполне лоялен по отношению к Функции, так что устранять его физически нецелесообразно, а перевести на равноценную или более высокую должность пока нет возможности. Но не волнуйся, твое усердие будет отмечено, причем в ближайшее время.

Хорошо бы. Крутишься как белка в колесе, а некоторые в это время бродят в бутыли. Тепло, питательно и мухи не кусают.

Дочь, щелкнув пультиком, включает объемный телевизор. Как раз идет программа с бессмертным названием «Время».

— По статистическим данным, средний московский школьник в виртуальном мире сейчас проводит больше времени, чем в реальном, — сообщает красиво причесанная дикторша. — С одной стороны, это отрадный факт, потому что по этому показателю мы…

— А почему вы не спрашиваете, для чего я решила резко повзрослеть? — спрашивает дочь, и мне приходится перевести на нее один глаз и переключить одно ухо.

— Ну… Приказы начальства не обсуждают… — напоминаю я древнюю истину.

— …почти догнали западноевропейские страны, — продолжает дикторша. — С другой, в этом есть и отрицательные моменты. В частности, министерство здравоохранения…

— Согласно сообщениям, распространяемым по моей Линии, Заратустра и Террорист могут оказаться одним и тем же лицом. Точнее, одной личиной. Я имела в виду — главный из Заратустр. Но, как ты совершенно верно заметил, выловив хотя бы одного из них, мы найдем и остальных. А Террорист может оказаться очень, очень опасным! Поэтому я и форсирую события.

— …встревожено последствиями гиподинамии у детей. Предлагается на тридцать процентов поднять порог физической тренированности, ниже которого скафы будут автоматически закрывать выход в вирт…

Безграмотная дикторша. По-русски так не говорят. Впрочем, теперь все вещают как попало, и эта дикторша не исключение. Небось сама проводит в вирте времени больше, чем в реале, причем непременно в фемискафе.

— Ты что, собираешься входить в вирт в фемискафе? — догадываюсь наконец я.

— Ну да. Не все же Заратустры запали на твою Клеопатру, кто-нибудь и моим виртелом соблазнится. Я его уже заказала, получила и даже зарегистрировала. Вот, посмотри… — показывает дочь свою личину на дисплейчике наручного кома, Экранчик маленький, много не разглядишь, но, по-моему, личина у нее очень привлекательная.

— Давай я сразу введу твою личину в мою аукалку, — предлагаю я. — Не исключено, нам придется в вирте действовать совместно.

Переключившись в режим «ау!», мы обмениваемся личинами. Жена смотрит на эту процедуру с завистью: она освоить прессор-сенсорный скаф так и не смогла. Но молодец, не упустила момента потренироваться в выражении эмоции «зависть».

— А узнав, что я еще девственница, Заратустра будет бегать за мной вприпрыжку по всему вирту и по всему реалу! — раскрывает одну из деталей своего плана дочь.

— Кстати, а ты девственную плеву уже вырастила? — вспоминаю я. С этой работой так затуркался, что о важнейших вещах забывать стал.

— …На границе России с Польшей задержан очередной контейнеровоз с нелегальными эмигрантами. По предварительным данным, все они из Ирана. Но если раньше основным побудительным мотивом для нелегалов был высокий уровень жизни в развитых странах, то теперь это — запрет в фундаменталистском Иране виртуальных сексуальных отношений. В частности, в Иране человек, в доме которого будет найден фемискаф или хомоскаф, подлежит публичной казни. Кроме того, гражданам Ирана разрешено посещать только образовательные страницы вирта, да и то не все. За соблюдением этого правила следит особая полицейская служба. Нарушители подвергаются публичной порке, при повторном нарушении — отсечению правой руки…

— Чисто физиологически — да.

— Тебе надо научиться терять девственность. Это чем-то похоже на месячные — тоже с небольшим выделением крови. Кроме того, во время этого акта тебе должно быть больно.

— Я знаю! — нетерпеливо прерывает мои нравоучения дочь. — В объемных фильмах все подробно показано, а что касается крови, то в вирте можно обойтись и без нее.

— Когда ты начнешь ловить на крючок девственности кого-нибудь в реале, я тебя потренирую.

— Надеюсь, ты окажешься хорошим дефлоратором, — улыбается дочь.

— Я — самый лучший дефлоратор во всей Москве! — хвастаюсь я.

И это недалеко от истины. Шесть лет назад я, в интересах Функции, работал в фирме, первой освоившей производство хомоскафов. Я был одним из негласных испытателей, проводивших натурные опыты непосредственно в вирте. Задачей фирмы было добиться, чтобы виртуальный секс стал столь же привлекателен, как реальный, при отсутствии побочных явлений в виде венерических заболеваний и детей. Кроме того, для личин виртел были куплены лица самых известных киноактеров и киноактрис. Девизом рекламной компании было «Расстанься с девственностью в объятиях кумира!». И я шлялся по вирту в образе одного из таких кумиров. Он, конечно, тоже шлялся, но физические возможности не позволяли ему это делать круглосуточно. У меня таких проблем не было, сексуальный опыт я тогда приобрел колоссальный. Теперь сам им пользуюсь и другим передаю.

— В реале вы еще привлекательнее, чем в вирте, — говорит мне Клеопатра, протягивая узкую ладонь. Я, как и накануне в вирте, не пожимаю ее, но целую.

— О вас я такого сказать не могу.

— Почему? — обиженно приподнимает правую бровь Клеопатра.

Одета она классически: темный английский костюм, белая блузка, на лацкане изысканной формы брошь, поверх — распахнутый светлый плащ.

— Потому что вы — эталон красоты и в реале, и вирте. А красивее эталона быть невозможно. С ним можно только сравниться.

— А говорили, не умеете делать комплименты.

— До встречи с вами не умел. Да и теперь не умею. Это — констатация факта, а не комплимент.

Клеопатра, улыбнувшись, берет меня под руку.

— Куда вы меня поведете?

— В музей изобразительных искусств. Вы ведь любите оригиналы?

— Еще даже больше, чем вам кажется. Но музейные оригиналы — лишь бледная копия жизни или, как теперь принято говорить, реальности.

— То есть в музей мы не пойдем?

— Нет.

— Клуб, ресторан, театр?

— Все это — тоже имитация жизни. В клубе прикидываются значительными, в ресторане — богатыми, в театре наблюдают, как одни люди профессионально прикидываются другими, а сами при этом прикидываются ценителями искусства.

— Человеку свойственно жить в виртуальном мире. Если бы вирт не существовал, его следовало бы выдумать.

Мы идем по Охотному ряду в сторону Манежа. На нас оглядываются почти все встречные мужчины и женщины; первые — с восхищением и, после того как переведут взгляд на меня, с завистью, вторые смотрят только на Клеопатру — с завистью пополам с ненавистью.

А говорят — красота спасет мир… Видимо, ахейские мужи, разрушившие Трою, еще не знали этой прописной истины.

— Его не следовало ни выдумывать, ни тем более создавать, — грустно улыбается Клеопатра.

Я бросаю на нее косой взгляд. Это что, провокация? Или она действительно так считает?

— Почему? — прикидываюсь я, как говорят обыватели, шлангом. Смысл этого выражения от меня ускользает, но пользоваться им я умею.

— Подлинного и так было немного, ты сам только что сказал об этом, а с появлением вирта вся жизнь стала нереальной, в прямом и переносном смыслах.

Пару секунд я разбираюсь в этих смыслах. Ага, просто каламбур: нереальная теперь означает еще и «виртуальная».