Еспер вырвал ее из рук матери и возобновил прерванную игру. Очевидно, некоторым детям мало одного-единственного эксперимента.

— Значит, вы будете учиться? — обратился к Пребену господин Хансен. Наверное, он хотел переключить общее внимание на что-нибудь другое.

— Да, собираюсь. Я хочу изучать политэкономию.

— Вот как! Ну, с такой специальностью вы без работы не останетесь.

— Я тоже так думаю, собственно, я рассчитываю уже сейчас, во время учения, устроиться куда-нибудь работать, — поддерживал Пребен беседу.

— Попробуйте обратиться в министерство восстановления народного хозяйства[3], — предложил господин Хансен. — Там многие студенты работают.

— Но ведь нужно очень много знать, чтобы служить в министерстве?

— Не думаю. Никогда ни о чем подобном не слыхал.

Пребен решил про себя, что непременно попробует устроиться в министерство восстановления народного хозяйства.

Ко второму Еспер тоже не притронулся, хотя мать долго его упрашивала.

— Ну что вот с ним делать? — Она расстроенно посмотрела на мужа. — Должен же он хоть что-нибудь съесть!

— Чего бы ты поел? — спросил господин Хансен у сына.

— Пирожных, — ответил Еспер.

— Есть у нас пирожные?

— Я купила несколько штук к ужину. Дать ему одно?

— Полагаю, надо дать.

Фру Хансен принесла поднос с пирожными. Она дала одно Есперу, который, чавкая, проглотил его и тут же протянул руку за следующим.

— Детям полезнее всего то, что им нравится, — разъяснил господин Хансен Пребену, на лице которого отразилось некоторое удивление. — Если ребенка кормить тем, что ему не нравится, он не выделит в достаточном количестве слюны и не сможет как следует усвоить пищу. Многие люди страдают хроническим несварением желудка лишь потому, что в детстве их заставляли есть то, чего они не любили.

Пребен подумал: а не мог бы содействовать слюноотделению старомодный подзатыльник, но вслух ничего не сказал. Вместо этого он начал разговор об изумительном лете, и вскоре все пришли к единому мнению, что лето даже слишком солнечное.

— Это прямо-таки невыносимо, — сказал господин Хансен.

— Я умру, если на днях не будет дождя, — поддержала его фру Хансен.

Тема разговора наскучила Есперу, который к тому времени проглотил последнее пирожное. Было заметно, что он размышляет над тем, как бы получше привлечь к себе внимание.

— Какой у него противный нос! — ни с того ни с сего заорал он.

Пребен покраснел, но приготовился попросить смущенных, как он полагал, родителей, не обращать внимания — ребенок есть ребенок. Однако ему не пришлось что-либо сказать — никто не смутился и даже не извинился перед ним. Напротив, родители от души расхохотались.

— Ха-ха-ха! — смеялась фру Хансен. — Попало вам!

— И глаза у него противные, — закричал Еспер, видя, что его выходка имеет успех. — И уши, и рот, и волосы!

— Ха-ха-ха! — вежливо смеялся Пребен.

— И руки у него тоже противные, — вопил Еспер, опьяненный успехом. — И руки, и ноги, и пузо, и попа, и…

Пребен, со страхом ждавший оценки еще более интимных частей своего тела, поспешил уронить вилку на пол и с грохотом отодвинул стул, чтобы ее достать. Только так ему удалось прервать словоизвержение Еспера.

— Ох, ну разве не прелесть этот ребенок? — Фру Хансен никак не могла успокоиться.

— Прелесть, — подтвердил Пребен.

— Погодите, вы еще с ним ближе познакомитесь, — сказала она.

— Это будет наверняка очень забавно, — вежливо ответил Пребен.

Фредериксен ехал на велосипеде с работы в странном, мечтательном настроении. Снова и снова вспоминался ему разговор с Момбергом, и чем больше он думал о нем, тем ослепительнее становились открывавшиеся перед ним перспективы. Он окончательно пришел к выводу, что чисто производственные вопросы его не интересуют. Ими может заняться Момберг, он же возьмет на себя канцелярскую и административную работу. Такая деятельность немыслима без получения полномочий, значит, он сможет называть себя к тому же уполномоченным. А может быть, даже вице-директором!

Ставя велосипед в подвал и поднимаясь затем по лестнице, Фредериксен все еще продолжал грезить. Он очнулся лишь в дверях, когда почувствовал запах жареной селедки и услышал, что жена зовет его к столу.

— Мальчики дома? — спросил он.

— Сейчас придут.

— Гм.

Фредериксен вошел в гостиную, где в манежике сидела его младшая дочка. Он пощекотал ей животик.

— Ну что, соплюшечка, — сказал он тоном любящего отца.

Малышка потянулась к нему, ей хотелось на руки.

— Не-е-е-ет, на руки я тебя не возьму. — Фредериксен снял туфли и лег на диван.

Ротик девочки задрожал. Потом она расплакалась. Фредериксен недовольно поморщился.

— Меньшая ревет! — крикнул он со своего дивана.

В комнату быстро вошла фру Фредериксен, сопровождаемая ароматом жареной селедки.

— Ну, что случилось? Проголодалась, да?

— Этот ребенок все время ревет, — заметил Фредериксен.

— Она просто голодная.

— Гм. — Фредериксен начал листать газету.

«„Картофель вреден для глаз“, — говорит известный ученый» — было набрано заглавными буквами название статьи. Крупный химик в результате многолетних исследований обнаружил в картофеле вещество, которое губительно действует на глаза. При употреблении картофеля в пищу это вещество оказывает вредное влияние на глазной нерв, который все более ослабляется — до тех пор, пока любитель картофеля не ослепнет полностью; обычно это случается к тридцати годам. Тем фактом, что большинство людей ежедневно едят картофель и все же, как правило, сохраняют зрение и после тридцати лет, ученый, судя по всему, пренебрег. Очевидно, он был так занят лабораторными опытами, что просто не имел времени обратить внимание на этот феномен. Газета отнеслась к открытию несколько скептически, но все же не преминула узнать мнение случайных прохожих по этому вопросу. Их спросили, едят ли они картофель и если да, то не чувствуют ли они, что слепнут, на это было получено много интересных ответов. Какой-то рассыльный сообщил, что он ест картофель каждый день и очень его любит. Домохозяйка ответила, что в ее семье — семь ртов, и не так-то просто начистить картошки на всю ораву. И наконец, кондуктор трамвая поведал, правда несколько отклоняясь от темы, что больше всего он любит морковь. Таким образом, проблема получила всестороннее освещение.

Фредериксен дочитывал эту интересную статью, когда жена позвала его обедать. Мальчики уже пришли, и вся семья собралась за столом.

— Ну, как успехи в школе, Енс? — Фредериксен считал, что его первейшая отцовская задача — именно в том, чтобы время от времени задавать подобные вопросы.

— Хорошо, — механически ответил Енс.

— Нельзя разговаривать с набитым ртом, — нравоучительно заметил ему Фредериксен. — И держи ложку правильно. Вот так, смотри.

Фредериксен показал, как едят хорошо воспитанные люди, при этом он залил лацкан пиджака супом.

— А у тебя, Оле, как дела? — быстро спросил он.

— Хорошо.

— Надеюсь, ты лучше стал заниматься? Последний твой табель был неважный.

Оле не ответил.

— Будь собраннее, — продолжал Фредериксен, — иначе никогда и ничего не добьешься. В твои годы я был очень прилежным.

— Угу. — Оле слышал это не первый раз.

— А сегодня мне предложили высокий пост. — Фредериксен был доволен, что может продемонстрировать плоды прилежания.

— Что еще за пост? — уставилась на него фру Фредериксен.

— Заведующего производственной частью на одной фабрике. Прямо не знаю, соглашаться или нет.

— Конечно, соглашайся! — Фру Фредериксен никак не могла понять, почему ее муж не принял ни одного из тех блестящих предложений, что ему постоянно делали.

И тут, за жареной сельдью, Фредериксену представился случай выказать свои обширные познания. Это произошло, когда жена накладывала картофель на тарелку дочери.