Я, наконец-то, ухожу...

Горе. Какое же это ужасное чувство, и я постоянно ощущаю его. Я испытываю агонию, вспоминая, что он был здесь, что он существовал. Милый, красивый Айк … он всегда улыбался.

В то утро, когда Айк ушел, появился мой отец. Когда я отказалась уезжать, он то ли пожалел меня, то ли решил, что нет смысла спорить со мной и оплатил мое проживание в мотеле до конца месяца, чем шокировал меня до глубины души. На короткий чудесный миг я даже подумала, что он смирился и понял, что мой дар на самом деле существует, но отец опроверг мои предположения, когда сообщил, что детектив Эндрюс просит меня остаться, хотя технически я не обязана оставаться.

Затем, забивая последний гвоздь в крышку моего гроба, отец поставил меня перед фактом, что он еще вернется через несколько недель, но уже вместе с моей мамой.

Позже в этот же день ко мне заглядывает Снайпер и обнимает меня, пока я плачу. Я превратилась в развалину, но он ни словом не упоминает об этом. Он просто говорит мне, что Айк бы хотел, чтобы я была счастлива, и я знаю, что он прав.

Когда позже Снайпер собирается уходить, он говорит:

— Не уверен, что сейчас самое подходящее время, но Джордж просил меня передать тебе это, — и кладет конверт на кровать рядом со мной.

Не помню, попрощалась ли я с ним, не помню, как он уходил, но когда я подняла голову, Снайпера в комнате уже не было. В голове крутится только одна мысль, что это прощальное письмо от Джорджа. Наверное, для него слишком тяжело встретиться со мной лицом к лицу. Может быть, он боится, что я выйду из себя, если он скажет это мне лично. Не знаю, что он хочет мне сказать, но надеюсь, что по крайней мере его письмо будет добрым. Мои чувства к нему не изменились, и если его письмо — это отказ, боюсь, я не справлюсь с этим.

Проходит час или около того, прежде чем я решаюсь вскрыть письмо. Конверт толстый на ощупь и я понимаю, что там есть еще что-то, помимо самого письма. Мои руки дрожат, когда я вскрываю его и заглядываю внутрь. Внутри письмо и армейские жетоны. В горле встает ком, когда я аккуратно вытаскиваю цепочку с двумя небольшими жетонами на ней.

Прижав жетоны к груди, я падаю спиной на кровать и громко плачу. Мне никогда не забыть звяканье жетонов у Айка под футболкой, когда он шел рядом. Джордж отдает их мне? Я всхлипываю, наверное, целую вечность, прежде чем у меня получается снова сесть. Наконец-то, я разворачиваю лист бумаги, который был в конверте, и задерживаю дыхание, готовясь к худшему.

Дорогая Шарлотта.

Прости, что пишу тебе это письмо вместо того, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз, но, честно говоря, мне очень стыдно из-за того, как я вел себя последние пару раз, когда мы виделись. Я говорил тебе, что я не такой, как тот мужчина, с которым ты познакомилась, когда только приехала сюда. И это правда. Настоящий я не из тех, кто подсаживается на наркотики и спит с доступными женщинами, и мне больно, что именно таковым стало твое первое впечатление обо мне. Также я говорил тебе, что хочу быть мужчиной, достойным тебя, и что хочу быть достойным твоего высокого мнения обо мне. Это тоже правда. Но рассказать тебе, какой я на самом деле, и показать — это совершенно разные вещи. Поэтому я собираюсь пройти курс реабилитации, Шарлотта. Хочу избавиться от этой гадости и прочистить мозги. Знаю, что не обеспечил тебе необходимое количество причин верить в меня, но я очень надеюсь, что ты будешь ждать меня. Надеюсь, что ты останешься и дашь мне шанс доказать, что я достоин тебя. Если же нет, я пойму. Ведь я обеспечил тебе кучу причин уехать. Но знай, Шарлотта... Когда ты призналась мне в любви тем вечером, что-то изменилось во мне. Ты пометила меня, и я никогда не смогу забыть это или изменить. Пожалуйста, верь, что я все сделаю, чтобы стать достойным твоей любви, если ты дашь мне такой шанс. Вернусь через месяц. Твоя работа остается за тобой. Я обсудил это со Снайпером. Пожалуйста, береги себя, и не важно, что бы ты ни решила, Шарлотта, прошу тебя, будь счастлива. К письму прилагаю жетоны Айка. Поскольку ты отдала памятную вещицу своего брата, будет честно, если я поступлю так же. Уверен, он бы захотел, чтобы они были у тебя.

Джордж.

Засунув письмо обратно в конверт, я снова падаю на кровать и рыдаю.

Меня не было тридцать дней. Не так уж долго, но мне этот месяц показался вечностью. Теперь же я готов вернуться домой и столкнуться с миром лицом к лицу. Я жутко нервничаю. Меня захватило тревожное ощущение, потому что я понимаю, что мне предстоит посмотреть в глаза всем, кого люблю, и столкнуться с последствиями своих прошлых поступков. Уверен, что семья простит меня. Снайпер тоже. Больше всего я волнуюсь из-за нее. Сможет ли она по-настоящему простить меня за то, как я вел себя? А я был колоссальным засранцем — эту точку зрения Снайпер высказал мне столько раз, что я сбился со счета. Весь прошедший месяц я провел, копаясь в прошлом и вытаскивая наружу все проблемы, но помимо всей этой фигни, я осознал, как много есть всего, за что мне следует научиться прощать себя. Единственное, в чем я уверен, — мне нужна Шарлотта. Черт, я люблю ее. Я оказался слишком труслив, чтобы сказать ей об этом. Я жажду Шарлотту так же сильно, как жажду дышать. Она всегда незримо присутствовала рядом, и я как будто слышал ее слова: я не хочу потерять еще и тебя. Так тяжело было проходить реабилитацию. Лихорадку и ночную потливость я бы и самому худшему врагу не пожелал. Но я дал обещание своему брату, и, черт возьми, собираюсь сдержать его. Айк заслуживает этого. Мне еще повезло, что я сумел вырваться из ада самоуничтожения. И теперь чертовски стыдно, что из-за собственной злости я так долго был вдали от Шарлотты, что так долго не принимал ее такой, какая она есть. Но, несмотря ни на что, я никогда не переставал хотеть ее.

В последний вечер, когда я видел ее, после того, как мы уехали от Мерсеров, я был поражен. То, как она вернула им чувство покоя, напоминало чудо. Словно их боль мгновенно исцелилась. Позже тем вечером, когда она забралась мне на колени и поцеловала меня, я понял, что никогда и ни за что не отпущу ее. Но в тот момент речь о том, что я могу удержать ее, тоже не шла. Шарлотта заслуживает лучшего, но по какой-то причине она любит меня. Она хочет быть со мной, или, по крайней мере, хотела. И чтобы у нее было лучшее, по крайней мере, с моей стороны, я должен исправить что-то в себе, прежде чем начинать что-то с ней.

Отец только что забрал и везет меня домой после реабилитации, по пути что-то небрежно рассказывая, но все мои мысли только о ней. Как она? Где она?

— Как Шарлотта? — прерываю я его монолог, не в силах больше сдерживаться. Отец улыбается, но не сводит глаз с дороги.

— Неплохо, я полагаю. Почему ты спрашиваешь? — и, судя по тому, как он ухмыляется, он прекрасно знает, почему я спрашиваю.

— Ты отлично знаешь, пап, — бормочу я.

Взяв свою кружку-непроливайку из нержавейки, он делает медленный глоток, а затем говорит:

— Она чудесная девушка, Джордж. Надеюсь, у тебя получится убедить ее остаться.

Я переплетаю пальцы и сжимаю их так сильно, что кончики белеют.

— Она говорит, что собирается уезжать? — робко спрашиваю я, и у меня перехватывает горло от этой мысли. Я не могу винить ее, если она примет такое решение. Не то чтобы благодаря мне у нее были причины остаться. Но, черт меня возьми, если я не хочу, чтобы она осталась.

— Ее родители приезжали на неделю или что-то около того. Они умоляли ее уехать с ними, но она отказалась.