Под самой крышей со скрежетом перекатывался настоящий железнодорожный мост. Он перетаскивал подвешенный к тросу огромный ковш с расплавленной сталью. Люди бесстрашно сновали среди этого огня и грохота, среди передвигающихся механизмов, и звуки их голосов четко выделялись в общем шуме цеха.

Очень скоро Яша осознал, что здесь командует человек, что все здесь подчинено его разуму. Цех представился ему огромным, как Вселенная, и таким значительным, что на фоне всего виденного мечты Яши сразу поблекли, потеряли свое величие. До сих пор он не бывал на заводе и сегодня буквально был оглушен и ослеплен. По одну сторону широкого пролета, на высоких бетонных фундаментах, похожих на огромные усеченные пирамиды, стояли шесть плавильных печей. Две из них не работали (очевидно, находились на загрузке), а над остальными поднимались клубы рыжего дыма, из которых вырывались языки пламени. Дым улетал в колпаки, а из них по железным трубам на улицу.

За печами, вдоль стеклянной стены цеха, виднелась ровная высокая площадка, выложенная из металлических плит.

Озираясь по сторонам, не столько из любопытства, сколько из опасения угодить под ковш или под фонтан искр, сыпавшихся отовсюду, Борис и Яша поднялись на площадку, а с нее по узкой железной лесенке на второй этаж, где находились служебные помещения.

Пройдя несколько прокуренных комнат, они вдруг очутились в химической лаборатории, да еще в такой, что Яша оторопел от восхищения и забыл, зачем он сюда попал.

— Послушай, послушай, — заволновался Борис, — смотреть потом будем. Давай старшего электрика искать.

В одной из комнат за столом, спиной к юношам сидел худощавый мужчина с маленькой головой и что-то писал.

— Скажите, пожалуйста… — начал Яша, но мужчина обернулся и оказался… Григорием Григорьевичем!

Бывший руководитель технической станции удивился не меньше Яши и Бориса. Он смотрел оторопело, вытянув длинную, такую знакомую друзьям шею.

— Здрасте, Григорий Григорьевич, — сказал Борис.

— Экскурсия? — крикнул Мохов. — Почему без руководителя?

— Нам бы старшего электрика.

— Вот старший электрик.

В комнату вошел невысокий и рыхлый, но подвижной мужчина лет сорока пяти. У него было полное, румяное лицо и припухшие бесцветные глаза.

— Ко мне? — Мужчина протянул руку за поданными направлениями, прошел за свободный стол и, шумно вздохнув, словно только что поднялся на десятый этаж, сел. — М-да, м-да, — произнес он, прочтя направления. — Сырец. Куда я вас? Ведь два дня поработаете и к маме запроситесь. С испытанием на две недели. Поняли? Завтра к восьми утра без опозданий, а то сразу от ворот поворот.

Старший электрик хлопнул пухлой ладонью по направлениям, сказал: «Все!», потом воскликнул: «Ах, черт!», вскочил из-за стола и выбежал из комнаты,

Друзья ждали его больше часа, но старший электрик так и не появился. Григорий Григорьевич занимался своими делами, не обращая на них ровно никакого внимания.

— Пошли. — Борис дернул товарища за рукав.

Они спустились на площадку плавильного отделения. Где-то здесь им предстояло работать.

— Смотри, что это? — закричал Борис, хватая Яшу за руку.

Одна из печей начала медленно наклоняться в сторону пролета. Если бы не люди, спокойно стоявшие около нее, можно было бы подумать, что печь потеряла равновесие и опрокидывается.

Часть людей была одета в пропыленные брезентовые штаны и куртки, в широкие войлочные шляпы. Другие — в обычных костюмах. Но у всех на глазах были синие защитные очки.

Над печью замер передвижной мост. На тросе под ним висел ковш. Друзья поняли: сейчас будут выпускать расплавленную сталь. И действительно, золотисто-желтая, ослепительная струя хлынула из узкого отверстия печи. Стало так светло, будто в цехе вспыхнуло солнце. Брызги металла взлетали высоко вверх, бились в металлические фермы цеха и рассыпались каскадами искр. Где-то внизу, под площадкой, гудели электромоторы.

— Кра-а-асота-а! — протянул Борис.

Яша тоже залюбовался невиданным зрелищем.

Около каждой печи находилась стеклянная кабина. Яркий блеск расплавленного металла, отражаясь от стекла, не позволял видеть ее внутренность. Яша заглянул в двери. У пульта с переключателями, кнопками, штурвалами, вольтметрами и рубильниками стояла девушка. Это была Люба. Она довольно ловко орудовала всем, что находилось у нее под руками. За ее спиной стояла пожилая женщина, повязанная синим платочком. Она внимательно следила за движениями Любы, иногда что-то кричала ей.

Присутствие Любы сразу успокоило Яшу. Среди необычной и потому удручающей обстановки серьезное, но очень спокойное лицо подруги вселило и в него уверенность, что все пойдет отлично.

Выпуск металла между тем закончился. Печь стала на свое место, мост увез ковш, свет, исходивший от струи, погас. Люди в брезентовых куртках засуетились, забегали по площадке. По плитам загрохотали электрокары с коробками, нагруженными железным ломом.

Яша и Борис зашли в кабину.

— Это вы, ребята! — обрадовалась Люба. — Я все ждала, ждала, думала, вы уж и не придете. Вы садитесь вот сюда, на сундучок, а я сейчас, одну минуту.

Она подбежала к щитам, стоявшим вдоль всех стенок узкой кабины, и принялась щелкать рубильниками. На мраморных панелях гасли красные сигнальные лампы, вместо них вспыхивали зеленые огоньки. Яша и Борис сели на продолговатый железный сундучок, стоявший в углу, у пульта.

— Что же, и вы к нам работать? — спросила женщина.

— Да, — ответил Яша, — электромонтерами.

Женщина участливо покачала головой.

— Разве же в другой цех мест не было?

— Ой, я вас и не познакомила! — спохватилась Люба. — Это Лидия Семеновна, я у нее пока ученица.

— Да-а… — протянула Лидия Семеновна, все с жалостью поглядывая на юношей, будто им грозило что-то неприятное.

— Лидия Семеновна, — Люба указала на стекло кабины, — вон Кашин идет, вы его, кажется, искали.

— В самом деле, — спохватилась женщина и вышла.

— Ну вот мы и вместе, — сказала Люба. — Здесь, конечно, трудновато, сами видите, да ведь на фронте еще труднее. Там люди жизнь отдают.

Люба еще хотела что-то сказать, но с площадки раздался оглушительный, прямо-таки разбойничий свист. В стекле кабины показалась огромная мужская фигура в брезентовой куртке.

— Пора включать. — Люба повернулась к щитам и защелкала рубильниками.

Первый день работы в литейном цехе навсегда остался в памяти Яши.

Он и Борис приехали на завод к восьми часам. Едва они поднялись на площадку плавильного отделения, как увидели бегущего навстречу молодого мужчину в черном пропыленном комбинезоне.

— Вы — новички-электромонтеры? — закричал он и, не ожидая ответа, приказал: — Получите спецовки в кладовой. Только быстрее пошевеливайтесь.

— А где кладовая? — спросил Борис, но мужчина уже побежал обратно.

— Узнаем у Любы, — сказал Яша. — Это, наверное, и есть сменный мастер.

— Там, там, — Люба ткнула пальцем в пол. — Скорее, ребята. Беда у нас.

— А что случилось?

— Шины горят. — Она указала на верх печи. — Видите, как раскалились? Если сгорят — плавка пропала, и на сутки простой.

Печь представляла собой большую круглую коробку, высотой примерно в полтора Яшиных роста и около трех метров в диаметре, склепанную из железных листов и выложенную внутри огнеупорным кирпичом. Коробка закрывалась сводом тоже из кирпича.

С одной стороны в печи имелось отверстие для загрузки стального лома, оно закрывалось заслонкой, а с другой стороны — отверстие для выпуска стали. Во время работы печи его заваливали песком.

Через три большие круглые отверстия в своде спускались и поднимались угольные электроды. Они походили на черные полированные бревна. Их верхние, выступающие над сводом концы удерживались металлическими каретками. Каретки с помощью тросов и электромоторов передвигались по высоким металлическим колоннам.

Из трансформаторной кабины, к которой примыкала кабина управления, тянулись к кареткам гибкие кабели. Кабели крепились на свободном конце каретки через специальное изолирующее устройство, откуда ток поступал к электродам по гибким медным пластинам. Люба назвала их шинами. Они были раскалены докрасна.