— За восьмой и девятый?! Быть не может!

На взгляд Иры, это казалось слишком много. Разумеется, она верила Яше, знала, что он не станет преувеличивать свои успехи, а тем более хвастать ими. Наоборот, его постоянно приходилось расспрашивать. Тогда чем же он недоволен?

Поняла она это далеко не сразу. Дело заключалось в том, что Яша не расходовал и десятой доли своей энергии, она бродила в нем, рвалась наружу и… не находила приложения. Яше не хватало точки опоры.

— Знаешь, давай с тобой вот что сделаем, — предложила Ирина. — Составим план: что к какому числу ты обязан выучить. Ты будешь приходить ко мне и как бы сдавать экзамены.

— Принято! — согласился Яша.

Теперь за столом его удерживала необходимость отчитаться перед Ирой, а он не хотел ударить лицом в грязь. Пусть Ира всегда будет им довольна.

Дела пошли быстрее, Яша опять стал засиживаться за полночь.

Но однажды застучало в висках — упруго и болезненно. Боль расползлась по всей голове. Некоторое время он в недоумении прислушивался к этому новому ощущению — до сих пор он не знал, что такое настоящая головная боль. Он ждал, что вот сейчас все пройдет, что это просто так, случайно. Но голову все сильнее сжимало в тисках. Яша лег в постель. Боль стала такой невыносимой, что он застонал. Каждое незначительное движение головы отдавалось в ней огненной волной. На вопросы перепуганной матери он мог отвечать только шепотом. Анна Матвеевна заставила его принять какой-то порошок. Боль стала утихать, через полчаса от нее остался только глухой отголосок в самой глубине мозга. Однако воспоминание об этом внезапном и непонятном приступе несколько дней пугало Яшу. Неужели болезни оставили в его организме неизгладимую печать на всю жизнь? Неужели не хватит с него того, что он уже перенес?

…В марте капитулировала Финляндия. Беспокойство за Володю не омрачало больше мирной жизни семьи Якимовых. Филипп Андреевич подошел к карте, воткнул красный флажок в то место, где был Выборг, и сказал:

— Всё! Отвоевались маннергеймы.

Бурная весенняя распутица смыла следы зимней военной тревоги.

В мае Яша одолел среднюю математику. Но, закрывая последнюю страницу учебника за десятый класс, он почувствовал, как опять в висках упругой болью застучала кровь.

Анны Матвеевны не было дома. Надеясь, что полная неподвижность остановит приступ, Яша лег на кровать. Боль нарастала. Он стиснул зубами подушку, чтобы не застонать, — от этого стало еще хуже. На глазах выступили слезы, первые слезы, вызванные физической болью. К тому же его начало мутить. Чувствуя быстро нараставшую тошноту, Яша сделал попытку добраться до кухни. Но, едва поднявшись на ноги, он тут же упал на колени, и его вырвало.

Боль стала утихать. Яша осторожно заполз обратно на кровать, в изнеможении разбросав руки. Наконец он заснул.

Много дней Яша ходил испуганный, напряженно прислушиваясь, не начинается ли головная боль. Его бесила эта несправедливость природы. Почему голова подводит именно в такой момент, когда он полон планов и жаждет по-настоящему трудиться? Но голова опять стала ясной, и он успокоился, снова сел за математику.

Освоение начал высшей математики опередило все сроки, намеченные Ирой. Ненавистный прежде предмет начал нравиться Яше. Последние разделы стереометрии, где требовалось хорошее воображение и пространственное мышление, дались ему особенно легко. Так же легко пошла теперь и аналитическая геометрия.

Устраивая зачеты, Ира была теперь пассивным слушателем. Она просто не представляла, о чем идет речь. Но это не имело особого значения. Яша в сущности отчитывался перед самим собой, а Ира делала заключение: «Выполнено!» Вслушиваясь в голос Якова, доказывающего ту или иную теорему, Ира каждый раз поражалась памяти своего друга.

— Послушай, Яшенька, — взмолилась она как-то, — ну признайся же, что ты только механически запоминаешь прочитанное. Зубришь, ну?

— А как бы я стал решать задачи? — удивился Яша. — Я же всего Рыбкина перерешал.

— И тебе это не в тягость?

— В тягость, что не могу быстрее. До Циолковского еще вон сколько…

— Яшенька… значит у тебя… талант. Ты понимаешь, что это такое?

— И понимать не хочу. Куда хватили… Талант — это Циолковский, Ломоносов, Фарадей.

— Но ты не очень-то задавайся, Яшка. Слышишь? Я вот еще тебя за уши, если захочу, оттаскаю.

Ира сделала попытку привести свою угрозу в исполнение, но Яша перехватил запястья ее рук. Ей не удалось освободиться, его пальцы сомкнулись, точно стальные кольца.

— Какой ужас! — удивилась Ира. — Когда ты успел стать таким сильным? Яша? Когда?

— А лыжи? Вы забыли? Кто виноват, что я стал на лыжах кататься?

Он посмотрел на нее такими глазами, что Ира почувствовала желание привлечь его к себе. Но она не сделала этого. Прошло то время, когда она была его старшим товарищем.

Наступило лето 1940 года. Жаркими днями Яша уходил с компанией друзей далеко вверх по реке Широкой в сторону тракта. Там выше и круче были берега, плотнее стояли друг к другу вековые сосны.

Яша похвастался своими походами перед Ирой, и она вдруг обиделась.

— Вы не очень-то внимательны, молодой человек. — Тон, каким она проговорила это, был сухим и даже официальным. — Разве не следовало пригласить меня, Яков Филиппыч? Вам надо было знать, что Ирина Пескова — любитель пешеходных прогулок и тем более с ночевками у костра.

— Простите, Ира! — взмолился Яша. — Вы так всегда заняты, что мне и в голову не приходило… Я думал…

— Он думал. Мы думали. Они думали.

— Завтра же мы зайдем за вами.

— Хорошо, посмотрим.

Ира действительно оказалась прекрасным спутником в странствиях друзей по окрестным лесам. Во-первых, она умела варить такую уху, что даже Борис приходил в восторг. Во-вторых, она была ходячим запасом интереснейших историй, которых могло хватить на тысячу многочасовых привалов.

У реки строили шалаш, перед ним разводили костер. Ночью друзья плотнее садились к огню, и Ира начинала рассказывать о юных следопытах, о молодых участниках революционного подполья и гражданской войны. Таинственный притихший лес со всех сторон окружал лагерь, его темнота пугала. Спали они в шалаше, тесно прижавшись друг к другу: ночью от воды тянуло прохладой. Последнюю ночь в лесу Яша долго лежал с открытыми глазами, наблюдая за отблесками пламени, прыгавшими по скатам шалаша. Он ни о чем не думал, просто ему не спалось.

— Почему ты не спишь? — шепотом спросила лежавшая рядом Ирина.

— Не знаю. Так.

Девушка помолчала и спросила снова:

— Хочешь пройтись по лесу?

— А зачем?

— Ночью лес совсем особенный. Не как днем. Ну?

— Хочу.

— Только осторожно, ребят не разбуди.

Они выбрались из шалаша. Костер погас, но в нем еще тлели угольки, то бледнея и подергиваясь седой пленкой пепла, то ярко разгораясь от легкого дуновения ветра.

Взявшись за руки, Яша и Ирина вступили в спящий лес. Уж такая была эта фантазерка Ирина, в ней самой постоянно бродило желание необычных ощущений. Она завороженными глазами смотрела в темноту леса. Яше стало жутко. Теперь, действительно, все выглядело не так, как днем. Глубина леса казалась неизмеримой, в ней таилось что-то неведомое, предостерегающее. Вершины сосен терялись в темноте неба, хруст сучка под ногой пугал своим слишком громким звуком.

Решили спуститься к реке. Спуск был крутым, ноги скользили по камням. Яша придерживал Иру за талию, и она охотно доверялась его теперь таким крепким рукам. Они разом перепрыгивали с камня на камень, иногда падали, смеялись, тихо переговаривались, будто поблизости в темноте их кто-то подслушивал.

В необычной ночной прогулке Яша испытывал непонятную радость от близости Ирины. Без всякой необходимости он вдруг порывисто прижимал к себе девушку, но та истолковывала это как прежнюю привязанность. Тихая безлунная ночь, загадочный лес, дрожащие отражения звезд в воде — все это взволновало и ее впечатлительную натуру.