— Ты его грохнул. Сначала объявил, что я сдохну, Мишку за каким-то бесом сюда приплел, а потом слетал по-быстрому к нему на квартиру и забил молотком. Все сходится по времени.

— И зачем мне устраивать выкрутасы с перелетами по воздуху? — Как-то даже устало спросил черт.

— Для того, чтобы запутать меня окончательно. Вовлечь в свои сети нечистотные. Не удивлюсь, если ты и пальчики мои где-нибудь оставил в квартире, и их непременно найдут со дня на день.

— Боже, с кем мы связались, — буквально простонал гриф, накрыв крыльями цыплячью голову, — да он просто дурак несусветный.

— Никакой он не дурак, — черт потянулся к столу и гриф по старой памяти обслужил его на один бокал, — У Никитина тактика, выражаясь футбольным языком, нападение от обороны, гони врага по полю от собственных ворот. Только одно ты не учел, мой ами, нет у меня лицензии забирать жизнь человека. Ты меня с Джеймсом Бондом спутал. Покалечить куда ни шло, довести до самоубийства — пожалуйста, но вот так, чтобы чик, ножом по горлу или молотком по затылку, не уполномочен.

— Меня от твоего гуманизма, Варфаламей, на слезы умиления прошибает. Мишку он, видите ли не трогал, зато мне сразу повестку на сборы в мир иной предъявил, без церемоний. Но и тут вроде бы не при делах, в книжке дата смерти пропечатана, а ты лишь проводник, оракул, с тебя и взятки гладки. Тупой исполнитель чужой воли. Не так, скажешь?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — черт стал раскачиваться на стуле.

— Очень быстро состаришься, буквально за неделю, — гриф развернул в деталях фразу Варфаламея.

— Один уточняющий вопрос — вы в самом деле считаете, что я в состоянии найти убийцу Мишки, в то время как государственные органы уже девять дней топчутся на месте? Что я вам, Шерлок Холмс на пенсии?

— У тебя мотивация сильнее.

— А как же свобода выбора, о которой ты вещал намедни? — мне действительно стало интересно. — Или окно возможностей уже закрыто?

— Ничуть. Просто видя твое бездействие, я слегка ужесточил условия. Сузил рамки.

— Ладно. Только нет у меня уверенности, что вы не передумаете на полпути и не выставите мне новое невыполнимое задание, например, за три дня выучить язык хинди.

— Могу честное слово дать или побожиться, да ведь ты, мон ами, не поверишь, — черт перестал скрипеть стулом и развел руками с улыбкой.

— Дьяволом поклянись лучше, — мне начал надоедать этот разговор. Я не верил ни единому слову черта.

— Не дьяволохульствуй, сын мой, — укорил гриф, и мне показалось, что он облегченно выдохнул. — Надо скрепить наш договор выпивкой.

— А и правда, — засмеялся черт, — выпьем на посошок, без формальностей.

Гриф быстренько налил в бокалы, заодно шуганув юбилейную муху с банки, опустившую хоботок в жидкость. Я тоже последовал приглашению проказников и наполнил рюмку. На лестнице заскрипели ступени, в комнату заглянул Петруччо, деловитый, при полном параде, в черном костюме, как на похороны, чисто выбритый, бородка ниточкой, с неизменным загаром и улыбкой до ушей. Будто и не пил вчера.

— Здоров, Иван Петров, с кем это ты сейчас беседовал или мне послышалось? — Сапог окинул глазами комнату, задержал взгляд на бильярдном столе. — Банок-то напер у генерала.

Я посмотрел на зеленое поле сукна, черт как ни в чем не бывало обгладывал мясо с косточки, Шарик, стиснув крыльями, наяривал початок вареной кукурузы, муха сидела напротив Варфоломея и смотрела ему в рот. Петька, так же как генерал, не видел моих гостей. Впору было расстроиться, но у меня почему-то отлегло от сердца.

— Ты что, уже уезжаешь? — вместо ответа поинтересовался я.

— Да, старик, пора в Москау, дела, черт бы их побрал. Недоговорили мы с тобой вчера, вечно у нас так — размениваемся по пустякам, а о главном ни слова. Ну, не беда, не последний день живем, помирать пока рановато.

В конце его фразы я мысленно поставил несколько знаков вопроса, подумал и добавил восклицательный знак. Петька подошел к столу, поднял банку к глазам, прочитал название настойки, взвесил в руке и поставил на место, едва не опрокинув стол с закуской, но черт даже ухом не повел, будто в комнате никого, кроме грифа, не было.

— Я звонил Бессонову, — продолжал Петька, подойдя к окну и откинув штору, — пригласил его в ресторан. В ближайшие день-другой встретимся, наведу ему тень на плетень.

— И он не отказался?

— Обижаешь, мне показалось, что он трубку от радости готов слопать. Кстати, — Петруччо полез во внутренний карман пиджака, — я вчера заехал на Митинский рынок по дороге, прикупил там для тебя краденый телефон. Так что пользуйся на здоровье.

— Поощряешь воровство, — укорил я, но телефон взял.

— Воровать нехорошо, — ответил Петруччо безразличным тоном, словно речь шла о том, что надо мыть руки перед едой, — а уж покупать краденое, заранее зная его происхождение — нет более аморального занятия. Но мои нравственные принципы, если ты не забыл, старичок, не распространяется на все общество, ограничиваясь узким кругом друзей.

Он снова полез в карман, достал связку ключей, отцепил пару на отдельном кольце и положил на стол.

— Это ключи от моей квартиры, в которой я иногда работаю, вот адрес, — он достал сложенный вдвое листок бумаги, — охрану я предупредил. Возникнет надобность, не стесняйся, старичок, ключи есть только у меня. Евгения моя в Таиланде, у младшего каникулы, решили отдохнуть. Так что никто тебя там не потревожит, если что.

— Если что? — мне вдруг захотелось уточнить.

— Мало ли, — загадочно произнес Петька, — хватит тут торчать, спускайся вниз. Генерал уже копытом бьет в нетерпении, желая познакомить тебя с Носковой.

Он пожал мне руку, развернулся и поскакал вниз по лестнице. Я услышал, как он насвистывает, безбожно фальшивя, арию Фигаро. Оглянулся на бильярдный стол, а сотоварищей и след простыл, даже банок с настойкой не оставили.

Подражая Петьке, беспечно побежал по ступенькам, перепрыгивая через одну, попробовал засвистеть, изо рта вырвался сип, напоминавший завывания ветра в непогоду. Вылетел с разбегу на первый этаж и чуть не врезался в колонну. Генерал с кухни удивленно наблюдал за моим экстравагантным появлением, приподняв брови домиком.

— Сейчас, быстренько, только душ приму. Буквально пару минут — вместо «здрасьте», поприветствовал я Решетова.

По военному шустро разделся, встал в ванную, открыл воду и капли сверху забарабанили по голове, плечам, выводя из утреннего застоя. Когда вернулся чистый, благоухающий, нахально воспользовавшись бритвенным прибором генерала и его немудреным парфюмом, Решетов, как мне показалось, уже копыта стер до колен, судя по тому, какую зажигательную легзинку исполняли его пальцы на кухонном столе. Наскоро позавтракал тем, что генерал сподобил, не успел толком покурить, а неутомимый Жорж уже тянул меня за рукав к выходу.

— Пойдем, пойдем. У Ксении покуришь, она разрешает. Оставь, не надо куртку надевать, тут рядом, соседний дом, добежим за несколько секунд, — подталкивал к двери генерал, когда я притомозил у вешалки. Выскочили на крыльцо, холодный ветер тут же взъерошил не успевшие высохнуть волосы, разметав их на голове в одном ему ведомом порядке — выходит зря я так старательно причесывался перед зеркалом, наводя последний глянец перед предстоящей встречей с так волнующей меня ясновидящей. Мы гуськом выбежали на дорожку, но потрусили не к воротам, а вбок — между двумя участками маячил проход с красивой резной калиткой. Ветер молотил кулаками в спину, подгоняя нас, генерал бежал впереди, но его шевелюра под порывами холодного воздуха даже не шелохнулась, будтонабросили на волосы невидимую сетку. Мою же гриву мотало на ветру из стороны в сторону и я вспомнил, что посещал парикмахера последний раз полгода назад. Странную парочку мы представляли, если взглянуть со стороны — в авангарде Решетов в зеленом спортивном костюме с изумрудным вставками, высокий, поджарый, напоминавший со спины крокодила, и я, замыкающий цепочку, в клетчатой байковой рубахе, в потертых джинсах и тапочках на босу ногу, с развевающимися вихрами, как у домовенка Кузи из мультика. Ну, ничего, Носкову цирком не удивишь.