Все, надо вставать, из вчерашнего дня уже ничего не выудишь. Глянул на часы — половина девятого. К следователю в одиннадцать, езды полчаса, так что два часа на раскачку. Пока умывался, брился, наливал кофе, настороженно ждал — проклюнется вчерашнее выпитое головной болью, но к удивлению чувствовал себя свежо, бодро и находился в прекрасном настроении. Хотел даже выпить кофе на кухне, чтобы, не дай бог, не встретить чертову троицу, но привычка заставила переместиться в комнату. А на принтере они, тут как тут, собственными персонами, да не втроем, а вчетвером — к старым знакомым присоединилась зеленая навозная муха. Она неспешно бродила по принтеру, нахально лазила по черту, крысе и только грифа обходила стороной, в общем вела себя в высшей степени обыденно и беспардонно.

— Как ее кличут? — кивнул я на крылатую гостью, усаживаясь перед монитором.

— Понятия не имею, — ответил черт, пальчиком ласково поглаживая застывшую на его колене муху.

— Ну, она же из вашей компании, — я чуть было не добавил «навозной», но вовремя остановился, посчитав такое определение сотоварищей перебором.

— С чего ты взял? — недоуменно хмыкнул Варфаламей.

— Твоя дрозофила, бытовая. Санитарка дома, — добавила крыса.

— Я может не сильно разбираюсь в классификации мух, но уж отличить обычную от навозной в состоянии.

Она же переливается зеленым перламутром.

— Ошибаешься, дружок. Это ее Дунька лаком покрасила для красоты, — в подтверждение слов Варфаламея крыса победоносно выставила перед собой лапки, дескать полюбуйся. Когти у Дуньки светились нежным перламутром, а-ля хамелеон в тоске.

— К тому же, я с ней к полюбовно договорилась, что она у меня пару недель брошкой поработает, — Дунька при этих словах прямо-таки готова была лопнуть от счастья.

— Как договорилась? Ты что еще язык обычных мух понимаешь?

Само существование такого способа общения дрозофил с окружающим миром меня вроде бы не изумляло, глупым вопросом я априори согласился с наличием в природе мушиного языка, с правилами, лексикой, орфографией и прочими причиндалами. Тут бы им посмеяться вволю над моим вопросом, однако компания на мониторе не находила его ни смешным, ни экстравагантным.

— Увы, пока только со словарем, — вздохнула искренне крыса, — я больше по млекопитающим специализируюсь, Шарик перевел, как никак дальняя родственница отряда «твари крылатые».

Шарик при этих словах демонстративно повернул голову в сторону, будто речь шла о постороннем грифе, являя мне римский профиль стервятника, словно цезарь сошел с монетки и фотографируется на фоне стены.

Я посмотрел в угол комнаты, где в кресле, извернувшись калачиком, спал кот, ставший моим после смерти матери.

— А с котом поговорить сможешь? — подначил я Дуньку, собираясь поймать «на слабо».

— Запросто, — Евдокия пожала плечами, — только о чем? У нас с ним разные менталитеты. Если только о погоде?

— Спроси его, что он думает о Никитине, — не поворачивая головы, предложил гриф и добавил уже обращаясь ко мне, — Не боишься кошачью правду о себе узнать?

— Ничуть. Спрашивай.

Дунька что-то пискнула сквозь зубы и мой ленивый кот, обычно не реагирующий во время сна на какие-либо внешние раздражители вплоть до раскатов грома за окном — исключение составлял лишь звук чавкающей дверцы холодильника — вдруг проснулся и мурлыкнул в ответ. Крыса, словно поймала устойчивую связь, продолжила общение, перемежая попискивание с цоканьем и скрежетом зубов.

Кот выгнул спину, потянулся, и заорал в ответ длинной мартовской трелью, несмотря на кастрацию — вынеси его на балкон, сбежались бы все окрестные кошки. Они продолжали диспут минут пять — крыса вежливо и кратко вопрошала, кот отвечал разнузданно и длинно. Такие барышня и хулиган. Наконец представление закончилось.

— Никитин, тебе правду сказать, пощадить или польстить? — улыбнулась Дунька.

— Вываливай правду.

— Ты есть жлоб и дерьмо. Кот с грустью и отчаянием вспоминает свою прежнюю жизнь.

— А в щадящем режиме?

— Ты даже не подозреваешь, какой ты жлоб и дерьмо. Кот проклял тот день, когда попал в твою квартиру.

— А теперь польсти, чего уж.

— Тебе абсолютно наплевать, что ты жлоб и дерьмо, Кот ждет, не дождется, когда ты сдохнешь, — Евдокия стушевалась, прости мол, за что купила, за то и продаю, — Да. В качестве постскриптума — он напоследок добавил, что у тебя рожа мерина, которому копыта жмут.

Вот так — три ответа в разных режимах, но во всех трех обязательным условием присутствуют жлоб и дерьмо.

Мне почему-то казалось, что кот должен быть лучшего мнения обо мне, — несмотря на полугодичное пьянство, я никогда не забывал подсыпать ему корм в миску, а уж регулярно пылесосить остатки еды в тарелках ему вообще никто не запрещал. Видимо, наши взгляды на сложившиеся волей судьбы отношения после смерти матушки, различались коренным образом. И с мерином он необъективен и явно переборщил. Я, к слову, по поводу его ублюдочной хари ни разу не прошелся вслух, не унизил правдой человеческой.

Откровения кота неприятно резанули слух, но не испортили общего утреннего подъема, полета души над мрачной бездной. Я посмотрел на соратников — черт ухмылялся, Дунька, склонив голову, рассматривала муху, застывшую сизым украшением на отвороте красного жакета, гриф смотрел в окно, казалось, не проявляя интереса к происходящему, но им меня было не обмануть — они терпеливо ждали какого-то знака со стороны сидящего в кресле человека. Ну что ж, чего тянуть кота за хвост.

— Спешу сообщить вам, что моя литературная карьера закончилась, не начавшись.

Они моментально встрепенулись, как от будильника над ухом, пришли в движение, из чего я заключил, что именно этих слов они и ждали.

— Это признание или покаяние? — тут же поинтересовался черт.

— Не понял.

— Это донос или явка с повинной? — деревянным тоном уточнил гриф, не поворачивая головы.

— Учитывая твой сегодняшний поход к следователю, вынужден признать, что формулировка Ширака, высказанная юридическими терминами, ближе к реалиям за окном. Хотя, в метафизическом значении вопрос подразумевает недвусмысленный выбор между гордыней и смирением, — завел привычную бодягу Варфаламей.

— Это констатация, не более того.

— Никитин ты мой! Констатация чего? — всплеснула руками крыса. Муха взлетела с отворота и, описав круг в воздухе, приземлилась в районе Дунькиного плеча.

— Сами знаете. Вы вчера не дали написать ни строчки, вклинившись нечистой силой в творческий процесс.

— Ты еще скажи, что твоей рукой водил дьявол, а мы посмеемся, — гриф наконец удостоил меня взглядом.

И они действительно засмеялись — то ли над шуткой грифа, то ли надо мной.

— Ладно. Сейчас посмотрим, чьими руками что водило.

Я потянулся мышкой к неназванному файлу, лежащему на рабочем столе, соратники же, влекомые неподдельным интересом, спрыгнули с принтера и упали солдатиками в ряд поперек монитора, свесив головы вниз на экран.

Открытый мною файл поражал снежной белизной. Недоуменными зрителями мы смотрели на чистый лист без текста, как на полотно картины Малевича, в которой неизвестный шутник стер черный квадрат.

Конечно, они в очередной раз провели меня, но я не собирался сдаваться — полез в ящик и достал вчерашний лист, отпечатанный на принтере. В общем-то чертовой троице ничего не стоило слизнуть лиловые буквы и с не виртуального листа, но они по каким-то причинам забыли это сделать. Я предъявил вчерашние экзерсисы сломанного принтера сотоварищам.

— И что это значит, убей меня мышеловка, не понимаю? — Дунька пожала плечами.

Я уже догадался, что проиграл вчистую, но с ослиным упрямством неудачника старателя продолжал разрабатывать пустую породу взамен золотоносной жилы.

— Видишь, что написано — Виновата ли я, что Никитин мне люб? И подпись — Е.К.

— Ну и что? Я всегда там подписываюсь — Евдокия Крыса, — Дунька достала из кармана юбки шелковый платок с ажурным кантом с такими же инициалами, — Варик ставит В.Ч. а гриф соответственно Ш.Г. Но это никак не является доказательством нашей причастности к вышеупомянутому тексту. Что касаемо смысла, то подпишусь под каждым словом, якобы напечатанным от моего имени, ибо люблю тебя, Никитин, больше жизни. Говорю это сейчас и плачу.