Только через 20 лет оказалось, что «При проверке в 1957 году жители деревни показали, что Екимов и другие были первыми организаторами колхоза, пользовались уважением среди колхозников, в силу чего являлись членами правления. К работе в колхозе относились добросовестно, болели за дело».
Теперь пойми, что к чему. Давайте разбираться дальше. Свидетель Белоусов показал, что «Максимов, Кумище, Алексеев оклеветали Борисова и Екимова, так как они не давали возможности разбазаривать колхозное добро и пьянствовать. Свидетель Алексеев дал показания в отношении обвиняемого Грачева с тем, чтобы избавиться от последнего и сожительствовать с его женой, за которой Алексеев ухаживал». (Вот вам и контрреволюционная деятельность!) Допрошенная в качестве свидетеля бывшая жена Грачева, ныне Кондратьева, пояснила, что после ареста её мужа она действительно сожительствовала с Алексеевым.
Свидетели пояснили, что «бывший председатель сельсовета Максимов был нехорошим, вредным человеком, который для достижения своей цели не останавливался ни перед какими средствами. Поскольку обвиняемые не давали пьянствовать за счёт колхоза, он их оговорил. Это подтверждается тем, что обвиняемые были арестованы по справкам сельсовета, подписанным Максимовым, которые не соответствовали действительности».
Проверкой установлено, что свидетель Кумище происходил из семьи бывшего жандарма. На допросе 2 сентября 1957 года он «охарактеризовал обвиняемых с положительной стороны и сказал, что об их вредительской деятельности ему ничего не известно». Почему Кумище как свидетель в 1937 году дал другие показания, он ответить не мог. Теперь же Кумище заявил, что «с председателем колхоза Екимо-вым он часто ссорился из-за того, что тот предъявлял к работе тракторной бригады МТС, бригадиром которой был свидетель, высокие требования» [А. 13].
Вот и рассудите нас, люди… Стоило ли лишать жизни этих незадачливых семерых колхозников, чтобы выполнить лимитв 4000 человек, назначенный Ленинградской области по первой категории?
Немногим отличаются от крестьянских делнеприятности, постигшие молодых рабочих завода «Смычка». В 1937 году в Лужское райотделение НКВД поступило заявление (сигнал от бдительного товарища)о том, что рабочий этого завода Антонов распевает в кругу своих друзей частушки контрреволюционного содержания. Поскольку данным вопросом заинтересовались районные партийные и советские органы, настаивавшие на скорейшем проведении следствия, то в горячке массовых репрессий чекисты поспешили арестовать фольклорного исполнителя.Через две недели в качестве своих сообщников 19-летний Антонов назвал собственных приятелей того же возраста — Красникова, Иванова, Маякова и Андреева. По санкции прокурора они были арестованы. В характеристиках, выданных заводом и подписанных треугольником(директор, секретарь парткома, председатель профкома), все арестованные представлялись плохо, а относительно Маякова и Андреева указывалось, что они являлись прогульщиками и пьяницами. Так как распространениечастушек не отрицалось, а контрреволюционная повстанческая группабыла налицо, то всем пятерым предъявили обвинение, предусмотренное статьей 58 (пункт 10 [антисоветская агитация] и пункт 11 [преступная организация]) УК РСФСР. В соответствии с постановлением УНКВД ЛО от 8 апреля 1938 года дело направили в Леноблсуд, но оттуда оно вернулось на доследование. 4 июля и 19 августа 1938 года начальник Лужского райотделения НКВД Богданов вместе с районным прокурором Андреевым передопросил обвиняемых. Маяков от своих показаний отказался, а остальные всё ранее сказанное подтвердили. Постановлением УНКВД ЛО 23 октября 1938 года дело опять было направлено в Леноблсуд. Поскольку на счастье весёлых ребятк этому времени массовые репрессии вместе с «Операцией прикрытия» закончились, то было предложено переквалифицировать ранее предъявленные обвинения с политической статьи на хулиганскую.Дело ещё дважды перепроверялось различными работниками госбезопасности и служителями Фемиды, и в итоге областной суд наказал только Антонова и Иванова по статье 74 УК РСФСР, отвесивим по 3 года лагерей, а остальных соучастниковоправдал [А. 10, А. 11]. Так, вместо того чтобы плодотворно трудиться на заводе, повышать свою квалификацию, приносить пользу Родине, молодые парни почти 2 года просидели за решёткой, набравшись блатных познаний.
Представленные в качестве примера несколько следственных дел, проводившихся в Лужском районе Ленинградской области в 1937 году, позволяют нам в совокупности с другими имеющимися в нашем распоряжении материалами сделать следующие выводы.
В процессе первого этапа массовых репрессий, проходившего согласно приказу НКВД № 00447 с лета до конца указанного года, по стандартным обвинениям в контрреволюционной деятельности арестовывались в сельской местности и в провинциальных городах как отдельные граждане, так и группы в составе от 5 до 20 человек. В основном они представляли собой болтунов, занимавшихся антисоветской пропагандой и агитациейв кругу своих односельчан или друзей. По своему составу агитаторыпредставляли собой выходцев, главным образом, из крестьян-середняков, были малограмотными, беспартийными, по национальности являлись русскими (в ноябре-декабре была репрессирована только одна эстонская группа). Очевидно, что эти простые, откровенные люди с недостаточно широким кругозором не умели врать, юлить, изворачиваться, грамотно вести юридическую борьбу со следователем. Они, так же как и вызывавшиеся по делу свидетели, откровенно называли фамилии своих соседей (особенно тех, с кем состояли в неприязненных отношениях), от которых слышали какую-либо хулу в адрес советской и партийной власти, правительства и колхозной жизни, тем более что в русской среде принято ругать всех и вся, не стесняясь в выражениях. Однако, когда свидетели увидели, к каким трагическим последствиям привели их честные показания, что дома соседей, против которых они свидетельствовали, осиротели и захирели, то через несколько лет (а тем более через 20 лет) от своих слов, сказанных в 1937 году, отказывались и, более того, по-русски от души жалели, а потому хвалили, как могли, расстрелянных и заключённых, говорили теперь о них как о самых передовых работниках.
Особые тройки,вынося свои внесудебные приговоры, карали беспощадно, особенно руководителей группы, довыявленных кулаков, служителей церкви, а также лиц, уличённых, кроме разговоров, ещё в каких-либо действиях. Только по приведенным нами нескольким следственным делам были расстреляны 17 человек и к 10 годам лишения свободы приговорены 13 человек. В итоге более 30 русских крестьян оказались врагами народа.К концу 1937 года, к завершению первого этапа великой чистки,смертные приговоры выносились ежедневно вплоть до 30 декабря, чтобы в ночь под Новый год расстрелять последних недовольных Советской властью.
Из анализа всей обстановки 1937 года можно заключить, что по следственным делам, направлявшимся на особую тройку,карательные решения принимались оперативно, практически вне зависимости от степени вины арестованных, а только исходя из политических обстоятельств.По материалам, поступавшим в суды, рассмотрение дел затягивалось, поскольку виновность подозреваемых не была чётко доказана, и сомнительныебумаги многократно возвращались для дополнительных расследований. Вот почему на время проведения великой чисткипартократы требовали введения внесудебных органовс широкими полномочиями и существенного упрощения процедуры следствия. Без этих юридически закреплённых новшеств,которые через 20 лет стали трактовать как нарушение социалистической законности,все следственные дела (в том числе по «Операции прикрытия») просто утонули бы в бесконечных судебных разбирательствах.
