По существу дела в своём объяснении наказанный партиец кратко описал обстановку, сложившуюся в 1937–1938 годах в Лужском районе Ленинградской области. Поскольку всё это известно нам из главы 12, то повторяться не будем. «Из всех выше перечисленных фактов, — говорилось в объяснении далее, — я сделал соответствующие выводы во всей дальнейшей практической деятельности, особенно в период работы в Казахстане, Москве и Ленинграде, где приходилось сталкиваться с фактами нарушения социалистической законности и принимать меры к исправлению допущенных перегибов». Стараясь задавить авторитетом руководство райкома, Богданов представил свой многолетний опыт работы в партийных и советских органах. «Я заверяю Комитет КПСС, что весь период после 1938 года добросовестно трудился, принимал активное участие в общественной деятельности: в Казахстане являлся членом бюро ЦК КП(б)К, затем был членом бюро и Пленума Московского обкома КПСС, депутатом и членом Исполкома Моссовета, депутатом Верховного Совета СССР, членом бюро и Пленума Ленинградского обкома КПСС и депутатом Ленсовета и Ле-ноблсовета». Из современной жизни отметил следующее: «После увольнения из органов МВД работаю в строительной организации, непосредственно занимаюсь руководством строительством некоторых объектов. Принимаю участие в работе партийной и профсоюзной организаций. Никаких взысканий как по партийной, так и по административной линии не имею». Член КПСС с 1929 года Богданов просил райком КПСС поддержать его просьбу о снятии партийного взыскания, наложенного 8 лет тому назад [А. 14].

Однако эти пространные объяснения не в полной мере удовлетворили секретаря райкома. На основании изучения спецдела, а скорее, по чьей-то подсказке, отчитывавшемуся члену КПСС было задано несколько дополнительных каверзных вопросов. На них Богдановым также были даны письменные ответы.

Первый вопрос гласил: «Кем и при каких обстоятельствах вы были командированы на работу в Казахстан в 1940 году?» Читателям во всех подробностях ответ на этот вопрос известен из главы 17.

Во втором вопросе уточнялось: «Как возникло дело о нарушениях вами соцзаконности при проведении арестов в 1937–1938 годах?»

На это Богданов дал такие разъяснения: «Если не ошибаюсь, в 1959 году (точнее, в 1957 году. — Ю.Б.) я был вызван к работнику особой инспекции МВД СССР (фамилию не помню). Он предъявил мне архивно-следственные дела на арестованных в 1937–1938 годах в Лужском районе и предложил дать объяснения, по каким мотивам лица, проходившие по делам, были арестованы и почему ряд протоколов написан моей рукой, а подписан оперуполномоченным т. Варицевым? После ознакомления с материалами я дал подробные объяснения. Кроме того, была предъявлена какая-то выписка из документа, где сообщалось обо мне, что принимал участие в фальсификации дел в Казахстане. Я попросил показать следственные дела, но мне в этом было отказано, поэтому по памяти написал всё, что знал, и как мной были наказаны работники бывшего Кустанайского областного управления за нарушения соцзаконности».

Третий вопрос касался «получения в 1937–1938 годах дважды наградного оружия». Богданов на этот вопрос ответил следующим образом: «За время работы в органах я получил один раз пистолет системы ТТ. О втором я до настоящего времени ничего не знаю». Указанный именной пистолет вместе с двумя другими трофейными, отобранными в Казахстане у парашютистов-диверсантов, Николай Кузьмич сдал, как он написал, «когда увольнялся из органов, но квитанцию на них не нашёл».

Самым главным был, конечно, четвёртый вопрос: «Как вы оцениваете решение парторганов о наказании вас как члена партии?»

«Наказание я получил строгое, но заслуженное», — скрепя сердце, согбенно соглашался со своей участью партиец почти с сорокалетним стажем. Но все последующие годы работая в низовой строительной организации, «старался всячески оправдать доверие, оказанное мне партией. Оценка моей работы партийной организацией говорит о том, что слова не расходятся с делом» [А. 14].

Ну и что же делать дальше, после выяснения всех заинтересовавших секретаря райкома обстоятельств дела? На партийном собрании первичной организации строго секретные материалы обсуждать нельзя. Районному комитету, познавшему суть проблемы, выходить с ходатайством о снятии взыскания в вышестоящие инстанции — чего бы ради? ЦК КПСС мог бы по собственной инициативе повелеть своему послушному КПК принять ещё раз соответствующее решение о реабилитациинаказанного товарища — но зачем высшему партийному органу это было бы нужно?

В результате персональное дело члена партии Богданова 5 апреля 1968 года было возвращено из особого сектора Москворецкого райкома в КПК при ЦК КПСС, где через три дня благополучно легло в архив. А как же наказанный коммунист? Ничего страшного: проходил 8 лет со строгачом,пусть ещё помучается — только покладистей будет. Если снять взыскание с тов. Богданова, тогда и тов. Круглова, вроде бы, надо в партии восстанавливать. А, самое главное, в таком случае придётся с существом вопроса разбираться, где всё наврано и переврано, в связи с чем ПРАВДА оказалась СТРОГО СЕКРЕТНОЙ.

Отец стал иногда лишку выпивать. Даже не то, чтобы увеличил норму, просто хуже начал переносить спиртное, так как больные почки давали о себе знать. Раньше, приняв на грудь, Николай Кузьмич становился весёлым, шутил, смеялся. Теперь же как-то весь раскисал. Я решил поговорить с папой, подсказать ему, чтобы он вовремя останавливался, не перебирал, что это ему не на пользу.

«А ты знаешь, — ответил отец мне, — я как-то потерял цель в жизни. Раньше всё чего-то добивался, к чему-то стремился. А сейчас — даже не знаю…»

Я понял, что это была страшная трагедия пожилого человека, прожившего долгую и нелёгкую жизнь, трудившегося честно, не щадившего себя на работе, которая, как он считал, была направлена исключительно на благо Родины, а получившего взамен дробь в левый глаз, звание врага народа, строгое партийное взыскание и урезанную пенсию.

Наступил 1972 год. Отец по-прежнему продолжал работать, хотя со здоровьем у него возникли определённые проблемы. На операцию правой почки по извлечению из неё камней (а возможно, и по полному её удалению) он не решался, однако анализы мочи были весьма неутешительными. Недостаточное очищение организма вело к развитию гипертонической болезни. Несмотря на то, что отец физически как-то немного сдал и раскис, он не жаловался и не унывал.

12 февраля 1972 года отметили полукруглый юбилей Николая Кузьмича. Начальник Управления отделочных работ А. Евдокимов, секретарь партбюро П. Шкарин и председатель Постройкома В. Осипов наградили новорожденного Почётной грамотой «За большой трудовой вклад, внесённый в успешную деятельность Управления отделочных работ и в связи с 65-летием со дня рождения» [А. 16]. Дома мы вместе с родственниками и друзьями достойно поздравили дорогого папулю.

Лето в том году выдалось чрезвычайно жаркое. На востоке Подмосковья горели торфяники, застилая всё вокруг едким дымом. В городе нечем было дышать. На даче 7-летний Алёша поглощал в тенёчке арбузы и, едва успев доесть один сладкий, сочный кусок, просил: «Ещё!»

Папа тяжело переносил жару и совсем раскис. В начале июля удалось уговорить его лечь в госпиталь МВД на обследование и лечение. Николай Кузьмич очень переживал, что в самый разгар строительного сезона вынужден валяться на койке. Принятые медицинские меры, а также вынужденный покой в течение месяца сделали своё дело: отец приободрился, стал весёлым. Коллеги по работе, приезжавшие проведать больного, осторожно закидывали удочку: «Кузьмич, ну ты как, отпустишь нас в отпуск?» Почувствовавший в себе силы Николай Кузьмич обещал в ближайшее время выйти на работу. Отец выписался из госпиталя в начале августа и сразу окунулся в пекло строительных дел. Жара не спадала. Приходилось трудиться и за ушедших в отпуск товарищей — то париться в кабинете, то ехать в раскалённой машине на стройки и там в знойной пыли лазать по этажам.