Но, может, Берия через 10 дней после смерти вождя уже набрал такой вес, что его подпись стала окончательной и сомнению не подлежала? Ничего подобного. В уже частично процитированном нами из книги В. Некрасова письме Берии к Хрущёву от 16 марта 1953 года есть такое продолжение: «В дальнейшем может оказаться необходимым сделать некоторые изменения в этом составе, независимо от этого представляемых товарищей необходимо утвердить. Л. Берия» [Л.З]. По-моему, в этом своём обращении Лаврентий Павлович и прав, и корректен: как министр он не мог даже на несколько дней порученное ему новое, кардинально преобразованное, ещё висевшее в воздухе ведомство оставить без начальников, и их надо было срочно назначать, чтобы не произошло разброда и шатания. Но, с другой стороны, он согласен был с обоснованной корректировкой предложенных им руководителей. В отношении целесообразности назначения Богданова ни у Берии, ни у Хрущёва, ни у Маленкова, вопреки мнению Андрианова, сомнений не возникло. Почему?
Давайте теперь посмотрим, а кого, собственно, столь яростно отстаивал секретарь Ленинградского обкома, зачем ему так уж нужен был именно Ермолаев? Для сведения отметим, что при слиянии министерств 19 марта 1953 года со своего поста был уволен также и начальник старого УМВД ЛО генерал-лейтенант Т.Ф. Филиппов. Однако о нём Хозяин области почему-то вовсе не пёкся. А Тарас Филиппович являлся толковым руководителем, в связи с чем и был переведён в центральный аппарат. Через два года он стал замминистра и начальником Главного управления милиции МВД СССР.
Но займёмся нашим анализом и ещё раз напомним, что сам Андрианов приехал из Москвы вместе с Маленковым и 22 февраля 1949 года на пленуме Ленинградского обкома и горкома был избран первым секретарём вместо с треском снятого Попкова. Вместе с Андриановым в Ленинград прибыла заранее подобранная группа людей из Свердловска (где до войны и в военное время Андрианов был первым секретарём обкома партии), которые и заняли ключевые посты в партийных, советских и хозяйственных структурах. Начальником Ленинградского управления МГБ 21 апреля 1949 года был назначен Н.Д. Горлинский. После показного суда над антипартийной группой, проведенного в сентябре 1950 года в ленинградском Доме офицеров выездной сессией Верховной коллегии Верховного суда СССР, в городе на Неве началась безжалостная чистка, о которой мы уже упоминали ранее. «Сам Андрианов выискивал, как бухгалтер, негативную информацию в старых партийных протоколах и снимал с работы неугодных». Карающим мечом при раскручивании интересующего нас «ленинградского дела» являлись органы госбезопасности, возглавлявшиеся Гор-линским, который «имел немалый опыт» и «слыл крупным специалистом» по части замены кадров «путём арестов, высылок, увольнений и т. д.» [Л.4].
Как описано в книге В. Бережкова «Питерские прокураторы», 21 июля 1951 года Андрианов зачитал руководящему составу Управления МГБ СССР по Ленобласти закрытое письмо ЦК ВКП(б). В письме говорилось, что «старший следователь по особо важным делам следственного управления МГБ СССР Рюмин “сигнализировал ЦК о неблагополучном положении в МГБ СССР” вообще и в следствии, в частности, по вине бывшего министра этого министерства Абакумова (арестованного 12 июня и отстранённого от своей должности 4 июля 1952 года. — /О.Б.), по указанию которого происходила постоянная структурная перестройка, отвлекавшая чекистские кадры от основных задач, была ослаблена борьба с троцкистами, не на должном уровне находилась работа по сохранению гостайны».
Руководители подразделений управления, одобряя письмо ЦК партии, говорили о своих недостатках и намечали пути их исправления. Начальник УМГБ ЛО Горлинский в своём выступлении «акцентировал внимание на нарушениях ведения следствия, необоснованных арестах и освобождениях из-под стражи». Он призвал «обеспечить неукоснительное и точное выполнение органами МГБ законов и директив партии и советского правительства». После трёхдневного обсуждения документа было принято письмо с одобрением деятельности ЦК ВКП(б). Примечательно в этом письме то, что ни одним словом в нём не упоминалось о «ленинградском деле» [Л.4].
Ясно, что сам Горлинский, действовавший только что не по закону, а «по директивам партии и правительства», в достаточной мере дискредитировал себя в лице своих сотрудников и поэтому через месяц, 29 августа 1951 года, был освобождён от должности начальника УМГБ ЛО, а в декабре отправлен заместителем начальника Управления Волжского ИТЛ МВД. Вот тут на его место как раз и назначили не имевшего никакого отношения к ленинградским проблемам профессионала и типично военного человека генерал-лейтенанта береговой службы Н.Д. Ермолаева из далёкого Владивостока.
На данном этапе требовалось просто зализать раны, нанесённые проведенной чисткой. Вот и автор «Питерских прокураторов» с таким мнением согласен: «Если перед Горлин-ским стояла задача содействовать реализации “ленинградского дела”, то, вероятней всего, Ермолаеву было необходимо (поручено! — Ю.Б.) реформировать и укомплектовать оперативные отделы новыми руководителями взамен тех, кто убыл из Ленинграда не по своей воле. В его обязанности входило также обучение молодых кадров и наведение дисциплины и порядка во вновь создаваемом коллективе» [Л.4].
По мнению Бережкова, как начальник управления Ермолаев произвёл «некоторые профессиональные мероприятия, несомненно носившие положительный характер». Не вдаваясь в их подробности, можно сделать вывод, что чекистский ас всё-таки нормально за полтора года вошёл в курс дела в подчинённом ему ведомстве. Но Андрианов в своём письме почему-то не совсем верно информировал Берию, сообщив о том, что «он только освоился». Но не будем отвлекаться, а для лучшего понимания вопроса приведём ещё одну пространную цитату из книги «Питерские прокураторы».
«В архиве Большого дома сохранилась стенограмма совещания руководящего состава управления, проведенного Ермолаевым 22 декабря 1952 года. Он сообщил, что работу управления проверяла комиссия обкома партии и признала её неудовлетворительной. Комиссия констатировала, что “не разоблачён ни один агент англо-американских разведок, работа ведётся старыми методами, дисциплина в управлении не на должном уровне, поэтому имеют место аморальные поступки, нерадивое отношение к работе”. Ермолаев, не приведя ни одного факта, подтверждающего или отрицающего выводы комиссии, призвал присутствующих на совещании учитывать выводы комиссии “в повседневной деятельности” и приказал “повысить требовательность к себе и подчинённым”. По его мнению, необходимо “совершенствовать работу с агентурным аппаратом”, ибо от правильной организации деятельности в этом направлении в конечном счёте зависит результативность. Каких-либо конкретных предложений по улучшению работы управления Ермолаев не высказал» [Л.4].
Так и хочется воскликнуть: «Хорош начальник!» Его ведомство по морде бьют, а он на это даже внимания не обращает! Наверное, для областного партийного руководства это очень удобно: лупи чекистов, как хочешь, а их командир только утирается!
Но, может, подобное случилось лишь единожды и было вызвано какими-либо определёнными обстоятельствами? Продолжим цитату.
«Впрочем, такой тон выступлений характерен для Ермолаева, что подтверждается просмотренными мной ма-териапами по некоторым другим совещаниям с его участием. Он отделывался стандартными фразами, без каких-либо серьёзных комментариев, будто отбывал наказание и находился в Ленинграде временно, до поры до времени, ожидая снятия с должности или перевода в другой город» [Л.4].
Из приведённых Бережковым сведений вырисовывается образ этакого бесхребетного, карманного руководителя, не имевшего собственного мнения, которого легко направлять сверху в нужную сторону.
А как же по информации, собранной цитируемым нами автором, к данному герою относилось руководство? «Несмотря на разгромные выводы партийной комиссии о работе Ленинградского управления МГБ, первый секретарь обкома и горкома партии Андрианов относился к Ермолаеву по меньшей мере уважительно, ценил его» [Л.4]. С Василием Михайловичем всё понятно: как не ценить работника, об которого можно, извините за выражение, спокойно вытирать ноги, зная, что ответной реакции не последует?
