Сначала правительство установило лимит наполнения этих лагерей в 180 тыс. человек. Спецкомиссия МВД выявила в лагерях и колониях соответствующее число заключённых. Кроме того, по направлениям МГБ постоянно поступали новые осуждённые той же категории в среднем по 2500 человек в месяц, что на 1 марта 1949 года составило 42 722 человека. В связи с этим в 1950 году был установлен новый лимит — 250 тыс. человек. Однако практика работы с особыми лагерями оказалась достаточно трудной. Переоборудование обычных лагерных помещений под особлаги затягивалось из-за недостатка материалов: только колючей проволоки требовалось 1000 тонн, а отпущено было менее половины потребности. В производственном отношении такие лагеря оказались планово убыточными, так как очень дорогостоящими были охрана (хотя конвойные войска финансировались отдельно) и оборудование рабочих зон согласно предъявлявшимся требованиям. Однако если в марте 1949 года в этих лагерях находилось всего 106 573 человека, то своего максимума их наполнение достигло в 1952 году и составило 257 тыс. заключённых.
В общей сложности к началу 1953 года имелось около 70 лагерей для заключённых. Большинство выполнявшихся ими работ имело военно-стратегическое значение. Так, строились железные дороги на Кольском полуострове, в Архангельской области, на Дальнем Востоке, под Татарским проливом на остров Сахалин прокладывался тоннель. В Московской области велись работы оборонного назначения, в частности прокладывались никогда не наносившиеся на карту кольцевые бетонки на 50-м и 80-м километрах для системы ПВО. Велись гидростроительные работы по обустройству Волго-Балтийского и Волго-Донского водных путей, строительству Куйбышевской ГЭС и комплекса гидротехнических сооружений в Средней Азии. В Башкирии и Иркутске возводились крупнейшие нефтехимические комбинаты [Л.24]. Все эти огромные работы возлагались в основном на МВД СССР, которым руководил в то время генерал-полковник Круглов. Подробности возведения всех этих великих строек коммунизма документально представлены мною в книге «Министр сталинских строек» [Л.42].
Но опять осуществлению всех планов помешало обострение международного положения, поставившее человечество на грань возникновения новой мировой войны. Ещё в 1945 году после освобождения от японской оккупации территория Кореи была разделена на две части — Северную (просоветскую) и Южную (проамериканскую) — с границей, проходившей по 38-й параллели. В последние годы на этой границе непрестанно происходили вооружённые столкновения. Недружественная южнокорейская территория была опасна тем, что с неё можно было совершать авианалёты как на крупные промышленные центры Китая, так и на советские военные базы в Порт-Артуре и Дальнем, а также на Владивосток и порт Находка.
И вот 25 июня 1950 года произошло вторжение северокорейских войск на территорию Южной Кореи. Война началась вроде как ответ на пограничную провокацию, но по инициативе Пхеньяна и с одобрения Пекина, хотя и без согласования данного вопроса с Москвой. Более того, ещё за 9 месяцев до возникновения корейской войны советское правительство поручило своему послу встретиться с Ким Ир Сеном и Пак Хе Пеном и передать им мнение Москвы о том, что для осуществления нападения «необходимо дать точную оценку как военной, так и политической стороны этого вопроса». При этом отмечалось, что корейская народная армия не подготовлена должным образом к ведению боевых действий. А в таком случае «наступление может превратиться в затяжные военные операции, которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи». Обоснованно указывалось, что и с политической стороны предложенное наступление также не подготовлено, поскольку, несмотря на жажду народа к объединению страны, «сделано ещё очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение и организовать силы для общенародного восстания». Более того, предлагалось учесть, что «если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела». Правда, 15 мая 1950 года Сталин направил в Пекин шифротелеграмму, в которой говорилось, что в силу изменившейся международной обстановки Москва согласна «с предложением корейских товарищей приступить к объединению». Но окончательно этот вопрос должен быть решён китайскими и корейскими руководителями совместно, а в случае несогласия — отложен. Однако эти рекомендации не нашли понимания.
Трезвая оценка обстановки, сделанная советским правительством, не была воспринята северокорейским руководством. А Вашингтон, естественно, представил события на Корейском полуострове как начало открытого наступления коммунизма в соответствии с советско-китайским договором. В связи с этим президент Трумэн отдал приказ об отправке в Корею войск США для оказания южнокорейской армии необходимой поддержки. 7 июля 1950 года ООН приняла решение, рекомендовавшее оказать Южной Корейской Республике такую помощь, которая позволила бы «отразить вооружённое нападение и восстановить мир и безопасность в районе». Одновременно было создано объединённое командование сил ООН под руководством США.
Начавшееся стремительное наступление северян позволило им достигнуть значительного успеха и занять своими войсками почти весь полуостров. Столь неожиданное развитие ситуации помешало советскому руководству сразу выработать твёрдую и однозначную позицию, и оно искало приемлемый для себя выход из сложившегося положения.
И тут случилось непредвиденное, ставшее на многие годы самой важной советской тайной: вследствие многолетнего нервного напряжения, постоянного давления огромного груза ответственности у Сталина произошло резкое ухудшение состояния здоровья, не позволившее ему дальше заниматься государственными делами. Заболевание вынудило Иосифа Виссарионовича начиная со 2 августа и по 21 декабря 1950 года отойти от участия в работе по руководству партией и правительством, не принимать никаких решений и даже не высказываться по вопросам внешней и внутренней политики. И это в условиях, когда мир оказался на грани ядерной войны!
Возможно, данное обстоятельство вызвало определённую растерянность среди соратников вождя. Им недоставало сталинской мудрости, воли и твёрдости в оценке обстановки и принятии решений. Это позволило американцам перехватить инициативу в корейской войне. 16 сентября 1950 года войска США-ООН под командованием Дугласа Макартура высадили в районе города Инчхон 50-тысячный воздушный десант, создав мощный плацдарм для контрнаступления. Возникшая опасность вынудила северокорейские части поспешно отходить с занятых ими южных позиций. Сосредоточив силы, американо-ооновские войска начали наступление, заняли Сеул, а к концу октября продвинулись почти до прежней границы между северной и южной частями территории Кореи, проходившей по 38-й параллели. В сложившейся критической обстановке Китай, ещё раньше заявлявший в ООН о том, что поддержит своего соседа, ввёл на территорию Северной Кореи свои вооружённые силы, сформированные из добровольцев. 4 ноября 1950 года демократические партии КНР выступили с совместным заявлением, в котором указали, что китайский народ «не только в силу своего морального долга» окажет помощь корейскому народу в его борьбе против Америки, но и тем самым обеспечит самооборону от агрессии. Появление китайских добровольцев не только весьма быстро и существенно изменило соотношение сил на полуострове в пользу северян, но и предрешило весь дальнейший ход боевых действий. Интересно, что в этот период в Пхеньян и Пекин направлялись шифротелеграммы, составленные как бы от имени Сталина, но подписанные псевдонимом Фын Си, что по-китайски означает Западный ветер, который, надо понимать, дует с России на Дальний Восток.
