Однако на все свои вопросы она получила в ответ лишь просьбу воздерживаться от праздного любопытства, а также раз и навсегда забыть такие лишенные значения слова, как «странность», «чудеса», «сверхъестественность» и им подобные доказательства людской несостоятельности.
Глава IV
В день совершеннолетия, когда Майе исполнилось шестнадцать лет, таинственный наставник впервые сказал ей, что их общение имеет – «как и все в природе, каждый факт в жизни людей» – свои определенные цель и значение.
– В чем они заключаются, тебе еще рано знать, – говорил он. – Могу только сообщить, что они велики и благотворны и для тебя, и для всего человечества! Будь строга к себе и внимательна ко всему, что я отныне буду тебе сообщать. Если желаешь достигнуть возможных для людей совершенства и знания, если искренне хочешь добра и пользы своим ближним, как то повелевает воля Творца Вселенной, – забудь себя!
– Ты ведь знаешь, дитя мое, – говорил он ей в другой раз, – что все двойственно в природе: свет и тьма, добро и зло, истина и ложь, любовь и ненависть враждуют искони, и искони последние торжествуют, а первые терпят гонения и, большей частью, должны скрываться, чтобы не пасть жертвами злобы невежественных людей, а им же приносить пользу. В былые, давние времена наше Белое братство царило во всем мире и сеяло истину, невозбранно посвящая избранных, умевших доказать свою правоспособность неустанной преданностью святым задачам, полным самоотречением от мирских, обманных благ ради познания высших таинств, знаний и сил. Письменам редко вверялись эти таинства и мудрость, а больше передавались изустно от посвященных к неофитам…
Такие избранные, «хранители истины в духе», существуют и ныне, – утверждал Кассиний, – но втайне, чтоб избегнуть безумных гонений невежд, требующих идолов и знамений, слепой толпы, всегда готовой стать под знамена злобы и мрака Черного братства – вековечных врагов света.
Сами по себе эти несчастные поборники темных сил природы против нас бессильны, – заключил наставник свою речь. – Мы не боимся за себя, но боимся за человечество, которое может погибнуть, веря их лживым внушениям, входя в соблазн и грех, преследуя поборников истины…
С годами Майю все больше увлекало явление ей новых чудесных созданий. С виду обыкновенные, красивые и веселые юноши и девушки, они показывались перед ней на прогулках, преграждали Майе путь, словно не замечая ее, носились по лесным тропам, водили воздушные хороводы на цветущих полянах, плескались в светлом озере, маня ее к себе, и не раз умели втянуть ее в свои забавы. Они подсмеивались над девушкой, если она отказывалась принимать участие в их играх; добродушно укоряли в трусости, в неблагодарности, в забвении счастливых забав ее детства и в неумении пользоваться дарами природы, лучшим временем жизни – молодостью, столь кратковременной у людей.
Майя скоро узнала, что верить этим блестящим эфемеридам нельзя, что они только внешностью и блистают, а внутри вместо души и сердца они «подбиты холодным ветром», как в шутку говаривал ей Кассиний. Но все же порой девушка увлекалась красотой и вечной веселостью загадочных созданий. Их она не боялась, как других, часто сходных с ними по внешности, но гораздо более зловредных видений – воплощений злых помыслов и страстей человеческих. Прежде она и тех не страшилась нисколько: в детстве они пробуждали в ней одно любопытство, но не привлекали нимало, чаще даже представляясь в уродливых или смешных формах, нежели красивых. Теперь было не то. Теперь эти «элементы зла» ее часто заинтересовывали, а едва она обращала на них внимание, они получали к ней доступ и близость, которых прежде не бывало. Майя старалась их устранять, помня советы Кассиния, но дело это было непростое. И чем далее шло время, тем становилось труднее. Ей даже не всегда удавалось отличать теперь эти порождения людских пороков, эти злые «испарения», воплощенные в образы, от безвредных «начал», элементарных зарождений вечных творческих сил самой матери-природы, не терпящей ни в чем пустоты.
На беду, в последнее время Кассиний все реже и реже навещал свою ученицу. Он говорил, что ей надо привыкать самой руководить собственными действиями и помыслами; что он обязан предоставить ей полную самостоятельность, что «свободный выбор» ее не должен быть ни стеснен, ни направляем долее.
Майя справлялась с собою как умела. В последнее лето она почти отказывалась от прогулок, но ее спутники всюду находили к ней доступ, спрятаться было невозможно. Едва девушка задумывалась, едва закрывала глаза ночью, надеясь уснуть, ее тотчас окружали рои блестящих видений, и она, полоненная их золотыми сетями, неслась вслед за эфемеридами в волшебные области, часто не умея отличить мечты или сна от действительности.
Глава V
Однажды во сне Майя увидела себя в царстве гномов. Она очутилась перед пламенным жерлом к ядру Вселенной. Там живо и ловко работали маленькие рудокопы, кузнецы и ювелиры – «эти трудолюбивые деятели природы, которых тупоумие людское, – думалось Майе, – окончательно отнесло в область мифа». Они суетились вокруг гостьи, добродушно показывали свои разнообразные труды: как они распоряжаются источниками металлов, как преграждают вулканические движения, направляя их в менее заселенные местности, по возможности в океаны или на кряжи необитаемых гор, и тем спасают людей от многих бедствий. Она расспрашивала гномов: почему бы им не расчистить пошире ложа для золотых жил да пустить их из горнила земного так же щедро, как пускают они железо и медь? почему бы не рассыпать погуще драгоценные каменья из неиссякаемых сокровищниц, которые ей показывали? Подземные жители только смеялись, уверяя, что это не изменило бы к лучшему положения ее братьев по плоти, безумцев-людей, которые ценят только редкие побрякушки, а на сокровища, щедро изливаемые для них природой на поверхность земную, и внимания обратить не хотят, и воспользоваться не умеют. Не в золоте и не в алмазах главные сокровища, вверенные им, уверяли Майю гномы, но недостойны люди их откровений…
На прощание ей указали на чудный, прозрачный, светло-розовый огонек, дрожавший ярким пламенем в глубине сияющего алмазного грота:
– Погляди, красавица, вот тот самый животворный священный огонек, которого ученые доискиваются с начала мира. Тот самый, которого недостает и отцу твоему для выполнения его великих замыслов. В этом розовом огоньке живет первобытная сила: Аказа, как назвали ее ваши мудрецы.
– О, дайте мне этого огня! Дайте хоть одну искорку! – протянула Майя с мольбою руки. – Позвольте мне порадовать отца.
Гномы только покачали головами и ответили, что сама она не знает, чего просит. Разве знания отца ее не могут перейти к другим людям? А сделавшись общим достоянием, не породит ли бед великая, беспредельная мощь Божественного пламени, вложенного в Землю для ее оплодотворения, для приведения в действие всех скрытых сил ее? Тогда эта мощь гораздо вернее приведет к гибели, чем ко благу людей! Как всё в природе, и священный огонь имеет силы двойственные, и тоже, как в других случаях, гораздо легче постигаются его гибельные свойства, чем полезные, и несравненно легче приводятся в действие… Нет, сказали гномы, нет! Придет ли когда время поделиться этим огнем с человечеством, они не знают, но время это еще не наступило ныне.
– Значит, моему бедному отцу никогда не довершить трудов своих? – печально спросила Майя своего спутника-гнома, быстро уводившего ее от прекрасного розового света. – Никогда не облагодетельствовать своих братий?
– Ошибаешься, – отвечал тот. – Труды на благо человечества полезны для его духа и для преуспевания духовных сторон людской жизни вообще. Идеалисты, как называют таких людей неблагодарные их братья, – самоотверженные и преданные науке труженики, но никогда не достигают практических выгод. Однако братьям своим они оказывают благодеяния драгоценнее материальных благ: они очищают других от плотских, греховных стремлений лучами этого самого священного огня, который горит неугасимо в их чистых душах. Огонь этот животворит и возрождает. Без его света, тепла и силы погибла бы не только земная жизнь, но и духовное начало, альфа и омега бытия, ибо огонь этот – любовь!
