– Дрезден, да. Я ведь тоже там, пять лет, как раб на галерах…

Мозг Марата пронзило вспышкой: он вспомнил, где видел этого блондина…

Дивизионные учения шли третьи сутки, и народ уже падал с ног. Особенно лютовали посредники из Москвы, заваливая оценку за действия командиров дикими вводными.

Раньше вопрос с ними решался очень просто – отоваривание дефицитом в гарнизонном военторге, накрытая поляна, банька, уютно спрятанная на полигоне… А сейчас, в свете последних горбачевских новелл, перестройки и сухого закона никто не понимал, чего можно, а чего категорически нельзя.

Посредникам и самим приходилось несладко – психике требовался отдых, но расслабление привычным для советского офицера способом через злоупотребление алкоголем было чревато по причине возможного стукачества проверяемых…

Поэтому два столичных полковника, припрятав бутылочку одноименной водочки в планшет, уединились в кустах на полигоне. Испуганно озираясь, расположились у пенька, достали нехитрую закуску.

– Ёлки, а ты взял газетку какую-нибудь? Расстелить бы.

– Не. А ты?

– Тьфу, ёпонский городовой! Ну и чего делать теперь? На землю класть или в руках держать? Эх, решили отдохнуть, блин.

– Ладно, не паникуй. Карту расстелем, и все дела.

– Секретную?!

– Да кончай ты, дурачка-то выключи. Какая разница, шпроты твои заветные рисунки не подглядят.

Пели по-немецки птички. Пригревало солнышко. Бесконечно далеко были бестолковые начальники и непредсказуемые проверяемые…

Полковники допили водку, под настроение заполировали коньяком из фляжки. И отрубились на изумрудной траве. А когда проснулись – погода уже испортилась, тучи закрыли солнце, сильный порывистый ветер раскидал недоеденную закуску… И унёс неизвестно куда секретную карту.

Полковники погоревали и пошли сдаваться в контрразведку.

Учения приостановили. Всех отправили в поле, построили цепью и погнали по кустарникам и лесам, искать генштабовскую карту. Никому из высокого начальства не приходило в голову, что обозначенные на ней районы расположения советских войск хитрожопые американцы давно уже подглядели с космических спутников.

Когда вымотанные, промокшие, голодные бойцы вышли на берег какой-то речушки, Марату пришла в голову мудрая мысль. Он дал команду своим танкистам «перекурить, с места не сходить» и вызвал по рации контрразведчиков.

Начальник особого отдела дивизии прибыл вместе с начальником штаба полка. Сзади маячил со скучающим лицом незнакомый блондин в цивильном плаще.

Марат, активно жестикулируя, объяснил обстановку:

– Ветер донёс искомую карту до водной преграды. И вот тут она пошла на дно.

Особист открыл рот. Поморгал.

– Вы уверены, Тагиров?

– Ну, а куда она ещё могла деться? Намокла – и кирдык, рыбы её читают.

Начштаба довольно хихикнул и показал украдкой Марату большой палец.

Контрразведчик вопросительно оглянулся на блондина. Тот зевнул и сказал:

– Нашему управлению данное происшестве никоим образом не интересно, я говорил об этом с самого начала.

Пнул носком щегольского ботинка камешек. И резюмировал:

– Она утонула.

Все облегченно вздохнули и пошли грузиться в «уазик».

Властолюб Властолюбович протянул полную рюмку Марату

– Помню я тот случай. Давай, за твоих. И за наших.

Выпили, поморщились. Председатель посмотрел на часы.

– Ладно, получите вы свою квоту. У меня тоже просьба будет. Мы тут с друзьями дачный кооператив мутим, нам членов не хватает. Может, ты поучаствуешь? Или ваши кто, заводские?

– А где кооператив? Как называется?

– Да никак пока, не придумали название. Сто двадцать километров от Питера, Карельский перешеек. На озере Комсомольском.

– Да ну, далеко. У нас старое заводское садоводство на Средневыборжском шоссе, ближе в три раза. Вряд ли кто захочет.

Председатель вздохнул.

– Жаль. Ты всё-таки поспрашивай.

– Лады, попробую. А кооператив так и назовите – «Озеро».

– Хм. Хорошая мысль…

С утра пришлось метаться по заводу – сначала обсуждали с технологами новую экспортную упаковку для Прибалтики, потом разбирались в бухгалтерии с валютным счетом.

Наконец, Тагиров спустился в подвал, повозился с капризным замком. Открыл дверь. Подошел к своему рабочему месту и ахнул.

На столе, прямо на разложенных бумагах, лежала Зебра и вылизывала новорожденных котят.

– Ну, йопта, сюрприз. Ты чего же творишь? Куда нам их девать теперь?

Нашел картонную коробку, постелил на дно полотенце. Перенес туда всё семейство во главе с ворчащей недовольно мамашей.

– Ой, котята!

На пороге стояла счастливая Алиночка.

– Какие хорошенькие!

– Алина, ты же говорила, что она к мужчинам скептически относится? Может, ты тоже у нас того? Внезапно родишь в обеденный перерыв и свалишь в декрет?

Густо покрасневшая девушка засмущалась:

– Ну что вы, Марат Тимурович, как можно…

– Можно по-разному. Я тебе принесу «Камасутру» почитать – способов не счесть. Давай, помогай мне порядок тут навести, все бумаги засраны… Блядь! Вот это точно пиздец!

Разьяренный Тагиров держал пальцами за уголок смятый, перепачканный кровью листок голубой бумаги.

– Это же квота! Я её не успел даже откопировать! Ты хоть врубаешься, дура, что твоя кошка натворила?!

Алина ойкнула и испуганно прикрыла рот рукой.

Марат бушевал.

– Тысяча тонн! Как мне Никитичу… Завод, что, останавливать теперь до Нового года?! Так, забирай свою уродину и неси отсюда бегом, куда хочешь. А котят я сейчас в Пряжке… Утоплю нахер.

Рыдания Алины сопровождались истеричным мяуканьем Зебры. Марат выдрал из коробки теплые комочки, побросал в пластиковый пакет. Грохнул дверью, чуть не убив бежавшую за ним растерянную кошку…

От октябрьской Пряжки тянуло холодом. Марат вывалил котят из пакета в воду и сел на брошенный на берегу бетонный блок.

Маленькие слепые червячки извивались, пытаясь грести крохотными лапами. Мяукать они ещё не умели и издавали какой-то тонкий, безнадежный писк.

Тагиров, не в силах смотреть на казнь, встал и пошел по берегу.

Прошел несколько шагов. Остановился. И бросился назад, на бегу сдирая пиджак.

Алина сидела на затоптанном полу возле пустой картонной коробки, тихо скуля. Слёзы катились, не переставая. У закрытой двери жалобно мяукала Зебра, не отрывая взгляда от дверной ручки.

Алина всхлипнула и зарыдала в голос. Так она плакала только один раз: когда любимый заставил её сделать аборт и бросил через неделю…

Гулко загремели шаги в коридоре. Дверь распахнулась, кошка мявкнула и метнулась под стол. Тагиров вошел, оставляя мокрые следы и воняя тиной. К груди он прижимал сверток в темных сырых пятнах.

– Так, харе реветь. Помогай.

Развернул изгаженный пиджак. Котята расползались, тыкаясь слепыми мордочками в грязные руки.

– Полотенце принеси или тряпку какую-нибудь. А то померзнут после купания.

Алина всхлипнула, метнулась к шкафу. Ничего не нашла и побежала в коридор.

– Ты куда?

– Я в столовую к девочкам, там точно что-нибудь есть…

Марат плюнул, сорвал через голову водолазку, уложил в коробку. Перенес котят и позвал кошку.

– Эй, мамаша! Принимайте своё хозяйство.

Когда Алина вернулась с полотенцами и бутылкой молока, Зебра уже закончила вылизывать детей. Мурлыкала маленьким внутренним моторчиком, согревая уткнувшиеся в живот комочки.

– Спасибо, Марат Тимурович!

– За что, тютя? Лучше придумай, что мне Никитичу завтра говорить. Или уж сразу заявление по собственному писать…

– А давайте я сама схожу к Председателю, а? Попрошу, чтобы копию квоты выдали… Не может так быть, чтобы нельзя было ничего сделать.

– Забудь. Тебя там и на порог не пустят. Деловые все, слуги народа.