— К бою готов, командир! — сообщил стрелок, проверив оружие и придвинув поближе коробки со снаряженными лентами.

— Не попадайтесь мне на глаза, — прошептал одними губами Смирнов, сжимая вспотевшими ладонями рукоятки штурвала. — Только не попадайтесь!

Судьба в этот день была жестока ко всему экипажу. Что-то шевельнулось внизу, и движение это тотчас было уловлено боковым зрением Полунина, из пилота превратившегося сейчас в наблюдателя — кроме собственных глаз летчикам не на что было полагаться сейчас.

— Вижу их, — Юрий указал рукой на несколько точек, перемещавшихся среди поредевших деревьев. — Вижу! На трех часах!

— Господи, ну зачем?! — простонал Смирнов, и уже обычным голосом произнес в микрофон: — Я «ноль-восьмой». В квадрате Чарли-четыре обнаружены неопознанные лица. Веду наблюдение!

— Командир, они на мушке! — Это напомнил о себе Петр Громыко. Флегматичный уроженец Киева прильнул к пулемету, нежно касаясь кончиками пальцев стальных звеньев заправленной в него ленты на две сотни патронов, к которой была пристыкована еще одна, той же емкости. — Могу стрелять!

— Отставить! Только наблюдение! Огонь не открывать!

Командир экипажа меньше всего хотел вступать в бой — он понимал, что там, внизу, могут оказаться те, с кем несколько месяцев назад он стоял плечо к плечу в одном строю, и убивать их бывший командир дальнебомбардировочного полка не хотел, он не мог это сделать. Не хотел, но в глубине души прекрасно понимал, что рано или поздно стрелять по своим ему придется. Вот только кто для него сейчас «свои»? Командир полка ракетоносцев Ту-22М3 был одним из немногих, кто дал бой внезапно атаковавшему врагу, тщетно пытаясь сдержать натиск американской военной машины. Он не забыл, как его второй пилот, майор Сеченов, с которым полковника связывали годы службы за Полярным кругом, вогнал в надстройку американского крейсера свой новехонький Су-34, на которые едва начал перевооружаться их полк, отправив, наконец, изношенные до предела «Туполевы» на заслуженный отдых. Сам Федор Смирнов этого сделать не смог, не нашел в себе решимости вот так запросто расстаться с жизнью, даже не зная наверняка, изменит ли его жертва ход событий.

Полковник Смирнов сделал выбор между жизнью и присягой, и плен стал вполне ожидаемым продолжением его истории. Все оказалось проще и легче, чем представлялось прежде, плен не стал унижением, не стал позором. А когда пришедшие в Россию, чтобы навести здесь свой порядок, американцы поняли, что не все им рады, что здесь можно расстаться с жизнью, о Смирнове и о многих из тех, кто ждал своей участи в фильтрационных лагерях, вспомнили. Сотрудники американских компаний, столкнувшись с опасностью, только раз попав в засаду партизан, которых становилось все больше с каждым днем, стали сматываться из покоренной страны. Но делать их работу было необходимо, и потому пленным простили их единственный «грех» — попытку защитить свою страну от агрессора, дав работу, заработок, и Федор Смирнов смог вновь подняться в небо, о чем даже перестал мечтать.

В стране, чудом не превратившейся в царство хаоса — и чудо это звалось Армия Соединенных Штатов — любая работа стала на вес золота, а на этой работе платили очень даже неплохо, ведь хозяева, наблюдавшие за всем из-за океана, сами ощутили, насколько велик риск, и теперь предпочитали расстаться с долларами, а не с собственными жизнями. И потому бывший командир ракетоносного полка вновь и вновь поднимал в небо свой Ми-2, вновь и вновь видел под собой нитку нефтепровода, почти уже дотянувшегося до гавани Мурманска. Это была слишком лакомая цель для всяких экстремистов, причем почти незащищенная, и потому сегодня случилось то, что не могло не случиться.

Вышедшие из леса боевики, гордо называвшие себя «партизанами», сделали свое дело и хотели вновь поскорее вернуться в лес, ставший их домом, их крепостью, но на их беду патрульный вертолет оказался слишком близко, террористы были обнаружены, а потому предсказать развитие событий теперь было предельно просто. Федор видел, как несколько человек в камуфляже нырнули под раскидистые кроны, пытаясь укрыться от его всевидящего ока. Напрасно они старались спрятаться — с воздуха все эти маневры были видны, как на ладони. В прочем, неизвестные и не надеялись спрятаться, но осознать свою ошибку в оценке их действия командир экипажа не успел.

Внизу что-то сверкнуло, и к вертолету, снизившемуся уже до полутора сотен метров, протянулись мерцающие строчки трассеров. А секунду спустя Ми-2 содрогнулся от ударов метко выпущенных пуль — противник сделал первый ход в этой смертельно опасной партии, и теперь у Смирнова и его экипажа просто не могло быть выбора. Все уже оказалось решено.

— Мать вашу, — Полунин, впервые узнавший, что такое зенитный обстрел. — Они же по нам стреляют!

— Я «ноль-восьмой», атакован, — четко произнес Смирнов, зная, что на земле услышат каждое его слово. — Повторяю, по мне открыт огонь с земли! Необходима поддержка!

— Помощь на подходе! Приказываю противника уничтожить!

Навстречу вертолету, опасно приблизившемуся к поверхности земли, взметнулся очередной поток трассирующих пуль, и Федор Смирнов, которому показалось, что все они направлены только в него, рванул штурвал, заваливая Ми-2 на левый борт. Даже среди вой турбин пилот услышал, как со стуком свинцовые конусы, разогнанные пороховыми газами до сверхзвуковых скоростей, впиваются в фюзеляж, разрывая тонкую обшивку.

— Падла! — Это Юрий Полунин визгливо вскрикнул, выпуская из рук штурвал и прижимая ладони к лицу. Меж пальцев заструилась кровь. — Попали, суки! Я ранен!

Автоматная очередь угодила в носовую часть вертолета, наискось пройдясь по остеклению кабины, и поток мелких осколков стегнул по лицу второго пилота. Крошево плексигласа набилось в глаза, мелкими иглами ужалив щеки и лоб.

— Вот твари! Петро, мочи их, — крикнул Смирнов, бросая вертолет, оказавшийся в перекрестье пулеметных трасс, из виража в вираж. Там, внизу, были такие же русские, как и они сами, им нечего было делить, но первый же выстрел разрушил все сомнения: — Огонь!

К треску лопастей и гулу турбин, работавших на максимальных оборотах, тотчас добавилось уханье мощного ПКМ. Командир экипажа увидел, как первая очередь, россыпь мерцающих точек, похожая на стаю светлячков, ушла вниз, накрыв позиции невидимых стрелков.

Вертолет появился внезапно, словно в нарушение всех законов физики, возникнув прямо над головами бежавших через заросли людей. По земле скользнула расплывчатая тень, и только тогда партизаны услышали шум винтов.

— Воздух, — хрипло выдохнул Алексей Басов, остановившись и с ужасом глядя на то, как геликоптер, прошедший так низко, что едва не касался брюхом верхушек деревьев, разворачивается, очерчивая широкую дугу и направляясь точно на столпившихся посреди лесной прогалины людей. — Все в укрытие!

Бойцы кинулись под деревья, стараясь скорее покинуть открытое пространство, но было ясно, что их уже заметили, и теперь не оставят в покое. Вертолет приближался, и Басов смогу узнать своего противника — обычный Ми-2, «воздушный извозчик», в былые времена славно трудившийся на благо народного хозяйства страны. Он не должен был иметь вооружение, но один вид винтокрылой машины, кружащей над утомленными, задыхающимися от быстрого бега людьми, выбивающимися из сил, внушал ужас.

— Оружие к бою! — Басов сдернул с плеча АК-74М, привычным движением передернув затвор и крепко прижимая приклад автомата к плечу.

Вертолет, на темно-зеленых бортах которого выделялись яркие эмблемы, хорошо знакомые партизанам, прошел над головами, и у самого горизонта вновь развернулся, замыкая очередной круг. Сопровождаемый «взглядами» четырех стволов — пулеметного и трех автоматных — геликоптер приближался, опустившись, кажется, еще ниже, заставляя застывать в жилах кровь. А Азамат Бердыев уже расположил на правом плече шестнадцатикилограммовый тубус зенитно-ракетного комплекса, и теперь только ждал приказа, чтобы испытать в деле китайский «хай-тек», с некоторых пор вытеснивший в руках партизан привычные «Стрелы» и «Иглы».