Олег Бурцев, не забывая вести наблюдение за своим сектором обстрела, достал из подсумка пачку патронов, принявшись набивать пустые магазины. Пулеметчик при боях внутри здания является костяком штурмовой группы, и ему потребуется максимальная огневая мощь.
Рядом метался полковник Басов, не находя себе места. Его, как и остальных, коробило от мысли, что сейчас придется убивать своих, русских, просто выбравших не ту сторону. Но командир партизанского отряда был готов выполнить задачу, зная, что никто не посмеет оспорить его приказ и его бойцы пойдут в атаку.
Треск рации, прицепленной на «разгрузку», заставило Басова вздрогнуть. Вытащив пластиковую коробку из кармана, он нажал тангету:
— На приеме!
— Полковник, это ты? Это старший лейтенант Васильев. Какого черта вы делаете? Ты дал нам двадцать минут! Зачем стрельбу устроил?
— Вам, а не тем, кто к вам на помощь шел. Я же сказал, вы в кольце, ни войти, ни выйти! Через две минуты я дам приказ начать штурм, а еще минут через десять умрет последний из вас, если не сложит оружие!
— Какие гарантии, полковник, что мои люди останутся живы, если мы сдадимся? Может, вы нас сразу к стенке поставите, и шлепнете?
Басов облегченно выдохнул. Что-то там, в УВД, все же произошло, и упертый лейтенант пошел на попятную.
Большая часть личного состава городского управления полиции собралась на первом этаже, возле дежурной части. Только полдюжины наблюдателей, вооружившихся портативными рациями, продолжали нести службу наверху, вглядываясь в рассветный сумрак. Сейчас защитников УВД можно было уничтожить парой выстрелов из гранатомета. Правда, прочные решетки на окнах могли сыграть роль противокумулятивных экранов, заставляя гранаты РПГ детонировать раньше времени.
— Похоже, люди там, снаружи, действительно серьезные, — мрачно произнес Ярослав Васильев, оказавшись вновь под надежной защитой стен родной «управы». — Обложили со всех сторон наглухо, ни войти, ни выйти. Даже «броне» не прорваться.
Угловатые очертания расстрелянного и подорванного нападавшими «Урала» были видны из угловых окон УВД. Полицейские, засевшие в здании, видели, как уничтожили машину, как расстреливали в упор пытавшихся добраться до укрытия их товарищей, почти достигнувших цели, убитых считанных шагах от управления.
— Сержант, как дела? — Васильев окликнул забившегося в угол полицейского, склонившегося над радиостанцией. — Что слышно?
— Тишина, товарищ старший лейтенант! Одни помехи!
— Тогда звони! Давай, сержант, действуй!
Как только прозвучали первые выстрелы, Васильев попытался по рации связаться с райотделами, но эфир забили помехи. Совсем как в Дагестане, когда боевики тоже глушили связь, пользуясь своим техническим превосходством. Правда, нарушить телефонную связь ни тогда, ни теперь противнику не удалось, и старший лейтенант сумел созвониться до отделений полиции, атакованных одновременно с нападением на УВД. Но вот уже несколько минут к ряду все попытки восстановить связь натыкались на полное молчание, словно защитники управления остались единственными живыми людьми в Южноуральске, а то и во всем мире.
— Похоже, в городе сопротивляемся только мы одни, — мрачно произнес Ярослав, обведя взглядом растерянных, не на шутку перепуганных товарищей. — И долго это не продлится. Эти уроды хорошо координируют свои действия. Районные отделения уже в их руках, значит, скоро сюда стянутся все силы, и тогда нас сомнут. Расстреляют из РПГ, а затем только трупы наши останется в кучку собрать, чтоб не мешались под ногами. И время они выбрали для нападения самое подходящее. Все сотрудники сидят по домам, без оружия, и добраться до арсенала у них нет никаких шансов.
— Что же делать будем, Яр? — спросил хмурый старшина, голова которого уже была перебинтована, после того, как в нее угодил осколок стекла при последнем обстреле. На плече его болтался компактный девятимиллиметровый пистолет-пулемет «Кедр» с длинным прямым магазином на тридцать патронов. Судя по россыпи коротких цилиндрических гильз от девятимиллиметровых патронов под ногами, полицейский уже успел воспользоваться своим оружием по назначению.
— Мы здесь одни, в настоящем кольце. Ближайшие крупные силы полиции — в соседней области, в сутках пути, как минимум. Да и не дадут им так просто в город войти, причем не факт, что там сейчас такое же не началось, — добавил Васильев, кивнув в сторону оконного проема, в который уставился ствол ПКМ.
— А может, попробуем прорваться? — с надеждой предложил опер, баюкавший на руках винтовку СВД, из которой он уже успел немало пострелять в это утро. — Они наверняка не ждут такого. Отбросим их огнем из всех стволов, а пока опомнятся, выйдем, и ходу отсюда! «Броня» у нас есть!
Бронированный микроавтобус ГАЗ-27057 «Ратник», созданный на базе пассажирской «Газели и совсем недавно принадлежавший местному ОМОНу, как и расстрелянный нападавшими «Урал», стоял во дворе, целый и невредимый. Баки были наполнены по самую крышку, хоть сейчас в дорогу.
— Нас здесь почти шестьдесят человек, — пожал плечами Васильев. — А в «Газель» сколько поместится? Двенадцать? Ну, хорошо, пятнадцать, если потесниться. А остальные как? Бросить? А кого? Их, может?
Старший лейтенант указал на забившихся в дальний угол девчонок в мятой униформе. Все время, пока шел бой, они просидели в оружейке, рыдая и вздрагивая от каждого выстрела, и лишь теперь осмелились выбраться из своего ненадежного укрытия.
Опер, предложивший идти на прорыв, пристыжено опустил взгляд. Он не был трусом, просто сейчас утратил самообладание, как и многие из его товарищей. Васильев понимал этого человека. Он и сам из последних сил боролся с отчаянием, стараясь заставить себя верить в счастливый исход. Правда, получалось это неважно.
Сейчас было хуже и страшнее, чем в Дагестане или Чечне. Тогда омоновцы, попав в самую, казалось бы, безвыходную ситуацию, все равно чувствовали за собой силу, верили, что помощь на подходе, и потому сражались со всем возможным отчаянием. Теперь же можно было рассчитывать только на самих себя, и Ярослав понимал, что долго они обороняться не смогут. Он оценил своего противника, и сознавал, что кабинетные работники и постовые, привыкшие иметь дело с уличными грабителями и подвыпившими гопниками, не смогут долго противостоять хорошо оснащенным и обученным боевикам.
Но было и еще одно отличие от прошлого кавказского печального «опыта» старшего лейтенанта. Тогда он и его товарищи сражались до последнего вздоха зная, что смерть лучше, чем плен. Им не раз приходилось видеть тех, кто побывал в руках ваххабитов. Иногда живыми, но чаще уже мертвыми, и никто не хотел испытать на собственной шкуре жуткие мучения. Сейчас же враг был другой. О партизанах было известно всем, и многие откровенно поддерживали их. Это были не бандиты, не звери в человечьем обличии, до сих пор бродившие по склонам Кавказа. Да, они нередко проявляли жестокость, но никогда без причины, и только в бою. Они искренне верили, что сражались за свою страну, за Россию, ту же, которой служил и сам Ярослав Васильев, надевший вновь погоны по призыву нового правительства.
— В общем, мужики, расклад получается такой, — произнес после недолгого молчания старший лейтенант, подводя итог импровизированному военному совету и не забывая при этом поглядывать наружу. — Через пару минут эти, снаружи, атакуют, уже всерьез. Нас мало, уйти отсюда мы не можем, да и некуда. Рассчитывать на то, что кто-то явится на помощь, тоже глупо. Если это случится, то не раньше, чем завтра, пока там, в штабах, раскачаются, придут в себя. К тому же много раненых, кое-кто без медицинской помощи протянет, хорошо, если пару часов. В плюсе то, что у нас много оружия и патронов, но противнику мы в огневой мощи все равно уступаем. У них и гранатометы и, вероятно, «Шмели». В общем, хреновый у нас расклад.
Кто-то присвистнул, иные выругались, представив, что будет, если по УВД откроют огонь из реактивных огнеметов. Полицейские достаточно хорошо представляли, какие разрушения произведет граната «Шмеля», разорвавшись внутри здания. По последствиям это будет равноценно обстрелу из гаубиц.
