Ольга успела сесть на постели, вслепую нащупав голыми ногами тапки — по городской привычке она не могла ходить и по улице и по дому в одних и тех же уляпанных навозом сапогах — когда с улицы донеслись крики, а потом резко, словно пастушеским кнутом, ударила автоматная очередь.

— Господи!

Остатки сна слетели, словно и не бывало. Ольга вскочила, на бегу набрасывая поверх кружевной сорочки обыкновенный ватник, но на пороге комнаты путь ее заступил Азамат Бердыев.

— Дурочка, стой! — Партизан, так же полуодетый со сна, но уже успевший схватить свой «Калашников», оттолкнул Ольгу назад. — Не слышишь, женщина, стреляют?!

— Там случилось что-то!

— Точно, дурочка! Не поняла еще — это за нами! Пора уходить!

— Куда?

— В лес, твою мать! — выругался Бердыев, выбегая прочь из комнаты.

Кузнецова понимала, что рано или поздно это должно было произойти. Двое партизан, оставшихся на излечении в Некрасовке, не могли не привлечь неприятности на жителей села. После недавней атаки на построенный американцами нефтепровод, чужаки не прекращали поиски, прочесывая лес, патрулируя все дороги. В небе каждый день можно было видеть вертолеты и самолеты, стороной несколько раз проходили колонны военных машин. Но до этого дня кто-то незримый хранил поселок, словно отводя нехорошим людям глаза. И вот везение закончилось.

Азамат Бердыев, за прошедшие недели ставший почти родным для Ольги, вновь заглянул в комнату девушки:

— Сиди здесь, не дергайся! Будут обыскивать каждый дом, если придут сюда, впусти, иначе будет хуже. Не сопротивляйся, забейся в угол и жди, они сами уйдут!

Он был уже готов к тому, чтобы покинуть гостеприимный дом. Бердыев успел натянуть камуфляж и сейчас застегивал «разгрузку», набитую магазинами и ручными гранатами. Ольга посмотрела ему в глаза, и партизан отвел взгляд — ему стало стыдно за то, что он, сильный, умеющий воевать мужчина, трусливо бежит, оставляя на произвол судьбы спасшую его и его товарища девушку. Он хотел остаться, но знал, что так будет только хуже — двое ничего не сделают против целого взвода, а потом, после боя, умывшиеся кровью пришельцы будут только злее, забудут о правилах игры, о пощаде для безоружных.

— Азамат, их там с роту, — вслед за Бердыевым в комнату вломился потерявший своего товарища Матвей Осипов. Могучий омоновец еще недавно едва мог стоять без посторонней помощи, и сейчас он был болезненно бледен, еще не оправившись от раны. — Какие-то чурки! Ой, черт, — вдруг смешался он, словно впервые увидев смуглую кожу, черные раскосые глаза и широкие скулы своего соратника-татарина.

— Не американцы?

Удивленный Азамат, кажется, не заметил смущения товарища. Став партизанам, изгоями для многих, они давно уже перестали различать национальность друг друга, всех объединяла верность родине, и татар, и русских, и евреев, и чеченцев, всех, кто продолжал войну с захватчиками, каждую минуту рискуя собой.

— Кажется, «чехи»! Бородатые все!

— Мать их так! От «зверей» хрен уйдешь!

Бердыев был чистокровным татарином, родившимся в Казани. Он с детства помнил еще запрет местно «хана» на призыв молодых татар в Российскую Армию — «отцы народа» не желали воевать против единоверцев на Кавказе. Но для Азамата чеченцы, похищавшие и убивавшие мирных людей, детей женщин, захватывавшие больницы, взрывавшие дома с мирно спящими семьями, были лишь бандитами. Никакой верой нельзя было оправдать, когда пленному солдату, восемнадцатилетнему мальчишке, отрезали голову на виду всего аула, а потом ею, точно футбольным мячом, играли местные дети, привыкая к крови и жестокости.

— Пока не прочухали, ноги в руки, и валим отсюда, — пробухтел Осипов, тоже полностью экипированный, держащий в огромной лапище АК-74. — Иначе затравят, как зверей, и бошки к едреней фене отрежут, твари!

Матвей тоже чувствовал стыд в эти минуты, стараясь не смотреть на молчавшую Ольгу. Он понимал, что нужно остаться здесь, защитить ту, которая спасла ему жизнь, в последний миг вырвав из небытия, которая дала им кров, хотя этим ставила под угрозу собственную жизнь. Да сейчас вся деревня, каждый житель села от мала до велика рисковал — если здесь отыщут хотя бы следы партизан, каратели не успокоятся. И потому бегство было лучшим способом помочь всем этим людям сейчас.

— Ну, готов, братан? — Матвей Осипов внимательно взглянул на Азамата, получив в ответ молчаливый кивок. — Что ж, пора!

Первым, что увидел Осипов, придя в себя после боя и бега по лесу, было наполовину скрытое марлевой повязкой лицо Ольги Кузнецовой, на своих хрупких плечах вытащившего его из могилы. И теперь омоновец убегал, как вор, как трус, оставляя девушку одну, без защиты. Он не стал прощаться, просто развернулся и вышел прочь.

— Мы вернемся, Ольга, — хмуро произнес Бердыев, которого сжигал стыд. Вместо того, чтобы сражаться с врагом, они уползали, как ничтожества, боясь попасться на глаза кому-нибудь. — Мы вернемся! Не бойся ничего, с тобой все будет в порядке!

Девушка ничего не сказала в ответ. Она лишь посмотрела полными страха глазами вслед ушедшим из ее дома мужчинам, которые, как она уже поверила, будут защищать ее, спасут от любой беды. Дверь за ними закрылась. А когда она вновь распахнулась с грохотом и скрипом, на пороге возникли трое. Все в камуфляже, с оружием, направленным на нее, Ольгу.

Не спрашивая, незваные гости вошли в дом, оставляя везде грязь с тяжелых ботинок. Один бородач с зеленой повязкой на голове и черным автоматом в руках встал напротив девушки, плотоядно уставившись на нее, а двое других, плечистый громила и еще кто-то поменьше ростом и поуже в плечах, на удивление, совершенно безбородый, принялись рыскать по дому. Послышался грохот передвигаемой мебели, словно пришельцы искали врага, спрятавшегося под диваном или за старым тяжелым комодом.

— Что вам нужно? — Голос Ольги предательски дрожал. — Здесь никого нет! Что вы ищете?

— А уж нашел, да, — пробасил уставившийся на девушку чеченец, взгляд которого с полуприкрытой ватником груди соскальзывал на обнаженные ноги, утопавшие в смятых шлепанцах. — Тебя как зовут, девушка? Познакомимся, а? Не бойся, Доку тебя не обидит!

Хотелось спрятаться куда-нибудь, куда угодно, от этого хищного взгляда, которым чеченец раздевал девушку. Но позади была только холодная стена, а впереди — этот громила, довольно облизывавшийся при виде женских прелестей, пусть и спрятанных под потрепанной фуфайкой.

Назвавшийся Доку боевик сделал шаг к Ольге, та испуганно пискнула, но в этот миг в комнату с грохотом вломился еще один пришелец, тот самый, щуплый и безбородый. Доку вздрогнул от неожиданности, выругавшись себе под нос.

— Вот, — боевик неожиданно заговорил женским голосом, низким и немного хриплым, но оттого еще более завораживающим. — Они здесь были!

На пол, к ногам Ольги, упали окровавленные бинты, повязка, которую он вчера поменяла Матвею. А еще — упаковки армейского сухого пайка и полный патронов автоматный рожок, тот, который партизаны обещали подарить одному из соседей, в доме которого хранился превращенный в охотничий карабин СКС.

Чеченка, за спиной которой болталась длинная черная винтовка с массивной трубой оптического прицела, приблизилась вплотную к Ольге, уставившись ее в глаза, и почти прошипела:

— Сама скажешь, где они? Куда ты их спрятала? Мы перевернем весь дом, весь ваш грязный аул, и если найдем их, хуже будет тебе! Ты врач?

— Фельдшер.

— Ты лечила их? Сколько их, скажи? Сильно ранены? Где они? Отвечай!

На последнем слове чеченка перешла на крик, и Ольга Кузнецова вздрогнула.

— Они ушли, давно! Не ищите их, не надо пугать людей, все уже и так напуганы! Пожалуйста!

В ответ чеченка оскалилась и замахнулась, словно хотела ударить Ольгу. Наверное, и вправду хотела, но не успела. Где-то за окном протрещала короткая очередь, затем еще одна. На мгновение все стихло, но тотчас деревня словно взорвалась автоматной стрельбой и потонула во взрывах гранат. Чеченцев, вломившихся в дом Ольги, словно ветром сдуло, а через несколько секунд рядом с домом фельдшера зазвучали выстрелы. Девушка сползла вниз по стенке, закрыв глаза и одними губами шепча слова заученной давным-давно, в детстве, молитвы.