Между прочим, напрашиваются интересные сопоставления между любовными коллизиями в романе В. Смирнова и в романе А. Потехина «Молодые побеги».

Об Алексее Антиповиче Потехине (1829–1908) мы еще не говорили, хотя этот когда-то весьма популярный в России драматург и романист так или иначе причастен к «ивановскому мифу». Родом Потехин из Кинешмы. Одним из первых этот писатель показал губительную роль фабрики в приволжском крае. В романе «Молодые побеги» один из героев, умный мужик Федот Семеныч, предъявляя счет фабричной действительности, сетует прежде всего на то, что она отваживает человека от земли, от традиционной нравственности. «…Пускай в наших краях эта фабрика внове, — говорит Федот Семеныч, — народ еще в ней силы не узнал, а я бывал в тех местах, где этих фабрик много, и они там издавна, так совсем они там забросили землю-то: либо вовсе впусте лежит, либо кое-где всковырена, ровно нехотя, от безделья… Ну, знамо, и не родит ничего… Вот весь там народ фабричный, а этакой бедности да голодовки я нигде и не видывал, даром все в суконных поддевках да в ситцевых платьях ходят и самовары в каждом доме позавели… А уж насчет порядков-то и говорить нечего: испроворовался, испьянствовался, распустился народ вовсе. Ни стыда, ни совести!..»[334]. (По всей вероятности, говоря о местах, «где фабрик много», рассказчик имеет в виду Иваново-Вознесенск).

История деревенской девушки Парани из романа «Молодые побеги» по-своему доказывает правоту этих суждений. Красивая, знающая цену своей красоте Параня, попав на фабрику, сразу же сталкивается с грубостью, с попытками унизить ее женское достоинство. И при первом осмотре после смены, пораженная бесцеремонностью учиненнго приказчиком обыска, она дает обидчику пощечину. Дело замяли, так как девушка приглянулась молодому фабриканту, что в свою очередь возбудило зависть и недоброжелательство к Паране со стороны простые рабочих.

В «Водополе» весьма похожая ситуация. Стешка дважды ударяет «этажного», приказчика Агафона Малахова, в переносицу, когда он полез к ней с грубыми приставаниями. И тоже обошлось все благополучно. При разбирательстве дела Стешку впервые увидел хозяин фабрики и без памяти влюбился в нее. Узнав об этом, многие рабочие начинают сторониться девушки.

В ходе известного нам обсуждения романа В. Смирнова такое совпадение было расценено некоторыми выступающими чуть ли не как плагиат. Однако перед нами — заимствование, которое должно восприниматься как некая мифологема из фабричного мира. Пощечина и в том, и другом случае — инстинктивный протест женского естества против грубой фабричной действительности. Но при этом не следует забывать, что Параня и Стешка при всей похожести ситуаций, обозначенных в произведениях, являют два противоположных характера. Героиня Потехина, давая пощечину, знает, что она приглянулась сыну фабриканта, и готова без всякой любви идти на близость с ним. Стешка по природе своей человек гордый, живущий по велению сердца. У В. Смирнова этот образ во многом выступает как образ поэтический, как некий идеал женской красоты. Недаром «Водополь» мыслился вначале в стихотворном виде.

Роман В. Смирнова, конечно же, роман советский. И по концепции, и по образной своей структуре. Враги советской власти, такие, как бывший владелец чайной Ферапонт Малахов, его сын Оганя, бухгалтер Дворянчиков, бывший директор фабрики Осип Крашо и др. — откровенно отрицательные персонажи, враги народа, подстрекающие рабочих на контрреволюционное выступление. Сам «голодный поход» на Петрово-Городище быстро разваливается, потому что бастующие рабочие скоро «раскусили» истинные намерения примазавшихся к ним врагов. «Хорошие» большевики скоро поняли допущенные ими ошибки. Многое в «Водополе» напоминает «Поднятую целину» М. Шолохова, в частности, «бабий бунт», в ходе которого колхозники из Гремячего Лога признают правду коммуниста Давыдова.

На примере судьбы романа «Водополь» можно увидеть, как трудно было, особенно в условиях насаждаемого сверху советского мифа о революционном пролетарском крае, даже намекнуть на драматизм жизни рабочего люда, на сложность человеческих характеров, взаимоотношений людей. Стоило В. Смирнову чуть-чуть «очеловечить» образ бывшего хозяина фабрики, и уже писатель обвиняется в отступлении от пресловутой правды жизни. Ну, а чем обернулась для В. Смирнова робкая попытка обращения к теме протеста против «плохих» коммунистов, мы уже говорили выше.

Если взглянуть на Ивановскую область с высоты, то она может показаться своеобразным архипелагом, состоящим из городков, больших и малых поселков фабричного типа, окруженных морем деревень, лесов, полей. Постороннему глазу жизнь этого пространства может показаться серой и однообразной, лишенной каких-либо ярких примет. Унылая фабричная действительность, разъедающая природную ткань серединной России, уже в XIX веке, как уже говорилось выше, пугала писателей народнического склада, каким был, например, А. А. Потехин. В. Смирнов в «Водополе» попытался открыть романно-поэтический смысл существования одного из фабричных островков, основываясь, главным образом, на предании. Вакантным долгое время оставалось в ивановской литературе место писателя, который мог бы изнутри показать жизнь фабричного архипелага, включив ее в общероссийский контекст.

Заявка на такое изображение содержалась в творчестве Михаила Дмитриевича Шошина (1902–1975), писателя, несомненно, даровитого, чей талант был замечен еще Горьким. Само место рождения Шошина (деревня Яснево Кинешемского уезда Костромской губернии, ныне Вичугский район Ивановской области) способствовало тому, что будущий писатель мог с ранних лет наблюдать, «как фабрика взяла в руки деревню, деревня отступала и превращалась в рабочую слободу». «Так у меня, — констатировал Шошин, — и слились в жизни деревня с фабрикой, не знаю чистой фабрики и чистокровной деревни. Переплелись. И эта помесь родная мне. Все видится в рабочем крестьянин и крестьянин в рабочем». Это признание взято из автобиографии Шошина, опубликованной в иваново-вознесенском журнале «Ткач» в 1923 году. По-своему в этом признании обозначилась тема, которая открывала свою оригинальную нишу в «ивановском мифе»: сложнейшее переплетение судеб деревенской и фабричной России. Но художественно реализовать эту заявку Шошин не смог. Его довольно многочисленные прозаические произведения (рассказы, повести) стали иллюстрациями общепартийных тезисов об улучшении жизни в сельской глубинке, где под водительством мудрых секретарей колхозной парторганизации люди самозабвенно трудятся, где «светлый день» ознаменован «счастливым путем» в будущее (выделенные слова — названия книги и повести, соответственно вышедших в 1947 и 1950-х годах). Только в конце жизни в автобиографической повести с отличным названием «Фабрика за овином» (1977) Шошин, возвращаясь к годам своего детства и юности, начинает непосредственно, живо говорить о своей деревенско-фабричной России.

Видимо, Михаил Дмитриевич сознавал, что ему не удалось сказать главного, к чему он был призван. Не потому ли он с таким вниманием следил за развитием творчества Александра Малышева, вступившего в большую литературу в конце 60-х годов?

Уже в первых рассказах и очерках А. Малышева была заявлена «шошинская» тема: фабрика за овином. Шошин не ошибся в ученике. Именно Александр Васильевич Малышев (1938–1999) стал тем, кто может быть назван писателем, наиболее глубоко и емко представившим на литературной карте ивановского края мир фабричного архипелага.

Литературную судьба А. Малышева во многом была обусловлена первоначальными обстоятельствами его жизни. «Я родился, — читаем в малышевской автобиографии, — в городе Середа (г. Фурманов Ивановской области) 26 мая 1938 года и отношусь к тому поколению, детство которого совпало с войной. Как и многих моих сверстников, меня воспитывала и растила одинокая мать. Это в значительной степени предопределило мою судьбу, а позднее — и темы моих рассказов и повестей, время действия которых — конец сороковых-пятидесятых годов, а место действия — текстильный городок, фабрика, многосемейные дома.