Жизнь текстильного края богата революционными свершениями, героикой, связанной с революцией 1905 года и с защитой Великого Октября.
И мне показалось несколько странным, что из всей истории текстильного края (в романе место действия хоть и не названо прямо, но легко угадывается) романиста заинтересовали и увлекли далеко не самые славные страницы. В основу романа легли события 32-го года — волнения текстильщиков одной рабочей слободы, останов ткацкой фабрики и „голодный поход“ ткачей на районный центр.
Случилось это на 15 году Советской власти!»[329].
Раздавались на том собрании немногочисленные голоса в защиту авторского замысла романа, но они ничего не решали.
По свидетельству жены Владимира Михайловича — Альбины Валентиновны Смирновой — «и моральное, и физическое состояние после этого писательского „суда“ было крайне тяжелым»[330]. Началась травля писателя. Впрочем, еще до собрания в Тейково, к В. М. Смирнову, наведывались люди (один из них выдавал себя за «композитора», другой — за «работника Всесоюзного радио») с явно провокационной целью: интересовались, не собирается ли писатель отправить рукопись за границу.
После собрания, как вспоминает А. В. Смирнова, «уже не „московские организации“, а тейковские напоминали о себе: то требовали в КГБ образцы шрифта печатных машинок, то интересовались, почему нигде не работает (творческую работу за дело не считали), на что живет, даже посещали писателя на дому, интересуясь его бытом. Была устроена проверка письмами и литературой из ФРГ, а потом заставляли „отмываться“ на страницах „Рабочего края“, объяснять, что он никакого отношения к загранице не имеет»[331].
Все это привело к тому, что В. М. Смирнов вынужден был отказаться от первоначального замысла и перенести действие романа во времена начала НЭПа, в 1921 год. После доработки роман увидел свет сначала в журнале «Волга», а после он вышел отдельным изданием в издательстве «Современник» (1977). В своем последнем письме в редакцию одного из московских журналов В. М. Смирнов писал: «После этого (выхода романа в свет, — Л. Т.) я написал и поэму, и новый роман, и повесть. Но первый вариант романа „Водополь“ оставался моей болью все эти годы <…> Переписывать роман с точки зрения новых сведений о нашей истории 30-х годов я не имею возможности по состоянию здоровья. Пусть он останется таким, каким был написан в 1968—70 годах»[332].
Сопоставляя два варианта романа, видишь, как важен для писателя свободный выбор в художественном освоении действительности. Вроде бы второй вариант «Водополя» оказывается с точки зрения романных канонов более выверенным, психологически емким, но с переменой времени ушла социальная острота, драматизм в открытии российской истории XX века.
Задолго до «перестройки» В. Смирнов решился рассказать о том, что не говорили историки, но что хранилось в пмяти многих земляков писателя. Это сейчас мы можем прочитатьв книгах ивановских историков о массовом выступлении рабочих в начале 30-х годов. Проходили они не только в Тейкове, но и в других районах области. «В Вичуге в начале 1932 г. магазины прекратили всякую свободную торговлю продуктами. По норме выдавалось 12 кг. ржаной муки в месяц, на служащего — 8 кг. 1 апреля эта норма была снижена соответственно до 8 и 4 кг. В ответ на это 9 апреля забастовали рабочие фабрики им. Шагова. 11 апреля в Вичугу приехали секретарь ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович и народный комиссар легкой промышленности И. Е. Любимов. На следующий день путем уговоров удалось убедить рабочих вернуться в цеха»[333]. Забастовки имели место в Лежневе, Юже и других промышленных центрах. Вот и говори после этого о «нетипичности» тейковских событий!
В. Смирнов нарушил табу советской литературы, согласно которому нельзя было показывать рабочих в условиях «великого перелома» начала 30-х годов, сомневающихся в правильности партийного руководства. Это отдельные несознательные крестьяне могли не понимать блага коллективизации, но чтобы рабочие проявляли недовольство экономической политикой!? Здесь усматривалось уже посягательство на основы истории партии.
Автор романа «Водополь» посмел сказать о том, что стихийное начало не исчезло из народной жизни и на 15 году советской власти. Показательно в этом плане само название произведения. Водополь, по Далю, половодье, полноводье, разлив, выступление рек из берегов и т. д. Жизнь рабочей слободы Старая Притыка вышла из берегов. Люди перестают верить новым начальникам, видя их равнодушие к нуждам простого люда, «самоснабженчество», бюрократический подход к делу и т. д. Вместо хлеба бесконечные обещания. Партийные лозунги взамен конкретной помощи людям. А они, люди, хотят жить нормальной, естественной жизнью, сохраняя лучшее, что было в жизни их дедов и отцов.
Одна из самых колоритных глав в «Водополе» — сцена свадьбы Алешки Гвоздка. И хотя вроде бы не до свадебного веселья нынче, а все же как-то помогли, чем могли, люди новобрачным, и началось красочное коллективное представление с шутками-прибаутками, с непременным выкупом невесты, с раскудрявыми речами дружки: «Красные девицы, певицы, мастерицы! Две ножки подходят, две ручки подносят, головка с поклонцем, сердечко с покорцем, язычок с поговорцем. Малое примите, на большом не взыщите. Берите, что дают, несите, что кладено. Судьбу не обведешь, не объедешь. Хоть так, хоть сяк, а судьба — свадебка!..» В роли дружки, произносящего эти слова, выступает в данном случае не кто иной, как Петр Глебов, бывший матрос, партиец, но свой для слободчан человек. Рядом с ним директор фабрики Егор Мокряков (во втором варианте романа — Егор Мещеряков). А вот родной брат Алешки — Павел Иванович Худяков, секретарь фабричного парткома — на свадьбе отсутствует. Блюдет партийный авторитет, хотя каждый второй в Старой Притыке знает, что Павлушка Худяков — вор, «самоснабженец». Трудно представить на этой свадьбе и секретаря райкома, «казенную» даму Жанну Илларионовну Артюшину. Ту самую Артюшину, которая одним махом сняла с поста председателя колхоза в самую страду дельного мужика, обдуманно и единогласно выбранного колхозниками. Сняла, узнав о том, что жена председателя крестила ребенка. П. И. Худяков и Ж. И. Артюшина — персонажи, выпадающие из эпического времени, в котором живут многие герои романа. Люди-функции, опасно деформированные властью. Другое дело — Алешка Гвоздок, один из самых запоминающихся образов романа. На первый взгляд это смешной, непутевый человек, которого жизнь часто ставит в смешное, унизительное положение. Недаром любимой присказкой Алешки стало: «до восемнадцати лет щей мясных не пробовал». Но в самой речи Гвоздка, его письмах, изобильно цитируемых в романе, проявляется яркая натура скомороха, без которого народный мир не полон.
Песенно-поэтическое начало в романную ткань произведения вносят женские образы Стешки и Васены. Жизнь испытывала этих женщин самым жестоким образом, но не смогла вытравить из них той пленительной женственности, которую так или иначе чувствуют все, кто с ними встречается.
На печально-памятной литературной «среде», о которой говорилось выше, в упрек автору «Водополя» ставилось то, что любовь Стешки Конновой, дочери слободского бондаря, и молодого фабриканта Алексея Суханова изображена чересчур «сладкой». Советовали с самого начала внести в образ хозяина фабрики черты коварного соблазнителя, расставив тем самым правильные классовые акценты. Автор не пошел на это ни в первом, ни во втором варианте романа, доказывая, в общем-то, очевидное: и фабриканты любить умеют. Другое дело, что в конце концов месть новым хозяевам жизни вытесняет в душе Суханова все и вся. Любить он уже не может. Стешка становится заложницей его тотальной ненависти к миру. Но она любит до конца.
