«Удивительная солидарность» в этом экстремальном эпизоде, по всей вероятности, объясняется тем, что Иваново, несмотря на все гонения, было насквозь пропитано старообрядческим духом, идущим от прадедов и дедов. По сведениям П. М. Экземплярского, большинство ивановских первонакопителей, так называемые «капиталистые» крестьяне, принадлежало к расколу[20]. Среди них особенно выделяется фигура Ефима Грачева (1743–1819), беспоповца феодосеевского согласия. По имеющимся сведениям, в 1800 году он обладал капиталом в 100 тысяч рублей. Жил он в двухэтажном каменном доме, обнесенном стеной, имел свою конюшню и сад. Е. Грачев, заплатив своему барину, графу Н. П. Шереметеву, 135 рублей, первым из «крепостных» фабрикантов в 1795 году выкупился на волю. К началу 1830-х годов «на свободе» оказались 15 семейств из крепостных фабрикантов, и, как правило, они были старообрядцами, ибо старообрядство сделалось в то время «купеческой верой», «которая помогала ивановским „фабрикантам“ установить тесные связи со старообрядцами — купцами Поволжья, державшими в своих руках важнейшие торговые пункты в Нижегородском крае и ниже по Волге»[21].
Главой общины старообрядцев-поповцев был в Иванове фабрикант из крестьян М. И. Ямановский. По его инициативе один из фабричных корпусов, принадлежавших прежде О. С. Сокову, был перестроен в молитвенный дом, ставший своеобразным символом старообрядческого братства ивановцев. (Дом этот сохранился и по сей день.)
Несмотря на то, что к середине XIX века многие из ивановских старообрядцев начинают все в большей мере примыкать либо к единоверческой церкви, либо к каноническо-официальному православию, старинная религиозная закваска в них так или иначе остается. И, как мы увидим дальше, отзываться она будет весьма неоднозначно.
Здесь уместно будет сказать о практической мудрости владельцев села Иванова и прежде всего семействе графов Шереметевых, которые не мешали «капиталистым» крестьянам жить по своим правилам. Предоставляя своим крепостным самостоятельность в деловых начинаниях, не вмешиваясь в их веру, хозяева села получали огромную прибыль, и подчиненных такое положение вполне устраивало. Характеризуя главную особенность села Иванова, академик В. П. Безобразов подчеркивал, что здесь мы имеем дело «с полным, безусловным отсутствием барского элемента»[22].
* * *
Само название этого необычного села во многом связано с его этногенезом, о котором говорилось выше. Интересно отметить, что в мифологическое толкование имени «Иваново» вовлечены не только поэты, прозаики, но и историки-краеведы. Не имея достаточных документальных свидетельств, одни из них идут вслед за Я. П. Гарелиным, считая, что Иваново названо в честь Иоанна Богослова, обосновывая это тем, что предел его имени с давних времен существовал при старейшей Крестовоздвиженской церкви (разрушена в 1929 году). Однако большинство историков придерживаются версии В. А. Борисова, автора книги «Описание города Шуи и ее окрестностей», согласно которой Иваново названо по имени первого православного храма в селе, носящего имя Иоанна Предтечи (крестителя). П. Н. Травкин, соглашаясь с этой версией, подчеркивает, что храм был возведен на месте проведения купальских обрядов. «Здесь, — пишет автор „Заметок об исторических истоках города Иванова“, — достаточно отчетливо прослеживается откровенная замена языческого символа христианским, но в то же время наблюдается и определенная преемственность, позволяющая, в частности, говорить, об очень глубоких сакральных корнях даже самого названия села»[23]. Что и говорить: красивая версия. Невольно вспоминаются кадры из кинофильма А. Тарковского «Андрей Рублев», где представлена в соблазнительной красоте купальская ночь, завершающаяся столь драматично: государевы стражники вылавливают вольных язычников, искореняя древнюю веру. И где это все происходит? В центре современного Иванова, в районе нынешней площади Революции, где когда-то располагалось устье речки Кокуй!
Но, как ни красива эта «языческая» версия, принять ее за достоверный исторический факт не представляется возможным. К. Е. Балдин, один из самых основательных исследователей истории ивановского края, считает, что если нет серьезной документальной основы для подтверждения выдвинутых «именных» версий, то «вполне вероятно, что село было названо в честь своего основателя или первожителя — безвестного крестьянина, носившего самое распространенное в прошлом русское имя»[24]. Интересный момент: историк вольно или невольно становится откровенным мифологом, доверившимся своему подсознанию, где живет стойкое представление о мужицких корнях Иванова. И надо сказать, что это представление очень во многом отвечало и до сих пор отвечает патриотическим чувствам ивановцев, желающих видеть в самом названии своего местожительства некую коренную, народную, русскую основу. И здесь я позволю себе привести стихотворный текст, принадлежащий автору этой книги, в котором представлено в какой-то мере типовое сознание интересующего нас имени:
Я постигаю имя заново,
Ищу подтекст в знакомом слове.
Какое же оно — Иваново —
В своей земной первооснове?
О сложность имени неброского!
В нем теплота веков хранима.
Оно как Русь с ее березкою,
Как пятнышко ее родимое.
И не царей в нем поступь грозная, —
Соленый пот его работников.
Оно звенело в дни морозные
В мятежном имени — Болотников.
Не отступало на попятную,
В глухих лесах себя выламывало.
Сплеча рубили бородатые
Иваны первые Иваново.
И жгли костры над тихой Уводью,
И заводили песнь раздольную,
И, глядя вдаль, о чем-то думали,
Как будто видели, что строили.
Это стихотворение было написано в начале 1960-х годов, и пафос «шестидесятничества» в нем весьма ощутим: «Иваны первые Иваново» строят село вопреки «грозным царям» (здесь нетрудно найти перекличку с поэмой «Мастера», с которой Андрей Вознесенский ворвался в большую поэзию). Иваново предстает в процитированном тексте не просто как часть России, а как символ лучшего, что в ней есть, символ здоровой народной основы. Конечно, сегодня видно художественное несовершенство, наивность этого стихотворения, а последние строки сейчас воспринимаются в явно ироническом ключе: неужели первостроители Иванова уже тогда видели нынешний город повышенного риска существования? Но общее настроение, связанное с восприятием имени «Иваново», выраженное в приведенном выше тексте, сохраняется и сегодня. Ивановцы не без гордости, например, вспоминают, как, выступая перед земляками на последнем юбилейном вечере, Михаил Дудин заявил: «Я здешний, и, где бы я ни был, в Венесуэле или в Чили, на Северном полюсе или в Йемене, я всегда оставался ивановцем, человеком из страны Иванов». Показательно название одной из последних книг известного ивановского краеведа В. И. Баделина «Земля Иванов», где собраны многочисленные очерки об известных людях, так или иначе причастных к ивановской земле, начиная с Александра Невского и кончая Андреем Тарковским. Основной пафос этой книги определяется автором так: воспеть людей, без которых «окружающий нас мир, наш дом был бы менее красив, жизнерадостен и… менее прочен»[25].