— Это – мои бумаги?

 — Это? – Он взглянул на документы с таким видом, словно видел их впервые и был поражен не меньше меня.

 Я опустила ноги на пол и приняла сидячее положение:

 — Они – мои! Что вы намерены с ними сделать?

 — Они нужны мне для доклада…

 — Вы не можете использовать их. Они принадлежат мне!

 — …и я нигде не мог их найти. Единственным местом, куда я не заглядывал, оставалась ваша комната, вот я и… – Он вновь опустил взгляд на груду бумаг и пожал плечами.

 — Но вы не можете…

 Он исчез в кабинете отца, оставив меня кипятиться на диване. Сколько бы докладов и трактатов я ни написала от имени отца, сколько бы раз я ни ставила его подпись вместо своей, мне и в голову не могло прийти, что меня охватит такая безудержная ярость, как сейчас, когда я поняла, что мистер Тримбл намерен выдать мои труды за свои собственные.

 Я заставила себя подняться на ноги. Прижав руку к виску, я сделала шаг. И еще один. Да, танцевать в ближайшее время я не смогу, и слава Богу, но в том, что дойти до кабинета сил у меня хватит, я не сомневалась.

 Если только я не стану спешить.

 Присев на стул, я перевела дух, выжидая, когда в голове утихнет пульсирующая боль.

 Мне понадобилось несколько минут, чтобы добрести до кабинета, но, когда я переступила порог, наградой мне стал шок на лицах мужчин, словно они увидели перед собой ожившее привидение.

 Признаюсь, что испытала некоторое удовлетворение.

 Я подошла к столу, за которым отец с мистером Тримблом совещались… по поводу моих бумаг, если я правильно понимала сложившееся положение вещей.

 — Я настаиваю на том, чтобы мне вернули бумаги, похищенные из моей спальни.

 Отец нахмурился:

 — Ты имеешь в виду заметки о твоих субантарктических островах?

 — Да. Мои заметки. Время для написания доклада по ним выбрано почти безупречно… – С величайшим трудом переставляя ноги, я доковыляла до мистера Тримбла и уже потянулась к бумагам, как он схватил их в охапку. – Поистине безупречно, поскольку теперь я располагаю временем, чтобы поработать с ними.

 Но отец отмел мои возражения небрежным взмахом руки:

 — Нет, нет. Ты не в том состоянии. Вот почему у меня есть мистер Тримбл. Чтобы ты могла сосредоточиться на поисках супруга. А теперь, когда ты должна оправиться от травмы, необходимость освободить тебя от утомительной работы стала еще настоятельнее.

 — Я уже оправилась. И стою перед вами, не так ли?

 Мистер Тримбл тоже поднялся на ноги и взглянул на меня, словно призывая вновь повторить эти слова.

 — Что ж, в таком случае предлагаю послать весточку адмиралу о том, что сегодня вечером вы можете присутствовать с ним на концерте.

 — В этом нет необходимости. Я все еще чувствую легкую усталость и…

 — Пожалуй, тогда вам лучше вернуться в свою спальню, вы не находите?

 Комната поплыла у меня перед глазами, и я ухватилась за край стола, чтобы не лишиться чувств.

 — Я не хочу никуда возвращаться.

 — Это пойдет вам на пользу.

 — Но я не желаю уходить отсюда. Никуда.

 Отец озабоченно смотрел на меня:

 — Ты переутомилась, Шарлотта. И ты…

 — И я не желаю выходить замуж, и чтобы меня силой заставляли…

 Отец обошел стол кругом, чтобы взять меня за руку:

 — Недавние травмы сказались на твоем здоровье. Давай ты вернешься в малую гостиную и отдохнешь немного…

 Но я не могла. И не хотела. Слова, перемежаемые слезами, потоком хлынули из моей души:

 — Меня принуждают к тому, чего мне не хочется делать, тогда как на самом деле я всего лишь хочу быть нужной! – Крупная слезинка шлепнулась на стол отца. – Я просто хочу, чтобы все стало как прежде. Как раньше. Но по-другому.

 Мистер Тримбл поднял меня на руки, вынес из комнаты и стал подниматься наверх по лестнице. Я обхватила его рукой за шею и спрятала лицо у него на груди.

 — Я хочу, чтобы моя работа имела значение. И еще я хочу, чтобы она была моей собственной. – Но почему мне кажется, будто все пошло наперекосяк? Почему я чувствую себя так, словно меня расплющили в гербарном прессе? Словно кто-то вытягивает из меня силы, лишая радости жизни?

 — Будь на то моя воля, вы бы ничего не хотели и не требовали.

 — Но в этом-то все и дело. Я не хочу, чтобы с меня сдували пылинки, и я не хочу заботиться о чужих коллекциях. Я просто… Не знаю… Не понимаю, почему никого не интересует, чего я хочу. Меня просто заставляют делать то, чего хотят другие.

 На следующее утро меня разбудил стук в дверь.

 Я накрылась одеялом с головой, поскольку твердо решила, что больше никогда не смогу взглянуть в лицо ни отцу, ни мистеру Тримблу.

 — Кто там?

 Дверь скрипнула и приотворилась.

 — Мисс Уитерсби?

 Кто это, мисс Темплтон? Я приподняла краешек одеяла и выглянула. Да, это была она. Отбросив одеяло, я села на постели.

 — Вам… вам стало хуже?

 — Нет. То есть, да.

 — Так все-таки? – Она стояла в дверях, заламывая руки.

 — Я больше никогда не сойду вниз. Никогда.

 — Почему? Что случилось? – Подойдя к моим окнам, она раздвинула занавески.

 Я поморщилась от неожиданного потока яркого света.

 — Все это слишком унизительно.

 Она сняла шляпку и огляделась, выискивая, куда бы положить ее. Не найдя подходящего места, она просто положила ее себе на колени, присев рядом со мной на краешек кровати.

 — Давеча вечером со мной случилась истерика. Это было ужасно.

 — Я вот о чем подумала… Почему вы просто не попросите вернуть вам ваше место, если оно так вам дорого?

 — После того как мистер Тримбл продемонстрировал, что управляется со всеми делами лучше меня? Чтобы все выглядело так, будто я умоляю сжалиться надо мной? Разве не подвергну я себя риску услышать, что мои услуги больше никому не требуются?

 — Вы правы. Это невозможно. Значит, ваши ухажеры по-прежнему нужны вам.

 — Полагаю, что да. Но ведь это не решает проблему с мистером Тримблом. Теперь вопрос заключается уже не в том, чтобы меня попросили вернуться, а ему указали на дверь. Совершенно очевидно, что сначала он должен уехать, если я рассчитываю вообще когда-либо вновь занять свое место. И я даже не уверена, что отец захочет отдать его мне! Особенно после того, как я сорвалась и расплакалась, наговорив всяких глупостей накануне вечером.

 — Значит, вы намерены позволить ему и дальше оставаться здесь?

 Я откинулась на подушку:

 — Похоже, ему нет никакого дела до своей семьи, а овец он оставил под чьим-то присмотром. В надежных руках, как он выразился. Так что, скорее всего, он и дальше будет работать здесь до скончания веков, пока не умрет, а потом его похоронят в Чешире, и за все это я должна благодарить только саму себя.

 — За все это, говоря откровенно, вы должны, в первую очередь, благодарить адмирала, не так ли? Разве это была не его идея – найти вам супруга?

 — Именно так. Это была его идея от начала и до конца!

 — Как бы там ни было, мы должны заставить мистера Тримбла уехать отсюда по доброй воле. Но вы говорите, что своим овцам он не нужен?

 — Нет.

 — Как насчет его семьи?

 — Насколько мне известно, они – презренные и падшие люди. Помните?

 — Но это же прекрасно!

 — Как прикажете вас понимать?

 — Судя по вашим словам, люди они крайне неприятные. А таким всегда нужна помощь. Или деньги. Или и то, и другое одновременно. Так что мне остается лишь найти способ сделать так, чтобы мистер Тримбл почувствовал себя обязанным содержать их.

 Мое расположение духа начало стремительно улучшаться.

 — Вы – самая неустрашимая душа из тех, кого я знаю. И вы полагаете, что сумеете справиться с этой задачей?

 — Я могу попытаться. А теперь постарайтесь вспомнить, что еще вам известно о семье или хотя бы о том, откуда он родом?