— Вы забываете… Я заслужил это право тремя долгими годами. И поэтому вопрос, который я задаю себе и который должны задать себе и вы, заключается в следующем: почему, во имя всего святого, вы так рветесь провести свою жизнь в качестве секретаря какого-либо мужчины, когда у вас между этими вашими очаровательными ушками размещается острый ум?

 Интересно, почему он воспринимает мои поиски супруга как личное оскорбление?

 — Потому что все исследования, которые я выполнила, все эти доклады, которые написала, – все они не представляют никакой ценности. Иначе почему отец предложил меня всем желающим на выбор, словно жертвенного агнца?

 — Быть может, потому, что полагает это своим долгом. Возможно, потому, что хочет видеть вас счастливой. Вот, кстати. Вы счастливы, мисс Уитерсби?

 Счастлива ли я? Да как он смеет спрашивать меня об этом?!

 — Только человек, который силой навязал свое общество моей семье, а потом и узурпировал мое место, мог додуматься до такого вопроса.

 — Потому что, если это не так…

 — Не обманывайтесь на этот счет, мистер Тримбл. В первую очередь, я несу ответственность за работу своего отца.

 — А как насчет вашей собственной работы?

 — Моей работы? Я уже говорила вам. Никто из тех, кто вправе выносить решения, не считает мою работу достойной внимания.

 — Я считаю ее достойной внимания.

 — И кто вы такой? Может, вы заседаете в правлении Британской ассоциации содействия развитию науки? Или вы принимаете решение о том, какую статью опубликовать, а какую – нет?

 Он ничего не ответил.

 — Я благодарна вам за заботу, но начинаю подозревать, что все мои потуги напрасны. – Чем сильнее я притворялась, будто меня интересует замужество, тем в бо́льшую зависимость от своих усилий попадала. Я больше не думала о докладах или книгах. Я думала о званых ужинах и танцах. – Быть может, замужество за достойным, не склонным к философическим метаниям мужчиной, – и впрямь лучший выход для меня. Во всяком случае, для многих оно стало таковым. И, как говорит адмирал, в конце концов я рождена именно для этого.

 Но если это – правда, то почему от одной мысли о подобной участи на глаза наворачиваются слезы?

 Со стороны могло показаться, что я заслужила передышку в выполнении своих общественных обязанностей, но орхидеи мистера Стенсбери не могли ждать.

 После этого посещения мне наконец выпал целый день, когда я могла предаваться беззаботному ничегонеделанию. Зато потом на меня обрушились званые вечера с карточными играми и ответные визиты – и, не успела я оглянуться, как за окнами забрезжило утро лодочной прогулки. Утешало меня лишь то, что она должна была состояться в первой половине дня. Я надеялась, что хотя бы вечер смогу провести дома, в приятном уединении.

 Внизу, у кромки воды, виднелись прогулочные лодки для взрослых и повозки, запряженные лошадками пони, – для детей. Вдоль берега были расстелены ковры, на которых в художественном беспорядке разместились диваны и стулья. Мистер Тримбл, кстати, проявил себя деятельным и внимательным сопровождающим. Пожалуй, чересчур внимательным.

 — Что-нибудь не так, мистер Тримбл? Вы в упор рассматриваете меня вот уже больше часа.

 — Прошу прощения. Я всего лишь пытался уяснить… Мне не нравится, как вы ходите.

 — Как я хожу?

 — Да. Вы делаете это неправильно.

 — Ради всего святого, а как еще это можно делать?

 — Дело не в самом действии, а в его мотивации. Вы ходите так, словно стремитесь попасть куда-то.

 — В общем и целом, полагаю, так оно и есть. Если я иду, значит, хочу попасть из того места, где нахожусь сейчас, туда, куда мне нужно.

 — Неужели для этого нужно прилагать такие усилия?

 — Прилагать усилия… Но я не знаю иного способа добиться этого. Или вы имеете в виду, что я должна отказаться от мысли попасть туда, куда мне нужно?

 — Я всего лишь предполагаю, что вам необязательно быть столь целеустремленной в своем намерении попасть туда.

 — Вы хотите, чтобы я замедлила шаг?

 — И это тоже.

 — Но ведь это станет лишь напрасной тратой моего времени. И вашего тоже, поскольку вы настаиваете на том, чтобы сопровождать меня повсюду.

 — Это потому, что вы ухитряетесь создавать у окружающих впечатление, будто предпочли бы оказаться в другом месте.

 — Собственно говоря, мы уже пришли к такому выводу несколькими минутами ранее.

 — Но вы должны заставлять своих спутников думать, будто единственное, что вас привлекает, – быть рядом с ними.

 — Почему люди такие требовательные? Неужели им мало того, что я уже не имею права сказать, чего хочу? А теперь, как выясняется, я не могу и идти туда, куда мне надо!

 — Можете. Просто делайте это не так явно и целеустремленно. Я вовсе не хочу обидеть вас, мисс Уитерсби. Я пытаюсь передать вам свои наблюдения, дабы вы могли воплотить их в свои усилия. – Он взял меня под руку. – Взгляните, к примеру, на мисс Темплтон. Куда, по-вашему, она идет?

 Несколько мгновений я наблюдала за тем, как она прогуливается с мистером Стенсбери. Я была совершенно уверена, что они направляются к реке, но вот она остановилась, якобы для того, чтобы выслушать его. Бесцельно покрутив в пальцах веер, она оперлась на его руку, которую он ей предложил, и неспешно двинулась в противоположном направлении. Но даже и тогда я не взялась бы с уверенностью утверждать, что знаю, куда именно они направились.

 — Понятия не имею.

 — Для чего же тогда, по-вашему, она гуляет?

 — Похоже… Нет, не знаю.

 — Похоже, она просто наслаждается беседой со своим спутником, не так ли? Как, вы говорите, его зовут?

 — Мистер Стенсбери. Тот самый, которого вы сочли недостойным меня. – Однако же, судя по всему, насчет мисс Темплтон он был совершенно прав. – Во всяком случае, выглядит все именно так, не правда ли? – Но, пока я наблюдала за ними… – Боже милостивый, они опять развернулись и пошли в другую сторону!

 — А что здесь такого ужасного? Мы с вами проделали то же самое, если вы еще не заметили.

 Я с величайшим изумлением обнаружила, что так оно и есть.

 Мистер Тримбл весело рассмеялся:

 — Ну же, не надо испепелять меня взглядом. Я не виноват в том, что за разговорами вы перестали обращать внимание на такие вещи.

 — То есть, вот что вы имеете в виду? Что я не должна обращать внимания на то, куда иду? Уверяю вас, что на таких тропинках, как наша, и дорогах, как в Чешире, я сверну себе шею, если не буду смотреть себе под ноги.

 — Пожалуй, будет лучше, если вы отнесетесь к этому, как к обычной прогулке, на которую вы отправились, не предполагая заранее, что найдете или в какую сторону ваши наблюдения увлекут вас. Вы просто… получаете удовольствие.

 — Получаю удовольствие?

 — Получаете удовольствие. Точно так же, как я получаю удовольствие от вашего общества.

 — Вы… В самом деле?

 Уголки его губ дрогнули в улыбке:

 — Как это ни странно, да.

 Навстречу нам по тропинке вышагивала миссис Биквит. Остановившись, она заявила с глуповатой самодовольной улыбкой:

 — Не припомню такой восхитительной осени, как эта.

 Зато у меня с памятью все было в порядке:

 — А я помню. Это был октябрь два года тому назад.

 — Но тогда стояла ужасная сырость!

 — И это было прекрасно, на мой взгляд. Цветы как раз распустились, а потом и фрукты вызрели, как полагается.

 — Не думаю, что это можно счесть компенсацией за тяготы, с которыми мы столкнулись при передвижении.

 — Если надеть крепкие сапожки и поднять юбки повыше, то они не промокнут, а грязь не прилипнет к подолу.

 От изумления у миссис Биквит отвисла челюсть. Лишь через несколько мгновений она подобрала ее, звучно фыркнула и убралась прочь.

 Почувствовав, как дрогнула рука мистера Тримбла, я покосилась на него и увидела, что он едва сдерживает смех.

 — Полагаю, я снова сказала нечто такое, чего говорить была не должна.