Из всего этого следует прежде всего то, что бывшие советские военнопленные – одна из самых пострадавших категорий жертв нацизма и сталинизма (вот уж поистине «жертвы двух диктатур»!) – и в постсоветских государствах продолжали и продолжают оставаться самой дискриминированной группой. Унизительный процесс их гражданской реабилитации растянулся на полвека (и это при том, что никакой юридической вины перед своим государством у них не было). Россия, например, официально пересмотрела свою позицию по существу только в 1995 году – накануне 50-летия Победы. Президент РФ Б.Н.Ельцин воспользовался юбилеем как бы для исправления исторических ошибок советских и российских чиновников и 24 января 1995 года издал Указ № 63 «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». Аттестуя действия партийного и государственного руководства бывшего СССР в отношении репатриированных граждан как политические репрессии, противоречащие основным правам человека и гражданина, указ восстанавливал, – хотя и с феерическим опозданием, – минимальную историческую справедливость. Спустя 40 лет после окончания войны бывших военнопленных официально признавали участниками войны (что само по себе гротескно)! Тем, кто дожил до этого дня, отныне полагались соответствующие удостоверения и установленные законодательством льготы.

Но этот указ шел гораздо дальше: он признавал военнопленных не только участниками войны, но еще и жертвами нацизма. Для этого Правительству РФ вменялось в обязанность «рассмотреть вопрос о распространении на бывших советских военнопленных условий и порядка выплаты компенсации лицам, подвергшимся нацистским преследованиям, установленных постановлением Правительства РФ от 2 августа 1994 года, с отнесением этих расходов за счет средств Фонда взаимопонимания и примирения либо изыскания других источников финансирования».

Процесс выплаты компенсаций бывшим принудительным рабочим – сложная политико-финансовая конструкция, родившаяся в ходе формально многосторонних (а по существу немецко-американских) переговоров, ведшихся в конце 1990-х – начале 2000-х гг. Согласно Закону о создании Федерального фонда «Память, ответственность, будущее» от 2 августа 2000 года означенный фонд выплачивает те или иные формы компенсации миллионам бывших принудительных рабочих, жертвам Холокоста и некоторым другим категориям жертв нацистских преследований.

Бывшие советские военнопленные, снова не имевшие лобби в лице ни одной из договаривающихся сторон, были начисто исключены из переговорного, а позднее и из компенсационного процесса. Глава российской делегации на переговорах посол по особым поручениям В.И. Коптельцев, по его словам, и поднимал вопрос об их компенсации[239], но не встретил поддержки ни у кого.

Ради недопущения их к процессу компенсации немецкая сторона не поленилась ввести специальный параграф в Закон о Фонде «Взаимонимание». Абзац 3 параграфа 11 Закона о создании Федерального фонда «Память, ответственность, будущее» от 2 августа 2000 года гласит: «Пребывание в плену не является основанием для получения компенсации». Лишь те военнопленные, кто были не только в шталагах, но и в концлагерях и могли бы это документально подтвердить, признавались правомочными на получение компенсации.

Юридическим прикрытием тут послужили ссылки на международное право, допускающее привлечение части военнопленных к труду, а также погашение всех вопросов о военнопленных в рамках репарационных соглашений и Лондонского соглашения о долгах от 1953 года, к которому, правда, Советский Союз не присоединился.

Этот параграф опускал перед ними шлагбаум по той причине, что все, что с ними связано, уже урегулировано в рамках международного права. При этом делается историческое «сальто-мортале», а именно невероятно вольное допущение о том, что советские военнопленные – это такие же нормальные военнопленные, как, скажем, американские, английские, французские или польские. И все это – после того, как были написаны тома о том, как на самом деле вермахт и СС обходились с пленными красноармейцами! А ведь вот уж кому выпало лиха! Сначала – смерть или смертный страх – от фашистов, затем насильственный труд и презрение – от своих, после репатриации, а теперь, наконец, и третий раунд: унижение и циничное игнорирование – от цивилизованных стран, красиво рассуждающих об исторической ответственности и о моральных ценностях.

Историческая наука решительно не подтверждает такой уравнительной интерпретации, в свете многочисленных исследований немецких и российских историков представляющейся нечем иным, как сознательной фальсификацией и циничный подлог.

Ни в каком параграфе Женевской конвенции 1929 года пленившей стороне не предоставляется право сортировать военнопленных по национальному или функциональному признаку и те или иные отобранные категории, скажем, евреев и комиссаров, – практически на месте, без суда и следствия, «ликвидировать». А режим содержания! А рационы питания (точнее, голодания)! А система наказаний! – все это безоговорочно выводит советских военнопленных из-под действия направленного против них параграфа, но они все равно ничего не получат, потому что в этом заключалась недальновидная и некомпетентная, но в целом довольно отчетливая политическая воля всей российской переговорной команды.

Вот что значит не иметь никакого лобби! А с американской стороны никаких протестов по этому поводу не последовало: в Америке у русских военнопленных никакого лобби тоже нет, так что до их коллективного иска дело не дошло.

Единственным способом вернуться к содержательной постановке вопроса об исторически корректной интерпретации советских военнопленных и их правомочии на получение компенсации за принудительный труд оставался, как представлялось, суд.

В начале ноября 2002 года берлинский адвокат Стефан Ташьян, у которого накопилось несколько сот заявлений от бывших советских военнопленных, преимущественно из Армении, подал в Берлинский административный суд пробный иск от имени двух из них – 82-летнего Ишхана Мелконяна и 79-летнего Паргева Захаряна, проживающих в Армении. Ответчиками выступали Федеральное Министерство финансов и Фонд «Память, ответственность и будущее». Предметом иска являлась даже не сама компенсация, а подтверждение полномочия истцов на ее получение[240]. Адвокат не имел возможности подать иск ранее, поскольку получение необходимых для этого официальных отказов Российского фонда «Взаимопонимание и примирение» вместо декларированных двух-трех недель потребовало почти пяти месяцев, ушедших на согласование текста такого отказа с означенным берлинским Фондом, пикантным образом являвшимся, вместе с Министерством финансов ФРГ, ответчиком по иску С.Ташьяна.

Учитывая возраст истцов, сам иск был рассмотрен ускоренным порядком. 4 марта 2003 года суд огласил свое решение от 28 февраля: иск отклонен, военнопленные проиграли и эту битву. Аргументация судьи не затрагивала содержательную и ограничивалась лишь формальной стороной дела. Во-первых, сама подача иска признана неправомочной, поскольку, государственный надзор осуществляется в интересах не отдельных личностей, но всего общества. Во-вторых, у истцов нет так называемого субъективного права, поскольку между ними и Федеральным фондом «Память, ответственность и будущее» не существует правовых взаимоотношений. А главное – данная компенсация есть исполнение Германией ее морального и исторического долга, но никак не правового; поэтому нельзя обязать ее выплачивать что-либо помимо того, на что она добровольно согласилась.