«– Это надо делать уже сейчас…» – сказал папаша Зелинский.

«Пиши дневник. Мы живем в интересное историческое время», – как бы вторил ему отец Тамары.

Каунасский дневник Тамары Лазерсон (1929–2015), как и приближающиеся к нему по стилю записки ее брата Виктора (1927–1980)[266], – это классический случай восторженного отклика впечатлительной души еврейского подростка на зов и погудку исторического универсума.

Но всякий дневник – это еще и сугубо интимный жест, не только запись вчера или только что пережитого или увиденного, но еще и откровенное письмо самому себе и одновременно кому-то, кто когда-нибудь его найдет, откроет, прочтет и, возможно, оценит.

За редкими исключениями Тамара Лазерсон писала в дневник каждый день. Сначала – коротко, фиксируя одни только факты (вплоть до цен на продукты или на дрова) и, изредка, эмоции, но со временем факты перестали удовлетворять и записи ее стали расти. Дневник стал ее самым верным другом, общаться с которым переросло даже не в привычку – в потребность. Часто она и обращалась к нему как к другу, на «ты», а уходя в укрытие и не имея возможности взять его с собой, Тамара, как с другом, с ним и попрощалась. А когда дневник, полгода пролежав в земле (куда в жестяной коробке его закопал брат), снова лег в ее руки, как ни в чем не бывало она раскрыла его на пустой странице и… продолжила записи!

А как же иначе?..

Книга Тамары и Виктора Лазерсонов, ядром которой является «Дневник Тамары», содержит ценнейший исторический материал о Каунасском гетто, но, конечно, не заменяет собой его историю. Знание ее основных вех поможет читателю лучше сориентироваться в самом дневнике[267].

Каунас был оставлен Красной армией 23 июня 1941 года и освобожден только 1 августа 1944 года, так что время, проведенное его жителями под гитлеровской оккупацией, наверное, одно из самых долгих: 1135 дней.

Лишь очень немногие (наверное, сотни) из 33 тысяч евреев[268], проживавших в начале 1941 года в Каунасе и составлявших пятую часть населения города, успели эвакуироваться в первые два дня войны. Часть из них (наверное, десятки) так и не успела вырваться из немецких тисков (вся Литва была занята уже к 30 июня) и вернулась; еще часть (тоже десятки) погибла под бомбежками.

Уже вечером 23 июня власть в Каунасе захватили «литовские партизаны» Фронта литовских активистов. Полковник Юргис Бобялис, провозгласивший себя в эту ночь военным комендантом Каунаса и Каунасского уезда, был оставлен в этом качестве и прибывшими назавтра немцами, сместившими его с должности 24 июля (литовская военная комендатура действовала дольше – лишь в начале октября 1941 года она была официально подчинена немецким властям). С 24 июня в городе началась «охота» на не успевших эвакуироваться коммунистов и советских работников: их отправляли в центральную тюрьму на ул. Мицкявичюса, и среди арестованных были, разумеется, и евреи. Однако массовых убийств и погромов именно евреев в первый день еще не было.

Они начались назавтра – с прибытием в Каунас, практически вместе с войсками, подразделений немецкой полиции безопасности и СД: в Каунасе орудовало айнзатцкомандо 1«б» под началом оберштурмфюрера СС Эриха Эрлингера (уже 2 июля его сменил штандартенфюрер СС Карл Егер).

Но свои немецкие руки Эрлингер, Егер и Шталекер (командир айнзатцгруппы А) в Каунасе поберегли: миссию погромщиков и палачей евреев тут охотно переняли литовцы.

Самые крупные погромы произошли 25–26 июня в Вилиямполе, пригороде Каунаса с преобладанием еврейского населения: «литовские партизаны» врывались в еврейские жилища, без разбора убивали евреев (кровавый итог – около 600 трупов) и грабили их имущество. 27 июня 1941 года в самом центре Каунаса, на проспекте Витаутаса, всего в 200 м от штаба 16-й немецкой армии «партизаны» зверски убили несколько десятков схваченных ими мужчин-евреев железными ломами. Эта первая погромная волна продолжалась до 29 июня: за пятеро суток город недосчитался 3800 евреев, или больше, чем каждого десятого.

В начале июля 1941 года, когда городская тюрьма переполнилась, начались систематические расстрелы евреев-заложников в VII форте. Непосредственными исполнителями были две роты 1-го литовского полицейского батальона. Между 4 и 11 июля, в несколько присестов, было ликвидировано еще около 4 тыс. каунасских евреев: одним из них, по всей видимости, был комсомолец Рудик Лазерсон, старший брат Тамары. В итоге за первые две-три недели община потеряла около 7800 человек, или почти четверть своих членов. Ни в каком другом крупном оккупированном городе экзекуции не носили столь стремительного и столь массового характера!

7 июля, то есть в самый разгар расстрелов, Егер назначил первый юденрат во главе с д-ром Григорием Вольфом (вскоре его заменил избранный 4 августа д-р Эльханан Элькес). Всем оставшихся в живых евреям приказали между 15 июля и 15 августа переселиться в Вилиямполь, где было организовано гетто, с востока и юго-востока оконтуренное рекой Нерис (Вилия). С собой разрешалось взять только одежду и посуду, а оставленное в еврейских квартирах имущество перешло в ведение городского самоуправления. Начиная с 12 июля все евреи должны были носить на левой стороне груди желтую звезду, а с 28 июля им запрещалось и ходить по тротуарам, посещать места общественного отдыха и пользоваться общественным транспортом. Евреям, бежавшим из города, возвращаться в него тоже запрещалось.

Когда в конце июля 1941 года Каунас вошел в состав Рейхскомиссариата «Остланд», власть в городе перешла от военных в руки гражданской немецкой администрации. Вплоть до осени 1943 года все вопросы, связанные с евреями (управление гетто, еврейское имущество, рабочая сила) находились в ведении городского комиссара. Им был оберфюрер СС Ганс Крамер, а его адъютант, оберштурмфюрер СС Фритц Йордан, фактически был комендантом гетто.

15 августа гетто «закупорили»: его периметр был обнесен колючей проволокой и охранялся снаружи немецкими и литовскими (рота Национал-социалистического моторизованного корпуса) полицейскими, располагавшимися через каждые 100–200 м. Комендатура находилась за пределами гетто на ул. Веленос, комендантом охраны был немец Вилли Козловски.

В 350 домах гетто, на территории в 2 км², было расселено около 30 тыс. чел., на каждого приходилось около 6 м² жилой площади (в т. ч. 3,5 м² полезной). Территориально оно было разбито на два района – «Большое гетто» и «Малое гетто», соединенные мостом через улицу Панеряй. Не было в них ни канализации, ни водопровода, ни поликлиники, ни бани.

Жизнь в гетто осложнялась запретами: без специальных разрешений узникам запрещалось выходить в город, вносить в него продукты и торговать ими, покупать и читать газеты, слушать радио, посылать письма, общаться с арийцами и военнопленными, рожать детей и т. д. В первые месяцы очень сложной была продовольственная проблема: продукты распределялись между узниками юденратом. Еженедельная норма одного человека составляла 700 г хлеба, 125 г муки, 125 г мяса (чаще всего лошадиного) и эрзац-кофе. Это заставляло узников рисковать и проносить купленные или обмененные в городе товары.

После месячной паузы, связанной с организацией гетто, уничтожение еврейского населения Каунаса продолжилось. 18 августа юденрат получил приказ Йордана собрать интеллигентов-мужчин, якобы, для работы в городском архиве: рассчитывая на приемлемый характер работы и лучшую оплату, многие интеллигенты пришли добровольно. Однако всех их, 534 еврея, вывезли на IV форт и расстреляли. 26 сентября – в ответ на покушение на Козловски – полицейские провели облаву на улицах Ариогалос и Велионос: 1608 захваченных евреев – в основном, пожилых, больных и детей увезли на IV форт и расстреляли.