Природа

Не очень спешила

Провидеть свою благодать,

Пока, заскучав, не решила

Себе Человека создать.

Природа

В работе неспорой,

Незримое что-то творя,

Предгорья

Вздвигала на горы,

Бросала моря

На моря.

В горячке,

В бреду,

В наважденье

Земля, потерявшая стыд,

Так мучилась

В корчах рожденья,

Что даже срывалась

С орбит.

Громада

Кружилась,

Металась,

Глазеющих звезд

Не стыдясь,

Чтоб некая

Малая малость

Однажды живой родилась.

Не смея

В удачу поверить,

Ей некого было спросить,

Как малую малость лелеять,

Как ей

Человека растить.

Чтоб тело

Над миром парило,

Чтоб воды давались, легки,

Она ему крылья дарила,

Кроила ему плавники.

В заботе

И счет потеряла

Периодам,

Эрам,

Векам,

Когда не спеша

Примеряла,

Где быть

И ногам и рукам.

И снова

Дымила,

Чадила,

Крепила,

Чтоб сила была.

Сначала она начудила:

Трехглазым его создала.

И снова

Дышала могутно,

Чтоб свет его жизни

Не мерк.

Рожденный

Вот так многотрудно,

Чем занялся он,

Человек?

Чем?

С первой извилиной мозга

Он стал сучковатым древьем

Губить черновые наброски

Себя —

То, что стало зверьем.

За жизнь

Научившийся драться,

Губил он и рвал на куски

Улики недавнего братства,

Рожденья

Из той же музги.

Как нелюди,

Жившие в нетях,

Едва отойдя от горилл,

Природы нахальные дети

С дубиной

Полезли в цари.

Они

С первобытным пристрастьем,

Уже посягнув на миры,

Царят с превышением власти

С тех пор

И до нашей поры.

1971

Я — словно дом…

За беглецом — беглец,

В нем каждый год

Меняется жилец.

Сначала в доме

За его пазами

Жил мудрый мальчик

С тихими глазами.

Трудолюбивый,

Жадный до всего,

Все в дом тащил

И украшал его.

Для бурь и стуж,

Предвидя с ними встречи,

Он душу сложил

В меру русской печи.

Когда оставил он

Свое жилье,

В его проектах

Уже было все.

За мальчиком

Жил юноша в дому,

Во всем послушный

Мальчику тому.

Тот наказал взлететь

Во звездный рост,

И юноша взлетел

Почти до звезд.

Тот наказал не пить,

И он не пил,

Табачным дымом

Стены не коптил.

И вдруг явился,

Не подав вестей,

Неукротимый

Человек страстей.

Дом задрожал

И загудел от встрясок,

От переделок,

Выпивок и плясок.

Еще сырой,

Невыстоянный в лето,

Дом затрещал,

Огнями перегретый.

Не только в дом,

Теперь, страстьми ведомый,

Жилец уже

Потаскивал из дома.

Но тут на смену

Жизни гулевой

Пришел суровый

Мастер цеховой.

В нем уже все —

Бунт сердца,

Крик души

Смиряли

Заводские чертежи.

Те чертежи —

Дороги в бездорожье,

Как истины

Несовместимы с ложью.

Они учили

В их хитросплетеньях

Мир прозревать

Во многих измереньях.

И лишь потом,

Познавший тайну эту,

Я дал в себе

Прибежище поэту.

Мечтатель,

Истязатель сам,

И кроме

Он всех вернул,

Кто жил однажды в доме.

Всех, всех вернул,

Смешал в себе охотно —

И мальчика,

И летчика,

И мота.

Он мог весь дом

На бревна раскатить,

Чтобы дорогу к милой

Намостить,

Мог, как Нерон

С потемками в мозгу,

Полдома сжечь,

Чтоб осветить строку.

Душа поэта

Где-то кочевала,

Случалось, что в дому

Не ночевала.

Поэт строчит,

Пыхтит, дымит к тому же,

Поэту хорошо,

А дому — хуже.

Старело все,

Что прошлое скопило:

Кривились стены,

Падали стропила.

Венцы в беде.

Сменить бы два венца

И снова ждать

Хорошего жильца.

1972